Прелюдия беды. Мрак под солнцем. Четвертая и пятая книги

— Справа чисто…

— Командир, кровь!

Берестянский — провел рукой по металлу, поднес к губам ставшие липкими пальцы.

Сука, дура глупая. Дура!!!

— Так… разбиться на тройки. Прочесывание, пятьдесят метров. Пошли.

Но прочесывать не пришлось — нашли почти сразу. Сам капитан, лично нашел. Под ноги не смотрел почти… вряд ли тут растяжки, в конце концов, лагерь беженцев, люди тут ходят. Опасность тут другая… на любой машиной скрываться может, теснота такая, что кинжалом под ребра и все. Запнулся, посветил фонарем. Фонарь был со съемным светофильтром, чтобы ночнику подсвечивать. И увидел что-то темное, струящееся по земле. Вгляделся… глаза не верили тому, что видят. Этому сложно было поверить.

ЭТО БЫЛА ОТРЕЗАННАЯ ГОЛОВА.

Капитан нагнулся, ухватил ее за волосы, поднял. Подержал перед собой, словно прощаясь с той девушкой, с которой говорил всего раз, с той глупой дурой, дочерью замминистра, которая привезла медикаменты чеченским беженцам, и которой за это отрезали голову. Потом поставил на крышу стоящей рядом машины. А потом — поднял автомат и открыл огонь.

Дальнейшее — он помнил плохо.

Вспышки выстрелов, грохот со всех стороне, раскаленный ствол. Рокот прикрывающего их Печенега, пули, летящие прямо над головой. Как он отпихнул от пулемета Дылду и открыл огонь по лагерю беженцев из крупнокалиберного пулемета — его трясло и пулемет трясся вместе с ним. Как лейтенант — нацгвардеец бил его по щекам — а он не понимал, что вообще творится, и только хватал ртом воздух, как вырванная из воды рыба.

Пришел в себя он только под утро, на Ставрополье… или еще дальше. Колонна в составе Тигра Федерала и БТР-82 катила по дороге, забитой машинами, военными и гражданскими, катила на северо-запад, их никто не останавливал. В салоне — тряслись его люди — Дылда, Царек, Казак был за рулем. Голова была как чумная, руки жгло. Он попытался облизать их и не смог — потому что одна рука была прикована наручником к скобе наверху.

— Э… — капитан недоуменно посмотрел на своих людей — Дылда, ты чего? Что случилось то?

Дылда, пулеметчик их отряда как-то странно на него глянул.

— А ты не помнишь, старшой?

— Нет. Да вы чего…

Дылда тяжело вздохнул.

— П…ец теперь нам, старшой. Как есть — п…ец.

Остановились у заправки — надо было заправиться, заодно и жратвы купить. Военная техника — много жрала…

Командиром национальных гвардейцев оказался совсем молодой парень. Он и предложил — за жизнь покумекать. Потому что всем понятно было — такое просто так не прокатит. Расстрелять не расстреляют, нет сейчас расстрелов. Но на пожизненку — запросто катит…

Как раз — и подошел к ОМОНовскому Тигру.

— Вы что, б…дь, охерели в атаке? — с ходу начал он.

— Базар фильтруй.

— Чего?! Ах ты…

Все вылилось в мордобой, короткий, но страшный, с кровянкой из носа, подбитыми глазами и хорошо, что без перелома костей тела. Драка за явным преимуществом закончилась победой ОМОН — в милиции рукопашка куда лучше поставлена, да и практика не в пример шире — в то время как гвардия в основном огнестрелом работает. И если бы не крик командира ОМОНа — армейских явно втоптали бы в землю…

— … Вашу мать!

Все остановились, тяжело дыша. Кто-то — вытер кровоточащий нос.

— Отстегни.

Казак, у которого были ключи от наручников, посмотрел на своих товарищей. Потом несмело шагнул вперед, отстегнул командира, быстро отшагнул в сторону. Берестянский — потер занемевшее запястье.

— Короче, так, кролики. Начал — я. У меня башню рвануло. Вы — всего лишь подумали, что совершено нападение, так? Потом — не сумели меня остановить вот и все. Я еду в Ростов, пишу повинную и пусть делают, что хотят. Судят…

— Командир, да ты сбрендил — сказал Дылда — ты чо, не помнишь, что с Будановым было.

— Плевать. Значит, так и должно быть.

— Да ни хрена так не должно быть — выругался Казак, самый младший в группе. Обычно его никто не слушал.

— Есть такой.

— Да в ж… такой закон! Братва, вы хоть въезжаете? Мы на досмотр пошли, а там — кровянка на коробочке [80] . А потом голову нашли! Я за командиром стоял, все сам видел! Голова там! С…ки! Им лекарства привезли, а они за это голову отрезали! Этой девке еще жить и жить было! Детей бы родила! Братва, да что же это такое?! Духи нас живьем режут! По закону хоть один ответил?!

80

В зависимости от контекста. Этим словом могут называть БТР, БМП или наоборот — небронированный грузовик.

— Кулаева [81] же на пожизненку закатали… — сказал кто-то.

— Пожизненку?! За три сотни детишек? Да его на куски рвать надо было! Всю семью, весь род извести под корень! Вывести Грады и все село его с землей сравнять.

— Ну, это ты хватил…

— А что — не так?! Не так?! Нас живьем режут! Духи в городах что хотят, то и делают! В Ижевске детей взорвали! У нас целая банда пришла. Ты уверен, что этот Кулаев сидит еще? Или выпустили уже, за взятку?

81

Нур-Паши Кулаев, единственный оставшийся в живых участник захвата школы в Беслане. Приговорен к пожизненному заключению.

— Ты к чему? — рассудительно сказал Дылда — ты к чему словами громыхаешь, молодой? Объяснись толком.

— А то, что я тогда тоже под суд пойду!

— Отставить… — сказал Берестянский.

— А вот хрен — оставить! Мы уже — вне закона! Что хочу, то и делаю! Я тоже стрелял! Пусть и меня судят тогда, заодно! И я стрелял!

— И я — вдруг сказал Царек — и я тоже стрелял.

— Да вы чо? — попытался осадить своих Берестянский.

— И я.

— И я.

— И я…

— Оставить. Вы, мать вашу, подразделение полиции! Вы закону служите!

— А что такое закон, командир? — спросил Казак — что такое закон, скажи? Это когда нас — можно, а нам — ни — ни. Это — закон?

В этот момент — Берестянский осознал, что своим поступком — превратил подчиненное ему подразделение ОМОН в вооруженную и особо опасную банду. И отступать — уже поздно. Некуда отступать. Все.

— Так…

Молчание было таким страшным, что боялись даже дыхнуть.

— Что делать будем? К границе двинем? Махновщину тут разведем? Бандитами как эти станем? Что — будем делать?

— На Украину рванем. — вдруг сказал Свояк, еще один из ОМОНовцев — а что. Дело благое, наши с врагом бьются. У нас — какое-никакое оружие есть, две машины есть, опыт есть. Как отобьем Украину — так там и останемся, в России нам делать нечего. А погибнем — так тому и быть, значит, судьба такая. Как считаете?

— Бред… — сказал Берестянский — нас там только и не хватало.