Прелестная беглянка

Клэр так удивилась, что слезы ее моментально высохли.

— Н-но... как же... я ничего не понимаю... — пробормотала Клэр, заикаясь. — Не мог же он по собственной воле отдать их тебе!

— Я их украла! Но ты никому не должна об этом рассказывать. Ты должна мне поклясться, Клэр, что никому никогда не проговоришься ни о письмах, ни о том, как я их добыла.

— Клянусь... конечно, клянусь! — пообещала Клэр. — Но расскажи... расскажи, как все случилось?

И когда Петрина все рассказала, Клэр долго не могла прийти в себя.

— Как ты смогла совершить такой храбрый поступок? Как могла ты пойти ради меня на такой риск?

— Потому что ты мой друг, Клэр, и потому что я считаю сэра Мортимера крайне низким человеком. Я не могла мириться, что этот человек приобретет такую огромную сумму денег таким бесчестным путем!

Клэр посмотрела на Петрину с восторженным удивлением. А потом они вместе сожгли письма на решетке камина — сожгли тщательно, пока все, до единого клочка, не обратилось в пепел.

Когда пламя погасло, Клэр облегченно вздохнула:

— Теперь Фредерик никогда об этом не узнает.

— Не узнает... если только ты сама не скажешь ему... А ты никогда не должна этого делать!

— Я тебе обещала, Петрина, — торжественно произнесла Клэр, — и я никогда не нарушу своего обещания!..

Клэр поцеловала подругу и дала себе слово воздать ей за ее доброту и дружбу. И когда Клэр пригласила Петрину на ужин в Воксхолл, та поняла, что этот вечер посвящается ей, но об этом знают только они двое. Сначала подруги отобедали в доме маркиза и маркизы Моркомб, тщательно соблюдая осторожность в застольном разговоре. Сказав старикам, что они уезжают на бал, Клэр и Петрина в сопровождении Фредерика Броддингтона и виконта Кумба отправились в Воксхолл-Гарденс.

Несмотря на несколько сомнительную репутацию, это увеселительное заведение носило на себе отпечаток респектабельности, поскольку его часто и весьма охотно посещал принц-регент. Принц имел здесь свой собственный павильон с отдельным выходом на улицу. Однако это было место общественного увеселения, и сюда мог прийти любой, кто был в состоянии купить входной билет. Петрину предупредили, что здесь есть и карманные воры; благодаря своему неправедному занятию они хорошо одеты и жизнь ведут самую беспечную.

Джентльмены поспешно провели девушек по запруженным гуляющей публикой дорожкам к ротонде, где в маленьких нишах, убранных в восточном стиле, сервировали ужин.

Каждая ниша была украшена росписью, и та, куда вошла Петрина, называлась «Дракон».

На стене было изображено огнедышащее зеленое чудовище, и виконт Кумб заявил, что оно напоминает ему принца-регента, когда парламент отказывается голосовать за выделение ему дополнительных средств.

Петрине брат Клэр не очень нравился. Он действительно оказался «модником» и при этом еще напускал на себя томный вид, щурился и говорил таким тоном, словно все ему давно уже наскучило на этом свете. Так было принято в «кружке денди», но Петрину это страшно раздражало. В отличие от виконта Фредерик Броддингтон с каждой встречей нравился ей все больше и больше. Но сейчас было ясно, что Фредерик замечает только Клэр, и Петрине ничего лучшего не оставалось, как поддерживать вежливый разговор с Кумбом.

Однако это у нее плохо получалось, и в какой-то момент у Петрины появилось ощущение, будто сестра оказала на виконта давление и заставила его пойти с ними «для ровного счета».

Все же виконт был любезен и даже заказал для присутствующих знаменитую, невероятно дорогую воксхоллскую ветчину, а также шампанское, которое, впрочем, как показалось Петрине, уступало по качеству тому, что пили в Стэвертон-Хаусе. После нескольких неудачных попыток завязать оживленную беседу с виконтом Петрина сосредоточила все свое внимание на картинах, развешанных по стенам ротонды. По преданию, они принадлежали кисти Хогарта и изображали Генриха VIII и Анну Болейн.

Из ниши она могла также видеть разукрашенную двойную оркестровую площадку, напоминавшую китайскую пагоду, хотя над ней и развевались геральдические перья принца Уэльского.

Музыканты играли, и несколько пар танцевали, но большинство прогуливались, разглядывая друг друга в свете пяти тысяч масляных ламп — Воксхолл считался одним из самых ярко освещенных мест в Лондоне.

— Когда начнется концерт? — спросила Петрина у виконта.

— Уже, наверное, скоро, — ответил он, — но я пойду узнаю поточнее.

Он с такой готовностью покинул ее, что Петрина заподозрила, нет ли у него других причин оставить ее общество. Однако она в его отсутствие не скучала, с интересом наблюдая за присутствующими.

Фредерик Броддингтон нашептывал что-то Клэр, очевидно любовные признания, а Клэр, с разгоревшимися от волнения щечками, выглядела очень хорошенькой и очень счастливой.

Петрина отодвинулась как можно дальше на другую сторону ниши, чтобы даже случайно не подслушать их речи. И тогда через тонкую перегородку, отделявшую их нишу от соседней, до нее донесся знакомый голос:

— ...Она не только поет божественно, но еще и очень соблазнительна. Наш благородный граф это оценил по достоинству.

— Будь он проклят! Опередил меня в этих скачках на самую малость. В следующий раз ему это не удастся! — ответил другой голос, незнакомый Петрине.

— Ты хвастаешь, Рэнлэг! — засмеялся первый говоривший, и Петрина узнала лорда Роулока.

Более того, она была знакома и с его собеседником — на одном из балов ей представили герцога Рэнлэга, и она даже танцевала с ним.

Тогда он показался ей хвастливым, самоуверенным молодым человеком, который держался с ней подчеркнуто небрежно.

— Слышал, что Стэвертон купил Ивонне дом в Парадиз-Роу, в Челси; по роскоши ему нет равных. Граф и здесь побил все рекорды.

— А я не только слышал об этом доме, но и побывал там, — сказал герцог.

— Бог мой! — воскликнул лорд Роулок. — Ты что же, пролез через замочную скважину? Не верю, чтобы граф пригласил тебя посмотреть на интерьер.

— Ну, я и сам не промах! — хвастливо заявил герцог. — Буду с тобой откровенен, Роулок, наша французская очаровательница дала мне ясно понять, что без ума от меня.

Лорд Роулок не ответил, и герцог продолжал:

— Но я был с ней честен. Я сказал, что у меня не такой глубокий карман, как у Стэвертона, и мы пришли к дружескому соглашению.

— Какому же?

Петрина не могла видеть лица герцога, но была уверена, что он смотрит победителем, самодовольно подмигивая приятелю.

— Когда кошка уходит, мышки резвятся! — уклончиво ответил герцог и многозначительно усмехнулся.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Сам догадайся! Стэвертон иногда отлучается из Лондона; не бывает он в Челси и когда его вызывает требовательная леди Изольда.