Прекрасное видение

– Привет, Маринка! – полез здороваться Вовка. Девица по-матерински чмокнула его в макушку.

– Ты зачем здесь? – неприязненно спросил Бес.

– За спросом! – отпарировала девица. – Твои все на барахолке, меня послали. Садитесь уже, поехали!

– А ну марш из-за руля, – заявил Яшка и, потеснив Маринку, сел на место водителя. – Права сначала получи, блоха конопатая.

Девица, ничуть не обидевшись, села рядом, подождала, пока мы все спрессуемся на заднем сиденье, и, когда «букашка» вывернула на дорогу, начала вводить Беса в курс дела.

Национальный вопрос заострился на барахолке после полудня, когда в торговых рядах появились «левые лохи». По прикидке Маринки, торговавшей в нескольких шагах от места происшествия турецкими «кожанками», «левые» были из компании ореховских братков, давно зарившихся на мелкобесовскую барахолку. Пройдясь хозяйской походкой по рядам, они прицепились к фирме «Арарат», мирно торговавшей разноцветными коврами. Армянам скандал был ни к чему, и они до последней возможности держали нейтралитет, не замечая даже оскорблений по адресу собственных задниц. Но потом один из «левых» непечатно высказался по поводу матери Армена, и шаткая стабильность международного положения на барахолке рухнула – начался мордобой. «Лохов» было человек десять, армян – трое, но уже через минуту на подмогу примчались абхазцы из соседнего ряда. Несколько русских торговцев с воплями: «Не хрен, падлы, наших черных гонять!» – также выступили на стороне национального меньшинства. Битва была короткой, но яростной. Вскоре «левые» позорно отступили, оставив на поле брани свою машину, но пообещали вернуться с подкреплением и спалить «тараканник». Победившая сторона приуныла: угроза была серьезной. Все понимали – никакая милиция не будет защищать лиц кавказской национальности.

«Тараканником» именовалось левое крыло нашего дома, почти сплошь заселенное торгующими на барахолке кавказцами и их семьями. Каким-то образом они умудрялись селиться рядом, снимая, скупая и обменивая квартиры во всех доступных вариантах. Смуглые ребята в кожаных куртках кучковались вечерами во дворе, беседуя о своих делах и провожая мечтательными взглядами шествующих мимо дам. Бабки на лавочках бурчали: «Понаехали, черножопые…»

Ребята добродушно огрызались: «Свой жоп лучше помой, мать…»

Грустноглазые мамаши по утрам водили детей в школу. Старухи в черном, с резкими замкнутыми лицами стояли в очередях и пасли во дворе внуков. Весь этот народец был шумным, суетливым, но абсолютно безобидным и всеми силами избегал конфликтов с местным населением. Добрая половина торговцев не имела ни прописки, ни регистрации – не говоря уже об их многочисленных родственниках. Обитатели «тараканника» платили определенную мзду братьям Мелкобесовым, и на барахолке их не трогали.

Услышав угрозу в адрес «тараканника», доблестные сыны гор окончательно струхнули, в спешном порядке отыскали троих имеющихся в наличии Мелкобесовых и воззвали о помощи. Пока Бесы мобилизовывали свою армию и готовились к внезапной войне, ореховские исполнили обещание: в окно нижнего этажа «тараканника», разбив стекло, влетела шашка с газом. Крикливое население дома в считаные минуты высыпало наружу с детьми, женами, старухами и узлами, расселось во дворе и начало ждать погрома. Бесы, растерявшись, позвонили Яшке и отрядили за ним на вокзал Маринку, которая, побив все рекорды Шумахера, затратила на дорогу пятнадцать минут.

«Букашка» влетела во двор на бешеной скорости, и к выпрыгнувшему из машины Яшке со всех сторон кинулись обитатели «тараканника». Двор взорвался гортанными криками, воплями и обвинениями. Перед Бесом мелькали сверкающие глаза, оскаленные зубы, перекошенные лица.

– Смотри, что делается, Бес! Собаки, шакалы – детей газом травить!

– Клянусь, ничего не делали! Не ругались, не грозили, не трогали их! Они сами начали! Женщины уже боятся со двора выходить! Нам что – на улице ночевать? Ночью минус двадцать пять обещали!

– Сказали – вернутся, Бес! Сказали – всех перестреляют! Вах, женщины, дети при чем?!

– Мы тебе зачем платим, да? Чтобы наших детей убивали, да? Чтобы дом спалили, да?!! Вы уже ореховских унять не можете – так и говори! За что деньги берешь, дорогой?

Столпившиеся у подъезда женщины ревели на все голоса. Из окон с любопытством выглядывали аборигены дома. Яшка нахмурился. Рявкнул:

– Ш-ш-ша, чернота! Разберемся! Где мои?

Из толпы выбрались Мелкобесовы. Яшка отвел их в сторону и открыл экстренное совещание. Несколько кавказцев подошли было к ним, но, узрев внушительный Яшкин кулак, поспешно восстановили дистанцию. Я сидела в машине, и до меня доносились обрывки фраз:

– Тут большим дерьмом пахнет… Могут правда подпалить.

– Борик ореховский давно грабки тянет…

– Да хрен ему летающий, а не барахолка! Не хочет на авторитете решать – будет ему разборка по всей программе! Народ вон уже сползается. Прохор людей дает, Мустафа быков прислал, у Лысого тоже собираются…

– Да? А черноту куда девать? Они домой идти боятся.

– Куда-куда… К нам, что ли, давайте пока. Матери сказали?

– Катька ее убалтывать пошла… Да куда их всех к нам? Хата не резиновая!

– Можно половину ко мне, – предложила я. Мелкобесовы притихли и недоверчиво повернулись в мою сторону.

– Софью Павловну кондратий не хватит? – озабоченно спросил Бес. – Ты это… Скажи ей, что ненадолго. Пока мы с ореховскими разбираться будем, пусть посидят.

Из подъезда выбежала Катька в тапочках и пальто внакидку. Не заметив нас, пронеслась к группе женщин, стоящих возле узлов и растерянно прижимающих к себе детей:

– Каринка! Зарка! Долго мне вас дожидаться? Мелюзгу уже заморозили совсем! Поднимайтесь живо к нам! А где Мириам? Сто раз вас приглашать?!

– Эй, Катька! – окликнул ее Бес. – Что мать говорит?

– Говорит – запускайте! Она как раз борщ сварила!

Упоминание о борще почему-то оказалось решающим. Всхлипывающие женщины, таща за собой детей и вещи, цепочкой потянулись к подъезду. Я побежала за ними, ворвалась в свою квартиру, извлекла из-за рояля бабушку и торопливо доложила обстановку.

Моя Софья Павловна отреагировала бурно:

– Мерзавцы! Выродки! Травить газом детей! Конечно, пусть переждут здесь. Это надолго?

– Яшка сказал – к ночи разберутся.

– Только бы без стрельбы… – вздохнула бабуля, закрывая крышку рояля и обводя взглядом комнату. – Слава богу, у нас чисто. Иди приглашай. Господи, стоило доживать до семидесяти лет, чтобы смотреть на вот это! Дикари! Варвары!

Вскоре квартира была полна смуглыми, испуганно переговаривающимися женщинами. На кухне основательно засели несколько старух в черном, дети набились в мою комнату. Вытащив для них с антресолей пыльный ящик со старыми игрушками, я убедилась, что бабуля полностью контролирует ситуацию, и убежала к Мелкобесовым.

У Бесов полным ходом шла подготовка к военным действиям. Я невольно вздрогнула, застав в прихожей близнецов, деловито проверяющих автоматы. Яшка возился с патронами, рассыпанными на промасленной бумаге, и одновременно отмахивался от наседающего на него Вовки:

– … а я сказал – будешь дома сидеть! Тебя там не хватало!

– Да, Васильич, в бога душу мать! Что я тебе – сявка?!

– Нос не дорос! Мать, ты следи за ним! На улицу не выпускай!

– Не выпущу, не беспокойся! – Мама-шеф появилась в прихожей с отчаянно ревущим армяненком на руках и грозным движением головы приказала Вовке следовать в кухню. Тот умоляюще посмотрел на старшего брата, но Яшка сквозь зубы велел не доводить до греха и занялся патронами.