Прелюдия любви

– Доверяю, но… не в этой области. Вы ведь и раньше давали обещания…

– Но я много думал, и мое отношение к этому изменилось.

– В какую сторону?

– Я вижу, что вы нервничаете из-за возникающей между нами близости и боитесь, что… я окажусь тем легкомысленным плейбоем, которого вы видели во мне в начале нашего знакомства. Я понял, что нужно время, чтобы доказать вам, что я не такой. А в данной ситуации давить на вас было бы вдвойне преступно, ведь я ваш клиент и вы чувствуете свою ответственность.

– Значит, вы обещаете вести себя хорошо? спросила она, ловя себя на мысли, что это первый случай, когда Донован говорит с ней о себе, и вполне серьезно.

– В общем, да. Но, конечно, надеюсь получить награду в конце концов.

– Плитку молочного шоколада?

– Ваше сердце.

Ужинали в столовой при свечах, сидя за столом из красного дерева с переливающейся лаковой поверхностью. Затем пили клюквенный коктейль из высоких фужеров. Когда посуда была вымыта, часы пробили десять вечера.

– Последний шанс отменить завтрашние операции: давайте не будем рисковать и проведем грядущий день, сидя у телевизора.

– Операции – слишком серьезное дело, чтобы их отменять.

Она вздохнула.

– Тогда отправляйтесь спать, если вам удастся заснуть после всего, что случилось.

– В чем я очень сомневаюсь.

– Тогда можно посмотреть какой-нибудь фильм…

– Нет, мне завтра в шесть утра нужно быть в операционной. Нужно постараться заснуть.

– Не волнуйтесь. Вы же знаете: я сплю с одним открытым глазом, кроме того, у вас теперь улучшенная сигнализация. Вы хорошо отдохнете.

Он прислонился плечом к дверному проему.

– Вы думаете?

Джоселин почувствовала легкий жар в крови, глядя в зеленые глаза, такие манящие при тусклом свете лампы.

– Уверена, – ответила она бодрым тоном.

Но он все не уходил, глядя ей в глаза, потом на губы, снова в глаза.

– Перестаньте. Вспомните, что вы обещали.

– Я обещал не целовать вас. О том, чтобы не смотреть, речи не было. Не смотреть на вас я не могу – Лучше вам все-таки смочь, если вы собираетесь завтра оперировать с открытыми глазами.

– Вы правы. Я должен идти. – Он двинулся по направлению к двери. Потом оглянулся. – Спасибо, Джоселин.

– За что?

– За то, что вы здесь.

– Это моя работа.

– Нет, это больше… С вами я впервые в жизни чувствую себя… счастливым, не так, как с другими женщинами.

– Просто счастье легче разглядеть из соседней комнаты.

– Вы чудо, Джоселин.

– Спокойной ночи, доктор.

– И вам того же, хоть вы и разбиваете мне сердце.

Она заперла дверь и прислонилась к ней ухом, слушая, как его тяжелые шаги смолкают в глубине холла.

В три часа ночи в дверь ее комнаты постучали.

– Да?

– Вы спите? – спросил Донован.

Джоселин потянулась, включила лампу и пошла открывать. Перед ней стоял ее клиент, сонный, в одних штанах от пижамы, щурившийся на яркий свет. Его загорелая грудь с соблазнительными завитками темных волос, как раз на уровне ее глаз, казалось, являла непреодолимое препятствие их разговору.

– Я вас разбудил, верно?

– Ничего. Мне все равно пришлось бы проснуться, чтобы ответить на ваш стук.

Он улыбнулся, а она все не могла преодолеть волнение, возникшее у нее при виде его обнаженного торса.

Увидев, что глаза его слегка покраснели, она спросила:

– Не спится?

– И не сомкнул глаз. Видимо, впечатления дня…

– Мне тоже знакомо это чувство. Чем я могу вам помочь? Хотите горячего молока или чего-нибудь еще?

– Горячего молока? Я похож на сумасшедшего?

– Вы не пьете горячее молоко?

– Я не думал, что его все еще кто-то пьет в наше время, кроме маленьких детей.

– А зря. Оно действительно помогает. – Она направилась на кухню. – Сейчас вы сами в этом убедитесь.

Джоселин включила свет, налила молоко в кастрюлю и поставила на огонь. Пока оно грелось, она объяснила технику процедуры:

– Чтобы сработало, нужно закрыть глаза сразу, как только вы почувствуете сонливость. Если упустить момент, все насмарку. Поэтому горячее молоко нужно пить не на кухне, а прямо в спальне, чтобы потом сразу опустить голову на подушку.

– Похоже, вы не раз имели дело с бессонницей.

– Мы с ней подруги.

Она налила кипящее молоко в чашку и размешала.

– Вот. Идите.

Он понюхал.

– Горячее молоко… м-да.

Джоселин надавила рукой на его спину, напоминая, что нужно поскорее лечь в кровать. От тепла его упругих мускулов по ее телу побежала приятная дрожь. Она попыталась бороться с ней, но из этого ничего не вышло, и она оставила попытки.

Войти в его спальню она решилась не сразу, однако забота о клиенте была ее правилом, и она шагнула внутрь.

– Теперь вы будете в порядке, – сказала она» наблюдая, как он поставил чашку на столик и забрался в кровать.

– Все зависит от горячего молока.

Она уже собиралась пожелать спокойной ночи и удалиться, но он указал рукой на стул в углу:

– Садитесь. Давайте поговорим минутку. Расскажите мне немного о себе.

Она нервно сглотнула.

– Что, например?

– Ну, например, о том, какой вы были в институте: ответственной старостой, прилежной студенткой, известной на всех курсах, или отчаянной прогульщицей, душой компании; а может, вы употребляли наркотики?

– Ни то, ни другое, ни третье. Просто ходила на занятия, получала средние отметки, а свободное время проводила с небольшой компанией друзей.

– А как насчет влюбленностей? Или тот студент-медик, мечтающий о блестящей карьере, был вашей единственной любовью?

– Никаких влюбленностей. Были несколько парней, с которыми я общалась, но ни я, ни они не делали попыток сближения. Молодежь в нашем институте была вполне целомудренная. И все же мне было иногда одиноко. Да и теперь бывает.