Прекрасные господа из Буа-Доре

«Орган», или «сарацинка», или, как тогда говорили «сарацинская решетка», была одним из видом опускной решетки, менее дорогостоящей и менее тяжелой, чем железная «борона». Это ряд подвижных кольев, независимых один от другого, и свободно ходивших, как, впрочем, и решетка, под сводом проезжей башни. Простой механизм сарацинской решетки было дольше приводить в действие, чем механизм цельной решетки, но он давал то преимущество, что довольно было одного человека, помещенного в «камере управления», чтобы поднять один из кольев и открыть проход перебежчику, в случае необходимости, не открывая слишком широкого отверстия для осаждающих.

Камера управления — это комната или галерея внутри проезжей башни, над сводом. В полу имеется отверстие, позволяющее стражникам видеть у себя под ногами любого, кто пожелает войти или выйти. Эти отверстия позволяли также стрелять или бросать снаряды в осаждающих, когда им удавалось преодолеть ров и сломать опускную решетку, и под сводом завязывался новый бой.

Эта камера управления сообщалась с «мушараби», низкой зубчатой галереей, венчавшей аркаду решетки на внешней стороне башни.

Именно оттуда на врага сыпались градом пули и камни, мешая ему разрушить решетку.

Проезжая башня Брианта, содержавшая в себе эти средства защиты, была крупным овальным строением, повернутым широкой частью и размещенной на краю рва. Ее называли башней «ворот», в отличие от «калитки», о которой мы поговорим немного позже. Ворота вели в просторный двор, обнесенный оградой, где находились ферма, голубятня, гнездовье цапель, аллея для игры шарами и т. д., неизменно называвшийся «нижним двором», поскольку он всегда располагался ниже внутреннего двора.

Слева от нас тянется высокая стена сада, прорезанная кое-где узкими бойницами, откуда еще можно было, в случае внезапного нападения, укрыться и преследовать врага, захватившего нижний двор.

Мощеная дорога ведет прямо, вдоль этой стены, ко второй ограде, той, где второй ров, наполненный водой из маленькой речки, соединялся с прудом, расположенным в глубине внутреннего двора.

Через этот ров переброшен постоянный мост, то есть очень древний каменный мост, о чем свидетельствует его наклон под углом по отношению к башне входа.

Это был средневековый обычай, который одни любители древностей объясняют тем, что осаждающие лучники, подняв руку для выстрела, открывали свой бок осажденным лучникам. Другие говорят нам, что этот изгиб неизбежно останавливал порыв штурма. Впрочем, это неважно.

Башня калитки закрывала этот постоянный мост и внутренний двор. У нее была маленькая железная цельная решетка и крепкие сплошные дубовые ворота, укрепленные гвоздями с огромными шляпками.

Вместе со рвом это была единственная защита собственно замка.

Доставив себе удовольствие разрушить старый донжон своих предков и заменить его особнячком, который называли большим домом, маркиз не без оснований сказал себе, что его усадьба, будет ли она укрепленным замком или загородным домом, и часа не продержится против самой маленькой пушки. Но против небольших средств, какими могли располагать разбойники или враждебно настроенные соседи, хороший глубокий ров с быстрым течением, маленькие фальконеты, установленные с обеих сторон калитки, и окна, снабженные бойницами, наискось прорезанными со стороны нижнего двора, могли выдержать достаточно долго. Скорее из привычки к роскоши чем из осторожности, но в замке всегда находился большой запас продуктов.

Прибавим, что рвы и стены, всегда содержавшиеся в хорошем состоянии, закрывали все, даже сад, и что, будь у Аристандра время поразмыслить, он унес бы Марио за пределы нижнего двора, в деревню, а не в сад, который мог сделаться для него тюрьмой так же легко, как убежищем.

Но всего не предусмотреть, и Аристандр не мог предположить, что враг не будет изгнан в один миг.

Славный малый не отличался воображением; для него было удачей, что он не дал смутить себя фантастическим и поистине устрашающим образам, какие явились его изумленному взгляду. Такой же легковерный, как всякий другой, он задумывался, нападая, и, уложив на месте одного или двоих, вывел философское заключение, что все это сброд, и ничего больше.

Марио, припав к решетке сада, дрожа от волнения и жара, вскоре потерял его из вида.

Горевший стог обрушился; битва продолжалась в темноте; ребенок только на слух мог следить за перипетиями боя, внимая неясным звукам.

Он решил, что вмешательство могучего и храброго Аристандра подняло дух защитников замка; но после нескольких минут неуверенности, показавшихся ему веками, ему почудилось, что осаждавшие продвигаются вперед, что крики и топот отступают к постоянному мосту, и в короткий миг ужасной тишины он услышал выстрел и шум падения тела в реку.

Через несколько секунд решетка в калитке рухнула с сильным грохотом, и залп из фальконетов заставил вступившее на мост войско отступить с ужасными воплями.

Одна из частей этой необъяснимой драмы завершилась; осажденные были втиснуты и заперты во внутреннем дворе, захватчики остались хозяевами нижнего двора.

Марио был один; Аристандр, вероятно, убит, раз бросил его среди врагов или, по меньшей мере, совсем рядом с врагами, которые с минуты на минуту могут ворваться в этот сад, выломав решетку, и захватить его.

И не было никакого способа убежать без риска попасть в лапы этих демонов! Из сада был выход только в нижний двор, и он никаким образом не сообщался с замком.

Марио испугался; затем мысль о смерти Аристандра и, возможно, еще кого-то из добрых, не менее дорогих для него слуг, вызвала у него слезы. И даже его бедная маленькая лошадка, которую он оставил с уздечкой на шее у входа во двор, пришла ему на память, и усилила его горе.

Лориана и Мерседес, несомненно, были в безопасности, и вокруг них было еще много людей, поскольку угрюмое молчание деревушки свидетельствовало о том, что люди и скот укрылись за оградой, чтобы встретить врага под защитой стен. Это был обычай того времени — при малейшей тревоге вассалы приходили искать помощи и защиты в замок сеньора. Они спешили туда со своими семьями и скотом.

— Но, если Лориана и моя мавританка догадываются, что я здесь, — думал несчастный Марио, — как они должны беспокоиться обо мне! Будем надеяться, что они не знают о моем возвращении! А этот славный Адамас, я уверен, что он словно обезумел! Только бы его не захватили в плен!

Он молча лил слезы; забившись в подстриженный тисовый кустарник, он не решался ни подойти к решетке, где его мог заметить враг, ни удалиться так, чтобы перестать видеть то, что творится в нижнем дворе.