Премия

С некоторых пор она была нарушена. С тех самых пор, как появилось болото. В тот день Мирон сорвал резьбу, и ключ вырвало из его рук. С того дня беспокойство машин нарастало, как в табуне лошадей, чующих близкий резкий волчий запах.

Теперь жить тут стало просто не выносимо. Прибывающие поезда с сочувствием глядели на тех, кто не мог отсюда отлучиться. И с пустыми глазами тепловозы спешили прочь, стараясь вобрать в себя побольше километров рельс, мостов и тоннелей, чтобы отгородиться от скелета, от болота реками и горами.

Мирон не знал, чем помочь. В нем подгорело зажигание, он чувствовал себя отработанным, выхлопным газом дизеля. Ничто не удивляло и не раздражало, лишь неразличимо что-то саднило на периферии его пустого потревоженного спокойствия, как жужжание единственного ночного комара.

Болото стало последней каплей. Еще до болота Мирона уже точила мысль. Машины не только ломаются, это не беда, он может починить все. Машины могут стареть. Засыхает в них какой-то свой железный корень. Раньше он верил, что эти друзья народа совершенны. Жизнь в машинах виделась прекрасной, то есть безмятежной, то есть вечной. "И вам снится всё, что не может сниться мне". Конечно, разлучались шестеренки. Но единение, этот подмеченный цузаменфасун, был очевиден в машинах. Они были венцом творения. Мирон не хотел отпускать осколки той мечты, каким хотел бы видеть он себя. Среди машин. Но вполне понимал, что не только он не в силах вырастить в организме дополнительную функцию.

Он вяло волокся вдоль длинной стены нашего депо, декорированной прекрасными паровозами на еще больших осколках штукатурки. Не разбирая дороги к гаражу, он прошелся по широкой луже, на которой бензинное пятно расползлось своим волнистым попугаем. В гараже были изменения. Не понимая ровно ничего, Мирон пошагал в дальний темный конец двуокисной тишины, откуда доносился ровный звук выхлопной трубы и мудреный запах выхлопов, и что-то сопело тормозами. Тут вдруг снова забормотало в тени, Мирон уже присмотрелся и увидел бормочущего. Бормотал ЗИЛ. Это тот, что вылез из болота, тот, что пытался болото откачать, высосать с территории, и бесславно тогда же, там же и тут же стух. До сего момента он не был жив в своем углу, а потому невидим. Тем радостней было видеть теперь это рычание, воспитанно сдерживаемый игривый голос проснувшейся громадной овчарки, которой очень хочется погулять.

Сам открылся дрессированный капот, а в Мироне рефлекторно приоткрылись клапаны. Он еще не вполне верил, но уже медленно и негибко нырял под грузовик и с трудом выныривал к открытому капоту. Он спешил и дергался, спьяну кровянил пальцы, но не останавливался. Он боялся потерять такт чудом ожившего двигателя, но уже не мог скрыть улыбку в пушистых усах.

Мирон нагнулся над мотором, почти лежа на нем. Вдруг стукнула высокая стальная дверь гаража, послышались шаги. Мирон вздрогнул и запутался в моторе спецовкой на животе. Не хватало опоры рукам, чтобы распутаться, ноги болтались и могли коснуться пола самыми носками. Мирон опирался на грудь и подбородок, пытаясь дотянуться снизу и распутать, при этом подтягивая висящие на решетке радиатора колени, чтобы оттянуть живот и дать больше простора рукам. Шаги уже приближались, ЗИЛ, не в силах помочь Мирону, косился округлыми фарами в сторону шагов и начинал уже нетерпеливо шипеть на Мирона и теребить свои ремни.

Прижатый в согнувшемся положении Мирон хотел уже было сказать приближающимся шагам "Да мы ничего. Я только заглянул помочь поправить и запутался". Но говорить не пришлось - шаги близко свернули и удалились. Мирон еще раз дернулся, что-то треснуло, и он освободился.

Мирон выпрямился и замер. ЗИЛ взревел мотором. Мирон вытаращился в огромные смеющиеся глаза ЗИЛа, не понимая, почему тот потешается над его испугом. И заржал сам, показывая пальцем на радугу в облаке самых густых выхлопов, которую грузовик с голосом человека не мог видеть, но вот-вот должен был почувствовать своим задом. Они стояли, обнявшись, и смеялись друг над дружкой, и каждый о своем. Мирон в приступе смеха полетел под капот верхним концом вниз и даже закружился легким перышком.

Позже тов. Блажная говорила, что, со слов другой дуры, пропавший грузовик выехал за ворота, и за стеклом кабины никого не было. Но мы, конечно же, в это не верим. А точнее даже не в это, а в то, что старушки нынче верят в призрак тепловоза и в сбежавший грузовик.

Тов. Блажная в раздражении махнула рукой и побежала за далеко удалившейся спиной Филиппыча, которого она давно искала, потому что тот обещался ей помочь с ее шкафом хромым. Догнала она его очень быстро. Было видно, как две фигурки, почти слитно выступая над поверхностью на фоне чистого неба, разговаривают, махая руками и даже не замечая, что оба стоят посреди обширной лужи, в которой лихо скакала облаков толпа, и в просветах на дне неба синеет белый свет. Филиппыч, скрывая телодвижения радости от внимания к себе, показывал Блажной, что один палец для передвиганья мало. Но та все равно показывала намерение тащить его обратно в скелет и другой рукой махала, что всё это глупости, глупости-глупости! Там глядишь, нет-нет да и да.

– Сиропин, хоть вы помогите нам с этим шкафом.

Перед Сиропиным стояла женщина в синем халате и тянулась взять его под локоть и куда-то вести. Пока он пытался вернуться к действительности, его уже мягко втолкнули в какой-то кабинет

– Вот тот у окна нужно придвинуть вплотную к этому. Никого не допросишься, а Филиппыч один. Хорошо, что вы такой хороший. Ну, взяли, мальчики.

После непривычного тяжелого усилия над шкафом, который даже не потрудились разгрузить от кип чего-то ненужного, и который, наконец, удалось куда-то задвинуть, Сиропин устал надрывно, до тошноты. Он не выделялся силой и в молодости, а теперь он был уже мужик пожилой с залысиной, он всю жизнь был откровенно маленького размера. Тряслись руки, спина и ноги. Его усадили обливаться потом и пить чай.

В каком-то размагниченном помутнении он пошел к себе в архив. У себя он было взялся за свои папки, но в коридоре непрерывно хлопали дверью во двор, и в голове в такт глухим ударам начиналось почему-то какое-то танго и сбивалось опять в начало. Под скрип и стук, под невыносимое танго он вдруг ясно решил, что откладывать дальше - это изводить себя дальше. Сегодня он пойдет, поборет себя, и все решится.

И он представил себя склонившимся над темной гладью воды, а над ним дубравы и сказочный дух. Почему-то вспомнилась сказка про Иванушку, который не послушался сестрицу Аленушку и напился водицы из козьего копытца. Такой поворот мыслей на фоне начала разрешения долго мучавшего его демонического противоречиея вверг его в недоуменный ступор.

– Сиропин, иди сюда, - закричали с открытого подъезда.
– Вот тут досточтимый специалист твердит, что Весотехник завтра проиграет.

– О чем вы, уважаемый - спросил Сиропин, выглядывая в коридор. В другой момент он бы расчихвостил любителя. Сейчас перед его глазами стоял Иванушка, тупо глядящий на свои копыта.
– Весотехник в последних шести играх не проиграл.

– Ну... слыхал - никто не ожидал от Сиропина такой лаконичной неопределенности убеждений.

Сиропин вернулся на место. В носу его был болотный запах, которого никогда не было в его носу, потому что он никогда в жизни не был вблизи настоящего болота, затерянного среди лесов, топкого, безлюдного.

Пытаясь сосредоточиться на папках, он отгонял тревогу по поводу предстоящего свершения. Тут, за его окном лежало это болото, готовое поглотить его душу. Но он, как и все, суеверно боялся даже смотреть в ту сторону, не то что приближаться. Он опять представил себя в одиночестве танцующим танго на бетонке, как он с прямой спиной, прижав к себе какую-то невидимку-партнершу, сосредоточенно вращаясь с неумелыми выпадами, пугливо переступая редкие трещины, удаляется к болоту.

В 1800 на плитке закипели яйца.

– Хлебцов с вратаря уйдет. Кто же будет

– У Солонинина хорошая реакция.

Тут уж Сиропин, презрительно фыркая, выскочил

– У Солонинина реакция

– Так ведь он не пропускал на замене.

– Так ведь никто же и не бил в его ворота, - сказал Сиропин, уже думая о своем, и вяло пошел назад под часов теньканье.

– Ну тогда Майский или Ходячий.

– Ходячий!
– продолжали кричать в коридоре, - Ну тогда уж, по-вашему, и Коленко кандидатура. Да его даже в дворовую команду не возьмут.