Премия для извращенца

Дэнни стало любопытно, выдержит ли он двадцать лет, разъезжая по всей стране подобным образом, не имея возможности ни читать, ни разговаривать. Вместе с этой вползающей в голову мыслью появилось еще кое-что – удивительно противоречивое ощущение. Ушли Судьбы. Или, может, они никогда и не существовали? Больше Дэнни не мог потворствовать своим невероятным завихрениям в голове, чтобы защитить себя от злорадного джинна, в этом уже не было никакого смысла – его судьба теперь хуже, чем смерть. Мало того, что Судьбы ушли, но и в животе у него перестало булькать, из-под подмышек прекратил капать холодный пот, а аппетит – совсем некстати – снова набрал силу. Дэнни был чист.

Вместе с очищением появилось негодование, которое жгло Дэнни изнутри, как при гонорее. Допустим, он ограбил Сканка и, допустим, заслуживал взбучки, но это? Это?! Подставить его под «особую категорию»! Нет, не может быть, он сделает что-нибудь, прибегнет к какой-нибудь хитрости, чтобы очистить свое имя. Дэнни не забыл, что ему говорила адвокат после суда; главное – не попасть в «особое» крыло, это первоочередная задача. Он скажет начальнику тюрьмы – Дэнни знал, что начальник беседовал с каждым новичком, – что ему не нужна зашита, он не хочет, чтобы его держали отдельно.

Все это Дэнни твердо решил на тринадцатый день заключения в фургоне. Но на следующее утро, когда фургон в очередной раз остановился и, к своему удивлению, Дэнни очутился за высокой кирпичной стеной Уондсуортской тюрьмы, его решимость начала таять.

Когда Дэнни препроводили в тюрьму, от решимости не осталось и следа. Надзиратели, которые мыли его, снимали отпечатки пальцев, вручали ему тюремный комплект, а затем вели через странно пустой приемный блок, не проявляли никакой агрессии, они даже казались заботливыми. Дэнни конечно же ничего им не говорил, кроме «Да, сэр» и «Нет, сэр», но когда он уже готов был смиренно идти в «особое» крыло, один из них пробормотал: «Бедный кобель». Тут уж Дэнни не удержался и спросил: «Что вы имеете в виду?»

Тюремщик пенсионного возраста с седыми усами покачал головой и посмотрел на Дэнни в упор, перед тем как ответить: «Увидишь».

Поначалу все было довольно буднично. Дэнни провели через двор, потом во внутренние ворота, за ними оказался другой двор, миновав его, они вошли в дверь крыла «А», первого из пяти «блоков», составляющих Уондсуортский паноптикум. Возможно – хотя вряд ли, – идеи Джереми Бентема, создателя проекта паноптикума тюрьмы, замеченные Дэнни в Уондсуортсе, были эффективно воплощены, и он это потом еще прочувствует.

Бентем задумал паноптикум с пятью блоками в виде крыльев, выступающих из середины центрального зала, как воскрешение всевидящего Божьего ока. Он надеялся, что обитатели этих пяти крыльев, не забывая о том, что за ними наблюдают из центрального зала, смогут постичь в пределах архитектурного и их собственного заключения истинную природу отношений между Богом и человеком. Да, разумеется, Дэнни ощущал присутствие всевидящего ока, пока спускался из крыла «А» в сопровождении тюремных надзирателей – сзади и впереди, когда шел через центральный зал и вниз по крылу «Е» к месту своего заключения. Но это всевидящее око состояло из многих сотен других глаз, да к тому же обладало руками – руками, которые исступленно колотили по железным решеткам камер. А еще у всевидящего ока был голос, доносившийся из разрывающихся от крика ртов, ряд за рядом, когда Дэнни проходил через строй ненависти. «Особая категория! Особая категория! Береги задницу!» – кричали все, и через каждые десять шагов трясущийся Дэнни слышал более личное, насмешливое: «Мы тебя достанем, сучара гребаный!»

Пока Дэнни добирался к своей камере в крыле «Ф», он стал похож на фантома и был мокрым от ужаса. «Мы решили поместить вас вместе, – гоготнул тюремщик, указывая жестом на дверной проем камеры, которую только что открыл. – Два черных мудака – чем не «сладкая парочка»?!»

В камере на койке сидел толстый чернокожий мужчина. Он оторвал взгляд от блокнота, где что-то записывал, широко усмехнулся и сказал: «Значит, ты и есть знаменитый Клэптонский убийца».

Вот так Дэнни повстречал Жирдяя, наставника из ада.

3

– Учти, братан! – произнес Жирдяй. – Я здесь в авторитете, черт возьми, и если тебе не терпится стать куском мяса для тушения в горшочке прямо здесь, в гребаном «особом» крыле, так это можно устроить хоть завтра.

– Н-н-но как же… я имею в виду, что все мы здесь одной статьей мазаны, как может кто-то думать, что у него на это есть право.

– Право! Ха-ха-ха! О правах заговорил! Это действительно классно: сраный Клэптонский убийца рассуждает о правах! Да ты, гребаный монстр, истязал и насиловал шестилетнего ребенка в течение многих дней, прежде чем убил его и отрезал ему руки и ноги! Дерьмо! – Жирдяй провел пальцем вокруг выбритого на затылке знака омеги, после чего продолжил: – Чувак, ты мне действуешь на нервы. Уясни, что ты – самый говнистый из всех говнюков во всей этой гребаной тюрьме. И в «особой категории» есть своя иерархия, которую во всей стране определяют только здесь – в крыле «Ф», и ты в этой иерархии – самая мерзкая задница. – Жирдяй снова стал водить пальцем вокруг знака омеги.

Дэнни попытался сдержать нервный тик, от которого через несколько часов он уже был на грани безумия, тряхнул головой и прошаркал по линолеуму подошвами своих сношенных полотняных башмаков.

– Ну, так что, – спросил он спустя некоторое время, – кто собирается делать из меня жаркое?

– Уоллер собирается. Он бывший полицейский, понятно, а теперь здесь «пахан» хренов. Он и еще один ссученный стукач по имени Хансен, они уже «поимели» все гребаное крыло – пятьсот сорок заключенных по сорок третьей статье. И всех обложили налогом. У них есть наркотики, деньги, они говорят, что тем, кто приходит и кто уходит отсюда, не избежать встречи с ними. – Жирдяй поудобнее устроился на койке и сложил толстые ноги в позе лотоса, прежде чем продолжить делиться своей мудростью, словно какой-нибудь реальный буддист. – Видишь ли, заключенные «особой категории» в основном законопослушные и трусливые. Поэтому для них вполне естественно делать то, что говорит стукач, понимаешь? А вот эти стукачи – настоящие подонки, старик, правда.

– Но я пока еще в своем уме, – сплюнул Дэнни. – И знаю, что «особая категория» – не мой случай. Сегодня пойду на встречу с гребаным начальником, правильно? Они должны позволить мне, верно? И я ему скажу, что не хочу никакой зашиты, ничего…

– Да-да-да-да, – вздохнул Жирдяй, как будто в очередной раз прослушал заезженную пластинку, – «особая категория – не мой случай» – по крайней мере не пьянь или распутник, – но позволь мне разъяснить тебе, чувак, по-дружески: у тебя есть только один способ отсидеть свой срок – здесь. Забудь дорогу туда, разговор продлится не больше семи секунд. Так или иначе, он не выпустит тебя, пока ты не заслужишь доверия, а тогда он сможет позволить тебе выйти, но только если составит о тебе надлежащее гребаное мнение. Нет, чувак, твой приговор – сорок третья статья, и у тебя есть лишь одна голимая надежда избежать издевательств, и эта надежда сидит прямо перед тобой во всей своей красе – Мистер Жирдяй, посредник, лицо, ведущее переговоры. Для тебя я – все равно что генеральный секретарь Организации Объединенных Наций.

Жирдяй рывком встал на ноги, прошлепал к двери, выглянул из камеры, потом поковылял назад к раковине в дальнем углу и снял кафельную плитку на забрызганной стене; там оказался тайник, где среди всякого хлама лежали шоколадки. Жирдяй вынул одну и поставил плитку на место, укрепив ее полосками «Блю-Тек». Подойдя к Дэнни, он протянул ему шоколад.

– «Сникерс»? – предложил он.

Дэнни покачал головой.

– Так что же это значит, ты – не из «особой категории»?

– Нет. – Жирдяй впился зубами в свой «Сникерс».

– Ну, тогда выходит, что ты – полицейский?

– Нет! Конечно нет! Я получил пять лет за… м-м-м… детское порно, усёк? Мне самому это не в кайф, понимаешь, но спрос диктует предложение… м-м-м… Я мог сидеть не в «особом» крыле – слава богу, есть друзья и прочее, но меня здесь все устраивает – из-за деловых возможностей, понимаешь? Здесь мой товар нарасхват, и я надеюсь неплохо заработать… м-м-м… ну и могу защитить тебя от издевательств, которым подвергаются все по твоей статье.

– И на фига тебе это надо? – спросил Дэнни, почуяв подвох.