Прекрасное чудовище

– Мама.– Я беру ее трясущиеся руки в свои. — Что ты сказал полиции?

– Все. Я рассказал им все, что знал. В том числе и по поводу той поставки наркотиков. Но полиция не должна была совершать обыски в порту. Мне сказали, что они продолжат слежку, поскольку у них пока недостаточно улик против самого Манкузо. Этот детектив заверил меня, что нас троих увезут прежде, чем произойдет что-нибудь, что могло бы выдать мою причастность. Он сказал, что ему необходимо обеспечить мою безопасность как потенциального ключевого свидетеля обвинения.

Мой желудок падает на пол, меня охватывает страх. В моей голове начинают реветь сигналы тревоги. Половина местной полиции получает зарплату от Коза Ностры. Один из прислужников Манкузо, должно быть, узнал, что детектив разговаривал с кем-то внутри, и его вывели. Сбрасывать трупы в море — стандартный прием Семьи.

— Мы это исправим, — хриплю я. – Они не знают, что это был ты. Мы будем-–

Я замолчал, услышав звук подъезжающей к дому машины. Моя голова поворачивается к окну, выходящему во двор. Не одна, а две черные машины подъехали к нашему подъезду. Первый — обычный на вид седан, такой же, как тот, на котором ездит Калоджеро. Но вторая машина — элегантный лимузин с тонированными стеклами. Машина дона.

– Они знают.– Едва слышные слова слетают с маминых губ.

Отвернувшись от меня, она бросается к кухонному шкафу и в истерике начинает доставать из него чистящие средства.

– Иди за Гвидо– , — говорит она. – Можно вылезти из окна. Видит Бог, ты делал это достаточно раз.

Я хватаю пистолет, спрятанный на верхней полке среди баночек со специями. – Я никуда не поеду.–

Мама приближается ко мне, ее глаза полны непоколебимой решимости, и она сует мне в свободную руку полиэтиленовый пакет. – Деньги. Еще есть записка с контактным номером человека из Мессины, который организует вашу поездку в Америку.

Звук приближающихся ног. Несколько из них. Подходим к нашей входной двери.

– Мама . . . Слова застревают у меня в горле.

– Мои действия будут расценены как величайшее предательство, Рафаэль. Они не дадут мне жить. И они убьют тебя и Гвидо, если ты останешься здесь. Ты знаешь это так же хорошо, как и я. Она осторожно высвобождает мои пальцы из рукоятки пистолета, забирая оружие. – Если ты любишь меня, ты схватишь своего брата и убежишь.

Мой разум кружится, пытаясь найти выход. Нет никакого. Нарушение омерты означает смертный приговор для всей семьи. Детей, которые слишком малы и ничего не знают о делах Коза Ностры, можно пощадить. Но Манкузо не доброжелательный человек. Он захочет показать всем нам пример. Я уже мертв, это факт. Гвидо всего четыре года, но я не сомневаюсь, что дон решит убить и моего брата.

Я хватаю маму за руку. — Ты тоже придешь.

– Они придут за нами. Но если я. . . оставаться . . . этого может быть достаточно. А это может означать, что они не будут вас преследовать.

Нет! Как я могу бежать и просто бросить свою мать на смерть?

Пронзительный звонок дверного звонка разносится по всему дому, гремя внутри моего черепа, словно взорванный блок тротила. – Я не могу.

– Подумай о своем брате, Рафаэле. Мама наклоняет мое лицо вниз и целует меня в лоб. – Пожалуйста. Не разбивай сердце своей матери.

Я с трудом сглатываю. Горло почти не работает.

Обхватив пальцами полиэтиленовый пакет, я сжимаю его изо всех сил.

– Это мой мальчик.– Она кивает. – Идти. И никогда сюда не возвращайся.

Отчаяние сталкивается с яростью в моей груди, разрывая меня на части. Рука матери выпадает из моей. Я делаю шаг назад и бегу по коридору. Прежде чем броситься в спальню, я останавливаюсь на секунду, чтобы в последний раз взглянуть на маму. Она остановилась у входной двери, высоко подняв голову и потянувшись к ручке.

— Я возвращаюсь, — шепчу я, закрывая за собой дверь спальни. – Я вернусь и убью их всех.

Я повторяю это обещание снова и снова, прижимая к груди спящего брата. Он бормочет что-то о своих автомобильных игрушках, пока я открываю оконное стекло. С ним на руках я проскальзываю через щель и бегу к деревьям, обрамляющим территорию позади участка.

И я продолжаю повторять свое обещание, как мантру, стоя, спрятавшись за вечнозеленым кустарником, и мои глаза устремлены на окно нашей гостиной.

Наблюдаю, как дон сицилийской Коза Ностры прижимает ствол своего пистолета к голове моей матери, а затем нажимает на спусковой крючок.

Глава 12

Сегодняшний день

Когда мы подъезжаем к особняку, на подъездной дорожке припаркованы четыре черных автомобиля. У входной двери стоит мужчина с полуавтоматическим оружием.

– Подожди здесь– , — говорит Рафаэль, выключая зажигание и выходя из машины. Никаких следов того смеющегося человека, с которым я ужинал меньше часа назад, не осталось.

Подойдя, он обменивается несколькими предложениями с вновь прибывшим, затем возвращается и открывает дверцу моей машины.

— Я отведу тебя в твою комнату, — говорит он, его лицо становится суровым. — Будет лучше, если ты останешься там до конца ночи.

– Хорошо.–

Рафаэль кивает, затем просовывает руки мне под ноги и поднимает меня с сиденья. Я открываю рот, чтобы возразить, но затем мой взгляд падает на большое темное пятно, окрашивающее гравий у ног Рафаэля. Похоже на разлив моторного масла на подъездной дорожке. Мужчина с винтовкой держит входную дверь открытой, чтобы Рафаэль мог перенести меня внутрь. Я ожидаю, что он уложит меня в любую секунду, пока я не замечу новые пятна на полу в вестибюле. Однако теперь я вижу, что они не черные, как я думал, а темно-малиновые.

Кровь.

Я крепче сжимаю шею Рафаэля, глядя через плечо, пока он поднимается по лестнице. Кровавый след огибает тропинку от входа к дверному проему, ведущему в винный погреб, где он исчезает из виду. Я не чужд крови. Людей моего отца часто приходится сшивать вместе у нас дома, обычно на кухне. Но я никогда не видел такого количества этой жизненно важной телесной жидкости в одном месте.

— Что там произошло? — шепчу я, пока Рафаэль несет меня в спальню.

– Пока ничего. Они ждут, когда я начну.

Лунный свет струится в затемненную комнату через открытую балконную дверь, заливая интерьер голубоватым сиянием. Здесь тихо, единственными звуками являются далекий грохот волн о берег и ритм нашего дыхания. Блеск небес отражается в глазах Рафаэля. Это единственное, что я могу ясно видеть, когда его лицо частично скрыто темнотой.

Но даже при скудном освещении невозможно не заметить скопление толстых неровных шрамов на его лице. Одна строка особенно выделяется. Почти три дюйма в длину, он проходит от подбородка к губам и слегка отклоняется в сторону носа, образуя трещину в покрытой щетиной нижней части лица. Есть еще один, почти такой же заметный, начинающийся прямо над его ухом и пересекающий левую щеку ко рту. Он тянет уголок его губ вниз, придавая ему постоянный хмурый вид.