Прекрасный желтый Дунай

— Да, чаще всего он невкусный, поскольку любит тинистую воду, где добывает себе пропитание. Но, если повезет и у линя не окажется неприятного привкуса, он становится деликатесом.

— А щука, — поинтересовался господин Егер, — как, по-вашему, не является ли она одной из лучших с точки зрения стола?

— Разумеется, — согласился Илья Круш, — при условии, что она большая — весом не меньше пяти-шести фунтов, маленькие щуки очень костлявы. Но эту зубастую хищницу нельзя отнести к умным и хитрым рыбам…

— Неужели, господин Круш? А я всегда думал, что сии пресноводные акулы, как их называют…

— Столь же тупы, как морские, господин Егер. Безмозглые твари, такие же как окуни и угри! Поймать щуку — выгоды много, а чести мало! Это, как написал один тонкий знаток нашего дела, рыба, которую не надо «брать», поскольку она сама «отдается»!

Господин Егер мог только восхищаться убежденностью и уверенностью, с которой говорил господин Илья Круш, а также тем тщанием, с каким последний готовил свои снасти.

Прежде всего Круш взял удилище, одновременно эластичное и легкое, которое, после того как его перегибали почти до точки перелома, распрямлялось и становилось таким же прямым, как прежде. Оно состояло из двух частей: первая — крепкая, толщиной в четыре сантиметра — сужалась до одного сантиметра в том месте, где начиналась вторая — из тонкого и прочного дерева. Сделанное из орешника, удилище достигало больше четырех метров в длину. Рассудительный Илья выбрал его, чтобы, не удаляясь от берега, ловить на глубине лещей или красноперок. Благодаря гибкому концу удилища оно изматывает их и сводит на нет все рыбьи попытки сорваться с крючка.

И наконец, показав господину Егеру крючки, закрепленные на конце лески из крученого конского волоса, он сказал:

— Как видите, господин Егер, это крючки номер одиннадцать, очень тонкие. Я осторожно, протыкая только с одной стороны, наживляю на них мягкие шарики из пшенной каши, получается лучшая приманка для плотвы…

— Хотелось бы вам верить, господин Круш, — прервал собеседника господин Егер, — но если говорить не о рыбе, а о рыболове, то для него лучшее — это глоточек с утра. Немного водки, как мне кажется, показано…

И господин Егер вытащил из своего чемодана склянку, которая заиграла в лучах восходящего солнца.

— Что ж, охотно, — согласился Илья Круш, — но исключительно потому, что сейчас утро. Видите ли, трезвость для рыболова — прежде всего! Ни в коем случае нельзя употреблять белое вино — оно возбуждает, и вообще алкоголь влияет на глазомер… Предпочтительнее всего холодный кофе…

— Однако вы не откажетесь составить мне компанию, господин Круш?

— Ваше здоровье, господин Егер!

И два небольших стаканчика, наполненных отличной водкой, чокнулись друг о друга в знак доброй дружбы.

Ясно без слов, что, пока Илья Круш занимался своими приготовлениями, плоскодонка спокойно плыла по реке. Она сама держала курс, управлять ею не было необходимости. Да и кормовое весло находилось на месте, в задней уключине, так что, держа удочку в правой руке, рыболов мог поворачивать им левой. На этот раз Илья Круш не намеревался удаляться от левого берега, он рассчитывал плыть вдоль него на расстоянии не более двух туазов.

— Все готово, — закончил он наживлять крючки. — Остается только попытать счастья.

Господин Егер прислонился к рубке, а Илья Круш сел на корму, положив рядом сачок.

После легкого и равномерного, можно даже сказать грациозного, покачивания удочка была наконец заброшена, крючки погрузились в слегка желтоватую воду, грузило придало им вертикальное, как того и требуют профессионалы, положение. Лебединое перышко, которое не смачивается в воде, служило превосходным поплавком.

Само собой разумеется, в лодке установилась полная тишина. Рыба может легко испугаться шума голосов, впрочем, у серьезного рыбака и так много дел, чтобы пускаться в разговоры. Он должен внимательно следить за всеми движениями поплавка и не пропустить тот единственный момент, когда следует подсечь добычу.

В то утро Илья Круш мог поздравить себя с очередным успехом. Он поймал около двадцати плотвичек, а также несколько голавлей и язей. Господин Егер только и делал, что восхищался скоростью и точностью подсечек, столь необходимых при ловле этой рыбы. Почувствовав, что клюет, Илья Круш не сразу вытаскивал на поверхность плотву или иную рыбу, демонстрируя редкостное хладнокровие — одно из главных качеств всякого рыболова, достойного этого звания, он давал ей побиться в глубине, устать от бесплодных попыток сорваться с крючка и только тогда вытаскивал из воды.

Когда рыба была уже в лодке, беседа возобновилась. Илья Круш отнюдь не стремился утаивать секреты своего мастерства, поскольку не принадлежал к числу тех эгоистов, которые берегут исключительно для себя все приобретения многолетней практики. Господин Егер живо интересовался уроками столь выдающегося учителя, и не было никаких сомнений, что по прошествии какого-то времени он осмелится вооружиться второй удочкой хотя бы для того, чтобы скрасить долгие часы плавания.

Рыбалка закончилась к одиннадцати часам. Солнце стояло почти в зените, его лучи сверкали на поверхности дунайской воды, рыба больше не клевала, теперь только на закате радужного светила Илья Круш мог снова взяться за свой труд.

— Господин Егер, — сказал он, — прошедшие часы самые благоприятные для рыбалки, по крайней мере, в теплое время года. Зимой, наоборот, больше шансов на успех в середине дня.

Они пообедали не только продуктами, которые Илья Круш закупил накануне в Ульме, но и консервами, хранившимися в бортовых ящиках, а также окороком, который господин Егер извлек из своего чемодана. Съестные запасы австриец намеревался пополнять столько раз, сколько потребуется. Он не собирался в течение всего путешествия питаться за счет своего хозяина, а Илья Круш отдал должное угощению, произведенному на лучших колбасных фабриках Майнца.

После полудня, пока Илья Круш дремал, не выпуская изо рта трубку, господин Егер внимательно рассматривал оба берега, корабли, шедшие вверх и вниз по реке на буксире или влекомые течением. Вдоль правого берега, отвоеванного у реки для строительства железной дороги, ходили поезда, пыхтели паровозы, и их дым иногда смешивался с дымом пароходов, чьи колеса взбивали воды реки.

Илья Круш, похоже, не замечал, сколь пристально его спутник изучал как суда, уже довольно многочисленные в этой части Дуная, так и транспортные средства, курсировавшие на его берегах. Другой, более наблюдательный или менее равнодушный ко всему, что не касалось рыбной ловли, человек, несомненно, обратил бы на это внимание.