Прекрасное далёко
Шрифт:
Нервный смех не пробивался к поверхности, скорее пугал Колькино нутро и мешал планировать свои действия. Ему сейчас надо не бояться, а разговор выстраивать так, чтоб побольше вызнать да поменьше сказать о себе. Лишнее это сейчас, много про себя рассказывать.
Внутри всё оказалось гораздо лучше, чем снаружи. Оборванный вид тётки, резиновые сапоги, какая-то заношенная хламида и старая замызганная куртка поверх неё никак не намекали, что в доме будут симпатичные явно импортные обои на стенах, яркая цветастая клеёнка как из Японии на столе, жутко стильный светильник на потолке.
– Чего озираешься, засады боишься? Так нет её, у нас в Теляково сейчас много чего нет. Впрочем, как и в округе. Вот тебе чай, вот конфеты. Или чего посерьёзнее хочешь?
– Нет, совесть не позволит объедать бедную одинокую женщину. – Закинул удочку Герасимов. Он сейчас чувствовал себя секретным разведчиком, заброшенным в чужую и местами вражескую страну.
– Одинокая, это да. Бедная? С этим тоже не поспоришь. Но уж серого путника чем накормить найдется.
– Какого серого путника? – Николай заозирался, тем более что почувствовал в словах тётки какой-то пиетет перед упомянутым человеком. Она даже слово «серый» смогла сказать с большой буквы. «Серого Путника» - вот как звучало.
– А ведь верно! Ты ж не в сером плаще! Может ты никакой не Серый? Погоди, я точно тебя помню, ты тогда в этой же штормовке был. Или у вас плащи все кончились?
– Стоп! Я уже устал слушать про ваших Серых Путников. Кто они такие вообще?
– О как. И денег тогда у тебя нет?
– С деньгами всё нормально. Рублей пятнадцать есть на кармане.
– Тю! Насмешил, пятнадцать рублей! Коробку спичек купить на них прикажешь?
– У вас такие дорогие спички?
– Да, ты точно не Серый Путник. Они всё знают про нас.
– Про каких вас?
– Про людей. Я их сама не видела, но рассказывали взрослые вполголоса. Приходят такие в деревню за продуктами, по одному всегда, расплачивается Серый Путник всяким нужным, а то и деньгами, всегда щедро платит, не торгуясь. А потом лет через десять глядь – опять он пришел, и на лицо не поменялся, и одёжа всё та же. А может не через десять, а раньше или позже прийти. Дед говорил, он вырасти успел и состариться, а этот Серый всё в одной поре. Нелюдь, но полезная.
– А проследить за ними не пробовали?
– Говорят, был один умник. Был, да сплыл. Нечего лезть в дела нелюди, пока она жить не мешает. Только на моей жизни ни один не проходил через деревню.
– Ага.
– Чего «ага»? Чего знаешь про них? Обожди, что ты можешь знать, когда сам про них впервые от меня услышал!
– Ну, всяко бывает. Ты вот про меня знаешь чего-то, хотя бы имя. Притом, что никогда не видела.
– Это я-то тебя не видела?! Ага! Светка я, Шульженки дочка! Ты меня сорок пять лет назад с кабана восставшего сдернул. Да тебя вся деревня помнит. Помнила, когда люди жили.
– Ты Светка? Кнопка чумазая?
– Так ведь сколько времени минуло. Забыл?
– А я и не знал. Сел, включил, слез. А тут вона чего.
А про твоих Серых – кончилось их время, видимо. Видал я там плащ, валялся в пыли. И аккумулятор у машины сел.– У какой машины?
– У машины времени. Импортной, между прочим.
– Это понятно как раз. Что импортная, свои машины мы так и не научились строить. Американская?
– Французская. Да какая разница! Свет, как вообще всё?
– Да нормально. Живём потихоньку.
– Да? А так сразу и не скажешь. Деревни, считай и нет. Сорок пять лет, говоришь? А люди где?
– Старики поумирали, а кого и дети увезли. Молодёжь уехала, понятное дело.
– Кому понятное? В райкоме куда смотрят?
– Ха-ха-ха! Во ты сказанул! Ты из какого времени вообще?
– Из семьдесят седьмого. У нас там сейчас идет. Шёл.
– Забавно как! Из семьдесят седьмого. Погоди, так у тебя советские деньги?
– А какие еще? Вот. – И Николай полез в карман за кошельком.
– Ну-ка, ну-ка! Покажь, сто лет не видела эти бумажки. Ух ты, маленькие какие! Забыла уже. Я семидесятого года рождения, когда деньги поменяли, молодая была еще.
– Да ты, Свет, и сейчас ничего. Для своего возраста, я имею в виду. Тебе пятьдесят два же сейчас?
– Ага.
– Вот видишь! Три года до пенсии, а на старушку вообще не похожа! – Бросился подбадривать собеседницу Герасимов. Как мог.
– Сказал тоже, три года. Шалишь, Коля. Бабы на пенсию в шисят идут теперь. А мужики в шисят пять.
Светка, как заметил Николай, то и дело бросала взгляд на микрокалькулятор, видимо ей срочно хотелось что-то посчитать. Может даже проверить, сколько лет прошло. Не все же пожилые люди в уме могут двухзначные числа складывать и вычитать. Женщина заметила, что её желание не секрет и всё-таки взяла калькулятор в левую ладонь. Указательным пальцем быстро потыкала по кнопкам, а потом зачем-то приложила калькулятор к уху.
– Семен! – неожиданно громко заголосила Светка, - у нас всё в силе? Ты сегодня как обычно поедешь? А для меня всё по списку купил? Спасибо тебе большое!
Герасимов чуть с табуретки не сверзился от такой эскапады, а может от того, что слишком резко повернулся ко входу на летнюю кухню. Поперхнулся чаем, но хоть не облился – переодеваться-то не во что. В дверях не было никакого Семена, около окна во дворе тоже никого. А хозяйка дома продолжала кричать:
– Я сегодня рассчитаюсь, не волнуйся. Да, деньги есть сейчас. Нет. Да ты и так помогаешь! Еще раз, спасибо! Увидимся сегодня. Да. Я женщина свободная, могу и иначе отблагодарить, ты только намекни.
Создавалось впечатление, что она с кем-то разговаривает, а её фразы – ответы на реплики воображаемого собеседника. «Кабзда информатору! Умом бабка тронулась от одиночества» - решил для себя Николай. Когда взрослая тетка играется с микрокалькулятором в телефон, это диагноз.
– Николай, выдохни! Выдыхай, говорю. Это телефон у мен в руке! Вот же повылезают тролли подгорные, да на мобилы крестятся.
– Чего?
– Того. Пока ты во времени путешествовал, мир не стоял на месте. На, гляди, только из моих рук.