Прекрасное далёко

Впервые Коля познакомился с такой концепцией в далёком детстве на папиной каске. Но кроме шахтёров идею в Союзе никто не эксплуатировал. Люди привычно носят фонарики в руках, занимая такую нужную порой конечность. А что может быть проще – сделать такой обруч или тесьму вокруг головы, а просто на шапку закрепить плоский фонарик и ходить со свободными руками. Дверца открылась легко, и да, она выглядела слегка новее, чем еще час назад. «Ага, сорок пять лет вперед. Предположительно» - поправил себя Николай. Он глубоко вдохнул, задержал дыхание, словно перед прыжком в воду, а потом решительно открыл дверцу. Впереди, на противоположной стороне зала виднелось пятно света на полу. То есть на улице сейчас светло, уже хорошо.

Сняв с головы футуристический по меркам семидесятых годов налобный фонарь, Герасимов убрал его в рюкзак, и пошёл почти на ощупь, держа рюкзак на одном плече, чтоб была возможность его быстро сбросить. Кто знает, что ждёт его за стальной решёткой входной двери? Мусор в коридорчике, это было знакомо и узнаваемо, особенно пустые банки из-под тушёнки. Стоп! А это что такое?! Да это же его собственный рюкзачина! Ха! Выходит, всё получилось! Как минимум, он не в глубокой древности, а по состоянию оставленных в этом времени вещей можно понять, что валяются они не так уже давно – ничего не сгнило. Второй, вернее, первый рюкзак повис на втором плече, Николай продолжил путь к выходу, надеясь не встретить новых сюрпризов. Дойдя до двери наружу, он чуть не хлопнул себя по лбу от досады, но помешал тяжкий груз на его плечах. Надо же было и сюда захватить замок понадёжнее! Ведь висит железка от честных людей, как он мог забыть этот момент! Ну ладно, зато замок старый, ржавый, как говорят в будущем, аутентичный эпохе.

А на полянке перед входом висели уже высохшие вещички Николая. Только футболка свалилась, унесенная ветром в сторону. Ага, бельишко – это в тему, теперь можно полностью одеться в то самое советское, замызганное и кондово-надёжное имущество. Вещи из двух рюкзаков были выложены и перепакованы. Глупо будет выглядеть, если Герасимов найдётся с двумя рюкзаками. Во второй пошло бельишко из двадцать первого века, налобный фонарик и… и всё. Нет, еще консервные банки без этикеток надо убрать туда же. Не решился Коля делать схрон с половиной налички, не стал он туда укладывать батарею. Решил, что чем реже он будет сюда ходить, тем спокойнее будет всем, в первую очередь ему самому. Еще час ушел на устранение следов пребывания в ставшей родной и уютной пещере. А следов было немало, тут и сгоревшие факелы, и пустые консервные банки, и костровище…

Замок на решётке был заперт той же хитрой проволочкой, какой он его и открывал. Еще не ключ, уже не отмычка – Коля изготовил её в том времени. В очередной раз окинув взглядом место переноса и его окрестности, Герасимов решил, что хватит терять время и пошёл в сторону Теляково. Знакомая дорога, хорошая погода, лето свистит в листьях, зверушки шмыгают по своим делам. Зверушки – это хорошо, лишь бы на мишку не нарваться. Кто знает, где у него ареал обитания, прошлый раз медведи мясо стащили, хорошо, самого не ободрали. Кстати, хороший признак – лето. С учетом состояния бельишка на ветках можно предположить, что попал примерно туда, куда планировал. Слава неведомым учёным, сварганившим такую машину!

Вот только есть хочется, прямо даже жрать! Отшагал всего ничего, рано привал делать, вон только Коровий перевал. Или не рано? Ведь с раннего утра ничего не ел, а с той поры сорок пять лет прошло. Или это не считается? Тем более, они в обратную сторону того. Прошли как бы. Коля понял, что в этих материях он не ас, поэтому решил вопрос просто – сел на траву, достал из пакетика бутерброд и зажевал его с жадностью и урчанием. В классической лимонадной бутылке из стекла у него был припасён несладкий чай – всё, что нужно было взять с собой, бралось в таком виде, чтоб не дать потенциальным очевидцам повод для вопросов. Даже пресловутая батарея была заклеена в корпус из дешёвого серого картона в несколько слоёв, а потом еще и залита гудроном. Неспециалист легко определит какую-то промышленную батарейку второй половины двадцатого века. «Ю-эС-Би» разъёмов на ней не было, а индикаторы разряда Николай поместил под картон. Когда надо будет, он его расколупает и посмотрит.

Теляково впереди разворачивалось неспешно и величаво. Если сравнивать с той деревней, которую Николай наблюдал последние месяцы, то сейчас она прямо бурлила жизнью. Там жестит пустое ведро в руке пацана, бегущего куда-то, откуда-то слышен скрип чего-то деревянного, скотина мычит и всхрюкивает, из-за забора понесло беззлобным матерком … Не молчит деревня, не замирает в сонном оцепенении даже в разгар летнего зноя. Широкая улыбка невольно растянула лицо Герасимова, он словно вернулся из очень долгого путешествия. Именно так для себя определил слесарь автоколонны Семён, спортсмен и вечный студент-заочник.

– Чего лыбишься, товарищ начальник! Али так рад, что разблудился?

– Чего?

– Говорю, заблудился спервоначалу, а теперь разблудился, смотрю.

– Здорово, Семён! И впрямь, заблудился. Какой день сегодня?

– Второй, как мы тебя ищем. Все овраги облазили, все ямы пересмотрели – нигде не валяется твоя бренная тушка, поклёванная коршунами.

– Дак чего ей без дела валяться, вот принёс сюда. На всеобщее порицание, так сказать. Что бы, товарищи мои дорогие, могли вдоволь насладиться над бедой целого заместителя директора автоколонны. А я вас потом за это на рабочем месте поощрю.

– Да хорош, Николай! Говорил же Фёдор – пока мы в походе, никаких начальников и подчинённых, сплошная демократия и товарищество среди комсомольцев. Пошли скорее, народ как раз собрался. К обеду было договорено всем возвращаться с поисков и доклады делать.

– В милицию еще не заявляли?

– Где ты тут милицию увидал? Приезжает, говорят, раз в неделю участковый, опрашивает за житьё-бытьё.

– На бобике?

– На подводе.

– Участковый-подводник, это сильно. Если еще мигалку на хомут прикрепит, то вообще эпично будет смотреться.

– Какие слова мы выучили! А насчёт мигалки, раньше под дугу бубенцы вешали – чем тебе не мигалка?

Было приятно и тепло на душе от такого бессмысленного и беззаботного трёпа со своим товарищем, который завтра опять станет подчиненным. Честное нехитрое время, простые потребности и заботы. Что еще нужно? Ну если опустить бытовые мелочи и нехватку некоторых практически всех вещей, к которым Николай уже привык за неполные полгода пребывания в будущем. Открытые лица соратников, хитрые рожи барыг, презрительные взгляды продавщиц из гастронома… Всё привычно и знакомо, не надо напрягаться в упорном стремлении не спалиться. А вот ту поаккуратнее, товарищ механик, тут тоже можно встрять, причём всерьёз. Особенно, если не следить за языком и использовать всякие эпические словечки. Или начать требовать и «хотеть странного».

Когда Герасимов читал новый роман Стругацких «Трудно быть богом», его зацепила эта формулировка вины неведомого персонажа книги – хотел странного. По сюжету это было достаточным основанием для казни. В Советском Союзе за такое не казнят, но могут подвергнуть остракизму. Если странное не будет признано полезным с идеологической точки зрения. Тут оно как: мечтаешь засадить Марс яблонями – ты оптимист и новатор. Требуешь бесперебойного снабжения продуктами и культурного обслуживания – а это уже как карта ляжет. То ли ты вскрываешь отдельные недостатки и борешься за социалистический подход к хозяйствованию; то ли ты критикан и очернитель. А кто решает? Всё решают товарищи наверху, а не Румата Эсторский.

Хрень какая в голову лезет, подумал Герасимов и откинул хрень подальше. У него сейчас встреча с отрядом, который он не видел целые сутки с того момента, как потерялся. Тут важно не пережать. Чтоб не догадались, что потерялся во времени на полгода, чтоб не поняли, что потеряшка вполне нормально жил без товарищей.

– Ого! Народ, смотрите как Семену повезло! Какую зверушку нашли!

– Это не одному Семену, это нам всем повезло! А то пришлось бы руководству нового зама искать. Пришёл бы какой-нибудь индюк напыщенный, вот бы мы взвыли!