Преодоление иллюзий
Шрифт:
Значение реактивностей пунктов 8 – 12 перечня может быть столь велико, что для их рассмотрения понадобится искусственная ассоциативная вербализация. Особенно это касается мистических ощущений – они имеют не менее ста выраженных оттенков. Все это, а также объем материала, требует анализа р-ощущений пунктов 8 – 12 (особых реактивностей) не в настоящем вводном, а в других рассмотрениях. Можно только заявить: предельные ощущения – это колоссальные по интенсивности монотоны. Весь спектр тонких неспецифических ощущений образуется по принципу сочетания слабых оттенков этих монотонов.
Благодаря р-ощущениям мир предстает человеку в неиндифферентном виде. Выступая в роли безапелляционно ценностных ощущений, они оказываются одним из центров аксиологической кристаллизации существования. Наличие р-ощущений вызывает парадокс, смежный психофизиологическому парадоксу. Период "бури и натиска" в философской литературе начала 60-х годов, в связи с психофизиологическим и психофизическим
Сущность этого парадокса в следующем. Р-ощущения являются ценностными ощущениями, но фактор вызывающий это их свойство отсутствует как в самом сознании, так и в физиологическом. В случае квазибытийной онтологизации физиологического (а естественные науки, в отличие от точных, пока так и поступают), за пределами субъективного сознания в объективизированном биологическом мы будем иметь неприкаянный гомеостаз организма. До этого гомеостаза сознанию нет никакого дела, сознание может и не знать о гомеостазе, но важно только само наличие р-ощущений. Физико-биологический мир в своем псевдосинтезе и ортодоксально-объективной представляемости пассивным образом сталкивает оцененность р-ощущений, причину их оцененности на сами ощущения, ибо он индифферентен и автоматичен. С другой стороны, р-ощущения, в том виде, в каком они даются, полностью наглядны, а поэтому и здесь нельзя искать скрытую причину оцененности. Все это равным образом касается как зефирных чувствований, так и обыденных. Последние даже вполне четко подразделяются на отрицательные и положительные. Наличие указанного парадокса нисколько не мешает попыткам рационализации р-ощущений, использованию их в качестве политического и сексуального "лихневмона"[5]. Однако никакая рационализация не способна сделать их внутренне рациональными. Вплетение их в те или иные механизмы деятельности – только внешняя оправа.
Собственно неинформационен и реальный зеленый цвет, взятый сам по себе, вне общей витально-рациональной оболочки сознания, но фактически эта неинформационность почти полностью снята ввиду того, что тот или иной цвет может быть только топологически неизолированной частностью, имеющей определенные координаты во всяком новом здесь-теперь. В отличие от такого рода частных ощущений, р-ощущения изолированы именно топологически, их связь с другими (неитегративными) ощущениями проходит помимо сейчас наличного сознания, рефлексивно-психейно, а не психологически. Пример с цветом – наше искусственное нарушение компараций, сделанное путем сужения восприятия. В противоположность этому многие группы р-ощущений имеют откровенную тенденцию к отрыву от сигнально-рационального, к отлетанию в иное – внесубъективное и внепрагматическое.
Среди р-ощущений можно видеть воспроизводимые и невоспроизводимые, "наведенные" и возникающие без какой-либо видимой причины, циркуляторные и поступательно-непрерывные (в том числе константные) сопровождающие индивида целую жизненную эпоху. Для р-ощущений не существует не только среды представлений, но и единичных представлений. Если в силу каких-либо причин возникает кажимость представления того или иного подобного ощущения, то де-факто это будет не представление, а действительное р-ощущение более слабой интенсивности, чем его предполагаемый прототип. При этом воспоминание-ссылка на прототип обычно вполне структуро-информационна и отдельна от самого тона р-ощущения.
Нетрудно видеть соответствие между собственно бесструктурностью и амнестичностью. Действительно, информация может быть представлена только в виде структурного, а то, что не является информацией, не может быть прямым образом передано или воспринято и, соответственно, запомнено или извлечено из памяти.
Антиинформационное не приходит и не рождается – оно высвобождается, открывается, будучи в обычном нейтральном случае закрыто и замещено вторичностью – сигнально-рациональной пленкой сознания, то есть бывшим антиинформационным, таким, какое в "сейчас" уже не является соизмеримым с человеческим восприятием. Мы не считаем конкретное частное антиинформационное существующим везде подобно некой субстанции: любая субъективная данность – всегда вычлененность из целого, а это целое пока удобно относить не к метасознанию нечеловеческой природы, но к наиболее "близкому" метасознательному – психейному. Под сознанием везде в данном контексте подразумевается субъективное сознание поля данности, которое кажется наличным.
Мы не сводим все антиинформационное к реактивному. Логический объем термина "антиинформация" несколько шире. В этом докладе мы останавливаемся только на общей характеристике реактивного, без специального анализа особого реактивного. К сфере антиинформационного относится собственно волевое (волевые импульсы в себе, без приложения структуро-мотивационных разверток) и феномены… смысла. При этом если смысл и реактивность – явления одного ряда, то волевое не только внерационально, но и внелогично.
Смысл обычно смешивают со знаковыми компонентами вербально оформленной мысли. Между тем смысл не является даже и значением. Если практический рабочий смысл и предстает всегда в среде структуро-информационного, образного, то
сам он как таковой представляет собой абсолютно бесструктурную схватываемость, отличную от значения, способного находиться в фигурах, подобных треугольнику Фреге. Эта бесструктурная схватываемость – своего рода апространственное экзистенциальное щупальце. Если реактивное не исчерпывается бытовыми каноническими эмотивностями, то и смысловое (в некотором роде логосное, отлогосное) не исчерпывается каноническими смыслами, связанными с вербальным и операциональным.Вписанность антиинформационного в человеческий мир двойственна. С одной стороны, оно выступает как нечто самодовлеющее: если сущностью мировой истории до второй половины XIX века был человек, которого еще не потеснили стабильные самосохраняющиеся организации, то сущностью человека являются смыслы и эмотивности, продолжающие существовать словно бы вне мозгов и людей, подобно тому как человек живет и размножается, невзирая на гибель империй, партий и религий. В отношении эмоций это было невольно спародировано греческой трагедией, главные герои которой – не люди, а изолированные страсти, иногда получающие статус новой изолированности в виде мойр и эриний. С другой стороны, антиинформационное представляется обобщающе-суммационным. Здесь реактивности выглядят не столько палеоданностями, сколько ощущениями на ощущениях, ощущениями, паразитирующими на других ощущениях. В данном случае противоречия нет.
Антиинформационное всегда касается пределов существования. Через него совершенно подспудно и эстетически несниженно может дойти и то, что вследствие крайней зашифрованности никак не предстоит большинству читателей и зрителей. Например, для полноценного эстетического восприятия вовсе не обязательно интерпретировать в строчках Бальмонта
Когда б на Север мне умчаться вдруг
От черно-белого мельканья клавиш
черно-белые клавиши как дни и ночи, а Север – как страну надежд и творимых легенд, "тот берег", "рай"; темный дуб, который "склонялся и шумел" (из стихотворения Лермонтова) – как продолженный героем человеческий род, ветви дивергенций (или в более расширенном толковании – как все человечество, панродовое вообще), а странный сон героя ("Я б желал навеки так заснуть") – как стремление вернуться в утробу матери; строчки Блока
Я закрою голову белым.
Закричу и кинусь в поток,
И всплывет, качнется над телом
Благовонный речной цветок…
– как дань фаллическому культу, точный судебно-медицинский аналог реального утопленника или висельника. Знание тех или иных вариантов углубленного истолкования придает восприятию дополнительный потенциал, новые экзистенциальные туннели воображения.
Неспецифические, небытовые чувствования помимо любых структуральных проторенностей, необходимых для дешифровки символа, выступают в качестве "проглядных ясных глянцев"[6], позволяющих взглянуть туда же, но неинтеллектуально, что и требуется в первую очередь от искусства).
Индивидуально антиинформационное может быть связано не только с тем или иным пакетом ключевых знаков, но и само всегда выступает как знак. В доходящем до нас слабом и эфемерном антиинформационном есть тоническая ссылка на кульминационный пункт бытия.
АТЕИСТИЧЕСКИЙ КОНТАКТ С АБСОЛЮТОМ
Аннотация: Рассмотрены пути и возможности нерелигиозного сосредоточения на полном самосуществующем бытии (абсолюте). В строгом смысле, у автора абсолют, будучи субстанцией, не является материей или духом и не имеет сакрального смысла. Это предел сознания, выглядящий не как разум, и есть единственное полное бытие, в то же время лишенное теологических свойств, обозначаемых как совершенства. Несовершенство абсолюта (неполная абсолютность в традиционном смысле) в том, что имеет место иллюзорное детектирование бытия-сознания – нерационального, бесструктурного и нерасщепленного импульса из внелогичного беспричинного недобытия (праабсолюта). Кажущаяся антиномия в том, что для всего производного от иллюзии она несокрушима. Использована авторская концепция полисознательности суммарного субъективного сознания с отказом от традиционной интроспекции, мнимо упирающейся в оторванные друг от друга феноменологически искусственные моменты: воспринимающего, воспринимаемое и восприятие. Субъективное сознание (потенциально и нечеловеческое) рассматривается не как эпифеномен над феноменами, но распространенным внутри них и подразделяется не по восприятиям или идеальным критериям, а по феноменальным средам. При этом особыми средами оказываются малоразвернутые, в том числе незвуковые тонические, прежде всего связанные с чувством и невербальным мышлением. Достигнуто пересечение предыдущих оригинальных работ автора в новом ракурсе в связи с вероятностью замены для части субъектов религиозных чувств интеллектуальными и эстетическими. При этом прорисовывающийся субъективный абсолют выглядит и как уменьшенный по