Преломляя свет

— Но вы занимались чем-то другим.

Грейнджер склонила голову к плечу и скрестила руки.

— Это девчачий разговор, Гермиона. Привыкай.

— Ах, значит, я должна все тебе рассказать?

— Нет, не должна. Но это же весело! — Лаванда снова склонилась всей грудью к стойке и понизила голос. — Полагаю, вы были близки прошлой ночью…?

Гермиона снова рефлекторно оглядела кофейню, но никто, сидя за столиком в углу, по-прежнему за ними не подглядывал.

— Наверное… — она отвела взгляд в сторону. — Эта ночь была… Мы увлеклись. Но я вроде как… не хочу торопиться? Как ты с Блейзом.

— Ох, этот поезд уже ушел, милая, — Лав засмеялась.

— Чего?!

— Да, давным-давно! Вообще-то почти сразу после того, как мы это обсудили. Но сейчас не обо мне.

Грейнджер снова повернулась к кофемашине и вытащила ковшик.

— Как насчет: «Это было прекрасно», и мы остановимся на этом?

— Хорошо, — тон Браун смягчился, и она одарила Гермиону милой улыбкой. Однако потом ее глаза сузились. — Но однажды… однажды я выведу тебя на эту порочную воду. Я хочу знать, хорошо ли он целуется, и как хорош его рот в других сферах деятельности, или руки? Насколько большой у него…

— Лаванда Роуз Браун!

Лав успела лишь ухмыльнуться, когда прозвенел колокольчик, и молодые мамы начали заходить внутрь с колясками.

— Вот и постоянные клиенты. Им всем понадобится кофе и пирожные, поэтому тебе лучше идти!

Грейнджер начала выпроваживать подругу взмахами рук, но все равно не смогла сдержать улыбку, заставляющую уголки губ дрожать.

— Ладно, ладно, — засмеялась Браун, а затем повернулась к двери и приветственно кивнула паре молодых женщин. — Но позже я с тобой еще поговорю, — она вскинула палец. — И да, Гермиона?

— Что? — нетерпеливо спросила она, окидывая мам настороженным взглядом.

— Не стоит. Лучше поторопись, — Лаванда указала в направлении, куда ушел Драко. — Не забывай… осталось меньше месяца.

Гермиона покачала головой и отмахнулась от подруги прежде, чем та вышла за дверь.

***

— У тебя вокруг зрачка темно-серый ореол.

Драко ощутил, как тонкие пальцы коснулись брови, пока Грейнджер изучала взглядом его лицо. Она сидела за кухонной стойкой в его квартире, а он находился именно там, где хотел быть всегда — между ее ног, обхватывая ладонями ее бедра и поглаживая большими пальцами шелковую кожу.

Наступил вечер. Мягкий свет проникал в гостиную через высокие окна, открытые навстречу теплому воздуху. Когда Гермиона пришла на их запланированный ужин, Драко едва позволил ей поставить купленную заранее бутылку вина на стол, как тут же притянул к себе.

— А у тебя веснушки, — он почувствовал, как поднимается уголок губ.

— Да сколько их всего? Пять?

Ее возмущенный вид был очарователен.

— Я насчитал семь.

Драко склонился ближе и поцеловал каждую веснушку перед тем, как вновь поймать ее губы своими. Гермиона сдавленно простонала, но спустя мгновение обвела языком его губы, и он раскрыл их, углубляя поцелуй и превращая шутливость в нечто более настойчивое.

Малфой возвращался мыслями к любимым моментам прошлой ночи… утра… и этого вечера, пока она тонула в его объятиях. Ее ладони соскользнули с его шеи на плечи, и он прижал ее спиной к ящикам, вжимаясь в ее тело, ощущая себя так, словно мог поселиться в этом моменте.

И провести в нем всю оставшуюся жизнь.

Они целовались, пока бурление кипящей воды не надоело настолько, что Драко больше не смог это игнорировать.

Он с неохотой отстранился.

— Паста, — произнес Малфой, позволяя сожалению с очевидностью окрасить это слово.

Гермиона спустилась руками по его груди.

— М-м-м, да, тебе бы лучше заняться ею, — она подняла взгляд из-под ресниц, прикусив губу.

Его глаза расширились.

— С тобой это представляется невозможным, — он склонился, чтобы снова поцеловать ее. — Чертова… ведьма.

Грейнджер тихо рассмеялась, обнимая его сильнее, и он понял, что если паста окажется ужасно переваренной — ему будет абсолютно плевать.

На самом деле, Драко уже начал прикидывать, нужно ли им в принципе есть, или вместо этого ему стоит уложить Гермиону на диван (или кровать в спальне), когда услышал громкий щелчок дверного замка.

Он отстранился, замечая отражение собственного удивления на лице Гермионы.

Это мог быть только Тео, пусть тот и безусловно заверил, что не будет дома целую ночь.

В коридоре раздались шаги, и Малфой повернулся лицом к проему. Он ощутил, как Грейнджер соскользнула со стойки, когда Нотт вошел на кухню. В его голове проскользнула мысль, что они, вероятно, выглядели несколько виноватыми. Испытывая раздражение, он взглянул на Гермиону, и увидел, как между ее бровями пролегает складка, поэтому специально придал себе равнодушный вид.

— Застукал на месте преступления? — непринужденно спросил Тео, остановившись в дверях, и перевел взгляд с одного на другого.

Нотт улыбался, но в его глазах, помимо веселья, Драко уловил оттенок чего-то другого прежде, чем сосед посмотрел в сторону.

— Если кухня таковым считается, — ровным тоном произнес Малфой.

Грейнджер невнятно пробормотала «привет», и Драко, к его великому неудовольствию, расслышал в ее голосе взволнованность. Он тут же ощутил острую потребность узнать, что именно произошло между ними. Почувствовал, как пальцы сжимаются в ладони.

— Да ла-адно, не обращайте на меня внимания, — Тео шагнул вперед и открыл ящик. — Просто забыл кошелек, — он вскинул кожаный бумажник, сдержанно улыбнувшись, и перед тем, как скрыться в коридоре, повернулся у самых дверей. — Меня, хм, всю ночь не будет. Поэтому вы двое… — он повертел ладонью.

Драко почувствовал, как брови поползли наверх.

— Оу, эм-м, — голос Гермионы все еще звучал натянуто, немного неловко. — Хорошо тебе провести время, Тео.

— Спасибо, — он окинул ее взглядом с ног до головы. — Вам тоже.

Нотт в последний раз посмотрел на Малфоя, который только сейчас почувствовал, как сильно ногти впиваются в ладонь. Входная дверь открылась и захлопнулась, заглушив посвистывание Тео.

Тишину кухни нарушала лишь по-прежнему бурлящая вода. Драко быстро подошел к плите, выключил ее и прислонился к стойке. Глядя в сторону коридора, Гермиона продолжала стоять спиной к нему на том же месте.

Малфой обвел взглядом изгибы ее силуэта.

— Я знаю, что не имею никакого права спрашивать… — он почти удивился, услышав собственный голос.