Прелюдия к очарованию

– Беседовать с вами? – воскликнула удивленная Санча. – Как я могла беседовать с вами, если вы были с… с… мисс Румиен?

– Ну и что из этого! – заметил граф с раздражением.

Санча лихорадочно искала нужные слова, чтобы сказать ему то, что ее мучило.

– Вы, как и многие, безусловно, знаете о тех слухах, которые касаются вас… ее и вас… ну, что вы скоро на ней женитесь!

– Да, знаю, – нахмурился он. – Но какое это имеет отношение к нам с тобой?

Какой-то момент Санча с изумлением смотрела на него, потом, подняв глаза к небу, проговорила:

– Вы не можете так думать всерьез!

– И почему же? Что ты хочешь этим сказать, Санча? Что, если Янина в один прекрасный день станет графиней ди Малатеста, то она вправе уже сейчас контролировать мои поступки, выбирать мне друзей? Что я своего рода болонка, которая всюду следует по пятам за своей хозяйкой!

Санча почувствовала, как больно сжалось сердце.

– Но… как… как ваша невеста, она обладает определенными… правами…

– Что такое права? – Граф швырнул сигару в камин. – Едва ли ты сможешь ответить. Разве справедливо… правомерно… что раз Янина – дочь Себастьяна Румиена, она наследует его богатства? Разве правомерно, что мне приходится жениться на ком-то, вроде Янины, только ради восстановления палаццо, который в самом деле принадлежит мне по праву? – Граф подошел к Санче, его глаза светились от напряжения. – Разве правомерно, что мы отказываемся от любви, хотя оба этого желаем?

– Нет! Нет! – воскликнула Санча, отступая и держа перед собой руку, словно обороняясь. – Нет, Чезаре, не подходите ко мне! Не трогайте меня!

Граф остановился как вкопанный, черты его лица посуровели.

– Не пугайтесь, синьорина! – проговорил он холодно. – Мне еще никогда не приходилось навязывать женщине свое внимание вопреки ее воле.

Санча отвернулась и уставилась невидящими глазами в окно, выходящее на канал. Дождь струился по стеклам, размывая контуры далеких куполов, слабо различимых в полумраке. А в комнате было тепло, светло и уютно, и, несмотря на его слова и собственную реакцию на них, Санче так не хотелось уходить.

Будто чувствуя ее колебания, граф подошел к ней сзади и остановился, не касаясь, но достаточно близко, чтобы она могла ощутить исходящий от него жар. Санча отчаянно пыталась собраться с мыслями, думать логически. На что он рассчитывал? Неужели он полагал, что она согласится на любовную связь, если только она не будет тайной? Разве его не беспокоило, что Янина однажды все-таки узнает правду?

– Она очень красивая женщина, – тихо проговорила Санча, как бы произнося вслух мысли, которые терзали ее бедную головку.

Но граф услышал эту мимолетную реплику.

– Да, – подтвердил он, обдавая своим дыханием ее обнаженную шею. – Очень красивая.

– Вы ее любите? – спросила Санча, не в силах умерить дрожь.

– Нет, – отрезал он.

– Тогда зачем? – не удержалась Санча.

Отведя рукой волосы, граф наклонился и поцеловал Санчу сзади в шею.

– У тебя такая нежная кожа, – простонал он. – Прости! Прости, Санча, но я не могу тебя отпустить. Не могу не трогать тебя…

С этими словами он обнял девушку и прижал ее спиной к своей груди.

– Я не люблю Янину, – продолжал он сдавленным голосом. – Я люблю только тебя! Обожаю тебя! И Бог свидетель, я так тебя хочу, что уже ничего не соображаю…

Сильными руками, не выпуская из объятий, граф повернул Санчу лицом к себе и припал губами к ее губам.

Сомнений не было: теперь она пропала, не в состоянии противостоять его настойчивым искусным ласкам и мученическим тонам умоляющего голоса.

Ей хотелось только одного: доставить ему радость, познать его, отдаться ему…

Но когда он взял ее на руки и понес к кушетке, раздался властный стук в дверь.

Граф яростно выругался и положил Санчу бережно на мягкую кушетку. В нерешительности она села, лицо пылало, волосы серебряным великолепием рассыпались по плечам. Бросив на девушку пронизывающий взгляд, лишивший ее остатков благоразумия и сдержанности, граф сердито проследовал к двери.

Распахнув ее, он увидел Паоло, но в тот же миг две миниатюрные искусно наманикюренные ручки оттолкнули великана, и в комнату влетела Янина Румиен.

В платье из блестящего атласа кремового цвета, с разрезом почти до колен, с высокой прической, сколотой бриллиантовыми булавками, она выглядела еще более красивой, чем прежде, и еще более злой. Густо подкрашенными глазами она дерзким взглядом окинула потрясенную Санчу, неподвижно застывшую на кушетке, с презрительной брезгливостью рассматривая ее вспухшие губы и растрепанные волосы. Затем Янина повернулась к графу и облила его таким же презрением.

Однако на графа это проявление крайнего негодования, по-видимому, не произвело никакого впечатления. Он с безразличным видом взял манильскую сигару и закурил. Наблюдавшую за ним Санчу поразили его самообладание и непоколебимая самоуверенность.

– Итак, Чезаре! – заговорила Янина по-английски. – Тебе нечего мне сказать?

Затянувшись сигарой, Чезаре спросил:

– Что ты здесь делаешь? Как я понял с твоих слов, ты в этот вечер намеревалась быть в театре.

– Да, намеревалась… и нахожусь! – стиснула кулаки Янина. – Мне было интересно знать: почему это грубое животное не впускало меня, – она злобно взглянула на Паоло, продолжавшего стоять у двери в ожидании приказаний хозяина. – Не считай меня дурочкой, Чезаре! Я знала: для твоего отказа сопровождать меня в «Ла Фениче» должна существовать какая-то веская причина!

– Чем я занимаюсь в свободное время – мое дело, – спокойно заявил граф, рассматривая красавицу прищуренными глазами. – И я еще раз спрашиваю: почему ты здесь, Янина?

– Я здесь потому, что весь город говорит о твоей любовной связи с одной девчонкой… вот с этой девчонкой! – указала она на Санчу, вне себя от ярости. – Что ты на это скажешь?

Граф улыбнулся, но улыбка его не была из приятных.

– Не собираюсь отчитываться, – ответил он с холодным равнодушием. – Ты – не моя гувернантка и никогда ею не будешь!

Наступил момент, когда Санче показалось, что Янина в бешенстве бросится вон из дворца, но, как по мановению волшебной палочки, ее поведение резко изменилось, и вместо яда, который были готовы излить ее уста, Янина, проглотив обиду, подошла к графу и, не спеша, поцеловала его в загорелую щеку.

– Извини меня, Чезаре, – пробормотала она умоляюще. – Сожалею, но я так ревнива, что порой чувства опережают разум. Прости, дорогой, не сердись на свою Янину!

Санча почувствовала подступающую тошноту. Ярость Янины была невыносима, но то, что последовало потом, оказалось еще хуже. Готовность Янины посмотреть сквозь пальцы на произошедшее между Санчей и человеком, за которого она собиралась выйти замуж, была просто отвратительна; она унижала Санчу, делала ее в собственных глазах подлой и грязной. А, возможно, все и сводилось к этому? Быть может, именно эта роль отводилась ей? Роль любовницы графа, пока ему этого хотелось и пока его устраивала эта связь?