Прелести жизни. Книга первая. Мера жизни. Том 8

Мамочка ушла. Надел на себя больничную робу и поплёлся следом за ней в столовую палату для служащих. За обеденным столом и в умывальной комнате никого не было.

Все поели. Умылся. Почистил зубы пальцем. Пополоскал рот. Мне не хотелось быть, как все больные, от которых исходил такой запах, что невозможно было находиться рядом с ними, ни то, чтобы жить в одной палате.

Даже удивительно, как учёный человек, профессор, входил к ним. Видимо, это у него уже выработалась многолетняя привычка. Быть похожим на своих пациентов.

– Александр! Тебя профессор в кабинете ждёт. – сказала мне, Мамочка, когда заканчивал свой завтрак.

Ещё раз прополоскал рот в умывальнике и пошёл в кабинет профессора. Мне было удивительно, что никто из санитаров уже ни тащил меня за шиворот в кабинет профессора.

Даже сопровождающих рядом со мной не было. Словно был обычным служащим этой больницы, который пришёл утром к себе на работу.

– Александр! Входите, пожалуйста! – вежливо, пригласил меня, на "вы", профессор. – Там рабочий стол.

Профессор показал на стол, на котором были гуашь в банках и разные предметы к наглядной агитации.

– Извините, профессор, но ваши наброски, которые вы дали мне вчера, совершенно не годятся к наглядной агитации. – осторожно, сказал. – В них нет последних материалов ЦК КПСС.

Ни слова не сказано о борьбе против капитализма и построения социализма в нашей стране. За такую газету, как вы мне предложили, можно получить партийное взыскание по линии парткома. Думаю, что вам нужно поработать над темой.

– Вы правы. – согласился профессор. – Совершенно не разбираюсь в наглядной агитации. Вот вам свежие газеты и журналы. Материал, который вам нужен для стенгазеты, вы можете взять там. Вам всё доверяю.

Профессор положил мне на стол пачку газет и журналов. Посмотрел на число, там было напечатано "Воскресенье. 1 ноября 1970 года".

Это вчерашняя газета, у меня в запасе есть почти целая неделя. Если ничего не получится, то вместе с Мамочкой им тут такое устрою, что все ноябрьские праздники будут для психушки, на все времена, самым черным днём календаря.

Но только жить здесь никогда не останусь. Стал просматривать предпраздничные материалы Политбюро ЦК КПСС. Зарубежные сводки и материалы советских агентов за рубежом, сообщали о политических фронтах пролетариев всех стран против происков загнивающего капитализма.

Можно было подумать, что весь земной шар ополчился против инородного тела – капитализма, который разъедает всё прекрасное в мире. Коммунизм, это светлое будущее.

Первым долгом, разбил белый лист ватмана на заголовок и три колонки. В заголовке набросал – "Великий Октябрь". Колонки озаглавил – партийная, общественная, международная.

Под заголовком написал "Орган партийной, комсомольской и беспартийной организации психиатрической больницы в Орджоникидзе". Дальше написал дату – "6 – 7 ноября 1970 года. 53-я годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции". Рядом нарисовал крейсер "Аврора".

Затем подумал, что добавить и набросал карандашом фейерверк из залпа крейсера "Аврора". По углам нарисовал красные банты революционеров.

– Это всего лишь черновой набросок. – сказал, профессору, показывая ему лист ватмана. – Если это вам понравилось, то всё сделаю цветным. В колонках напишу необходимые тексты заметок и стенгазета готова.

– Ты, действительно, настоящий художник! – удивлённо, воскликнул профессор. – Тебе всё доверяю полностью. Как ты считаешь, так делай стенгазету. Мне твоя работа в таком виде нравится. Так что ты дерзай.

Воодушевлённый таким вниманием со стороны профессора, стал стараться сделать стенгазету, как можно лучше. В первую очередь, решил стенгазету украсить, после заполнять колонки заметками и статьями, которые подобрал из газет и журналов.

Всё это надо было тут как-то подвести к рабочим наброскам профессора, чтобы его не уронить окончательно в грязь лицом перед такой ответственной работой, как партийное поручение в оформлении стенной печать к ноябрьским праздникам.

Таким образом, больше возрасту в лице профессора, как художник и вполне здоровый человек, как бы лучше расположу его к себе. До самого обеда увлечённо рисовал.

Иногда, мы с профессором обсуждали житейские дела. Профессор был осторожен в своей беседе со мной. Но делал вид, что не замечаю такого отношения к себе с его стороны.

Без устали рассказывал профессору о своей службе в армии у берега Чёрного моря. Профессор посмеивался над моими забавными рассказами и подчёркивал, что у меня в армии была хорошая служба, есть что вспомнить. Постепенно, профессор стал немного откровенным со мной.

Он сказал, что ему очень понравился, как человек и как художник. Он будет беспокоиться о моём благополучии в пределах больницы и не позволит санитарам колоть мне аминозином.

Такая заявка устраивала меня на время нахождения в психушке, но так не мог остановить Мамочку в её решении уничтожить психушку. Возможно, она погром устроит в праздники. Надо как-то уговорить Мамочку не делать погрома хотя бы в течение недели, а там.

– Профессор! Александр! – обратилась, Мамочка, через закрытую дверь. – Вы сегодня обедать будете?

– Чуть позже пойду обедать! Сейчас никак не могу. – сразу, отказался от обеда. – Мне нужно некоторые рисунки на стенгазете закончить. Вдохновение в творческой работе, как духовная пища художнику.

– Ты рисуй, схожу обедать. – сказал, профессор. – Тебя замкну, чтобы никто тебе не мешал работать.

Как только шаги профессора удалились от двери кабинета, тут же стал лихорадочно набирать номер телефона военкомата в Беслан, но у меня ничего не получилось. Набор номеров телефона сбрасывался. Тут вспомнил, что нахожусь в другом городе и позвонил через междугородный номер коммутатора. Телефон правильно набрал номер, но трубку никто не брал.

Возможно, что в военкомате тоже обед и военком уехал обедать домой. Позвонил ему прямо домой. Дома тоже долго никто не брал трубку телефона.

– Илья Петрович! – сразу, стал говорить, как только подняли трубку. – У меня мало времени. Нахожусь в психушке на улице Камалова в Орджоникидзе. Меня посадили в неё за драку. Выручайте. Извините.

Едва успел положить трубку, как в замочной скважине двери закрутился ключ. Чтобы не вызвать подозрение у профессора, отошёл дальше от телефона. С обратной стороны стола стал макать свою кисточку в гуашь и раскрашивать давно раскрашенный крейсер "Аврора". Сделал вид, что сильно увлечён работой