Прелестная беглянка

Она думала, что в зале пусто, но тут же налетела на стул. Медленно, боясь споткнуться и упасть, она ощупью пробралась к дивану и села. Прежде чем покинуть Стэвертон-Хаус, она оставила графу записку у себя на подушке.

Не найдя ее в библиотеке, он наверняка поднимется к ней в комнату. В записке она сообщала, где ее искать.

И теперь ей оставалось только одно — ждать. И чтобы не терять время даром, она стала строить план бегства: если граф решит, что ей угрожает опасность ареста, он может дать ей денег, и она уедет за границу или в Шотландию, где ее никто и никогда не найдет.

Было страшно подумать, что всю оставшуюся жизнь ей придется провести в полном одиночестве и, может быть, под чужим именем. Эта мысль привела Петрину в такое уныние, что она даже подумала: лучше смерть, чем такая жизнь! Совершенное ею убийство будет тяготеть над ней как злой рок, и она уже не сможет быть счастливой, а граф никогда не простит ей того скандала, который в очень скором времени разразится. И хотя он и выслушал участливо ее рассказ, это еще ничего не значит. Ведь сказал же он, что она внушает ему отвращение, когда узнал о фейерверке.

— Но я люблю его! Люблю! — прошептала Петрина и опять почувствовала его губы на своих губах и радость в груди, как в момент, когда он ее поцеловал.

«Он такой замечательный!.. Он безупречен во всех отношениях, — подумала она. — Разве может он смотреть на меня иначе, чем на капризного, надоедливого ребенка?»

Ему явно не хотелось быть ее опекуном; она вспомнила, как неохотно взвалил он на себя этот груз.

Могла ли она вообразить, что так в него влюбится и что жить с ним под одной крышей будет для нее наивысшим счастьем?

«Но, по крайней мере, он меня поцеловал», — сказала она себе и грустно подумала о том, что ее ждет впереди. Согласится ли граф устроить ей побег и поцелует ли опять, на прощание? Ей хотелось почувствовать его объятия, хотелось, чтобы он завладел ее губами, как это собирался сделать лорд Роулок. Но тут Петрина резко одернула себя: не слишком ли она самонадеянна в своих мечтах? В ее-то положении размышлять о подобных вещах по меньшей мере смешно.

Время тянулось медленно — так медленно, что Петрина, оцепенев от напряженного ожидания, начала подумывать, что граф, не найдя ее в Стэвертон-Хаусе, решил отказаться от дальнейшего попечения о ее судьбе. Ему безразлично, что она сидит в пустом доме совсем одна. А может быть, он подумает, что это наилучший способ отделаться от нее раз и навсегда, забыть о самом ее существовании? А вдруг, подумала Петрина, ему не понравится, что она спряталась в доме, где он содержал свою любовницу? Как ей раньше не пришло это в голову? Все в этом доме связано с неприятными для него воспоминаниями.

Впервые после побега из Стэвертон-Хауса Петрина усомнилась, что поступила правильно.

Ей даже причудилось, что она ощущает в воздухе аромат духов Ивонны Вуврэ и слышит, как граф говорит ей о любви, а Ивонна отвечает ему прекрасным, мягким голосом с французским акцентом.

Петрина негромко вскрикнула, зажав уши руками, словно ее оглушал этот воображаемый любовный разговор.

Когда она опустила руки, ей показалось, что кто-то неслышно вошел в дом. Петрина замерла, прислушиваясь. В тишине она различила звук приближающихся шагов. Чья-то фигура появилась на пороге, и ее позвали по имени:

— Петрина!

Невозможно было ошибиться в том, кому принадлежал этот звучный, низкий голос, и, вскрикнув так, что темнота отозвалась эхом, Петрина вскочила и подбежала к графу. Тот обнял ее и, почувствовав, как она жадно прильнула к нему, такая мягкая, теплая, еще крепче прижал ее к себе.

— Все в порядке, — проговорил граф, — он жив!

Петрина оторвала лицо от его груди и заглянула в глаза графа.

— Он... не умер? — еле слышно спросила она.

— Он жив! Хотя ему здорово досталось. И поделом!

Петрина опять спрятала лицо у него на плече, чувствуя невыразимое облегчение, смешанное с удивлением от того, что руки графа так крепко ее обнимают.

— Вы уверены? — спросила она, запинаясь.

— Совершенно уверен! — ответил граф, и в голосе его прозвучала ласковая насмешка. — Так что вам, дорогая, незачем прятаться от полиции! Вы можете спокойно вернуться домой.

Петрина не могла поверить своим ушам. Она подняла лицо и хотела что-то сказать, но в этот момент губы графа опять коснулись ее губ.

Сначала ей показалось, что все это снится. Потом чувство радости и восторга, которое она испытала, когда граф впервые поцеловал ее, снова, с еще большей силой, овладело всем ее существом. Теперь у нее не осталось сомнений в реальности происходящего, тьма исчезла, и Петрина почувствовала себя неотъемлемой частью этого человека. Словно он взял в свои руки ее сердце и душу, всю ее любовь к нему, и она совершенно ему предалась, как того желала.

Его губы стали требовательнее, и ей начало казаться, будто их окутал какой-то неземной свет.

«Я люблю вас!» — хотелось ей сказать, но не было слов, чтобы выразить чувства, и она подумала, что они уже не земные существа, но боги.

Он оторвал ее от земли и вознес высоко в небо, и она стала как сияющая звезда в бесконечном просторе Вселенной.

Это был поцелуй такой прекрасный, такой чудесный, что Петрина подумала: должно быть, она умерла и уже в раю.

Наконец, спустя долгое время, граф поднял голову.

— Мое сокровище! — сказал он глухо и прерывисто. — Нет на свете другой такой же непредсказуемой и своенравной женщины, как ты, Петрина. Но я бы не хотел, чтобы ты стала иной.

— Я тебя люблю! — прошептала Петрина, все еще смущенная и взволнованная этим поцелуем.

— Я тоже люблю тебя!

И хотя она не могла видеть его лица, она догадалась, что он улыбнулся, говоря эти слова.

— Ты... любишь меня? — прошептала она — Это... действительно так?

— Действительно! Это правда, — ответил граф. — Но, дорогая, согласись: это не самое лучшее место, где я могу говорить о своей любви к тебе.

— Да разве это имеет значение, где говорить? — спросила Петрина. — Я мечтала, я молилась о том, чтобы ты почувствовал ко мне хоть немного... тепла... Но о твоей любви я не могла и мечтать!

— Я сопротивлялся этому чувству, — признался граф. — Я не хотел никого любить, но перед тобой, Петрина, устоять было трудно. Я понял: какое бы тяжкое преступление ты ни совершила, я готов прийти тебе на помощь. А это значит, что я не могу жить без тебя!

Петрина слабо вскрикнула это был возглас счастья — подлинного, глубокого счастья. Объятия графа стали еще теснее.

— И если ты действительно убила бы Роулока, мы вместе уехали бы за границу.

— Ты хочешь сказать, что уехал бы со мной?