Преодоление (сборник)

Море, обычно тихое и мирное, может и волноваться. Меняясь цветом, теряя прозрачность, и становясь шумным, оно еще больше завораживает своим совершенством. И по всему побережью многочисленные скалистые острова, на которых кое-где приютились одинокие храмы. Мороженую треску я и раньше ел, но никогда не пробовал морскую рыбу, еще два часа назад плававшую в воде. А южные овощи, жареные на огне, и козий сыр с местным оливковым маслом. Непередаваемо вкусно, красиво, и во всем этом ощущается праздник.

Ласковое теплое море, горячая от солнца галька. Я вышел из воды и прижимаюсь спиной к теплой скале. Смотрю на остров Святого Стефана и тоже не перестаю им любоваться. А потом делаю для себя неожиданное открытие:

– Послушай-ка, – обращаюсь к матушке, – а ведь этот остров и городок, в котором мы сейчас живем, ведь все это названо в честь первомученика Стефана. Когда мы собирались сюда, то думали, что летим в Будву, а оказались именно здесь.

Перед моими глазами всплыл образ святого из Серапионовой палатки, и вместе с ним все тот же вопрос, заданный несколько лет назад:

– А ты согласен стать мучеником?

Господи, помилуй, ну почему среди этого неземного блаженства, где радуется жизни, кажется, каждая клеточка твоего тела, вновь напоминать о мученичестве, неужели со Христом нельзя как-то по-другому? Ведь человеческая жизнь бесценна уже сама по себе, по своему факту существования. Зачем же мы должны умирать, да еще и по собственному согласию? Хорошо, допускаю, можно добровольно согласиться на мученичество где-нибудь после семидесяти, там уже так и так от болезней не жизнь, а мучения. Но сейчас, пока еще тело способно творить и наслаждаться, кому все это нужно? Тем более, в наше время, когда церковь перестала быть гонимой и живет в покое, к чему эти крайности!

Уже возвращаясь домой, по дороге в аэропорт Тиват я прощался со всей окружающей меня красотой и поймал себя на том, что думаю: «А почему отец Сергий, мой предшественник и последний настоятель нашего храма выбрал страдания? Он что, надеялся до последнего, что его минует чаша сия?»

Вряд ли. В те дни, он оставался уже последним из четырех братьев священников, кто еще был на свободе. Он знал, что двое его братьев замучены в лагерях, знал, что в Череповце арестовали и скорее всего расстреляли самого старшего из них. Знал, потому, что увозили и уже не выпускали многих из тех, кто служил в соседних с нами приходах.

Ему было проще, чем остальным, вдовец, дети выросли и разъехались. Вещички собрал, и поминай как звали, а он, нет, все продолжал служить. Незадолго до ареста его помощник и диакон отец Николай прилюдно объявил об отречении от Христа, и тем спас свою жизнь.

– Люди! – кричал со сцены отец Николай. – Простите, что морочил вам головы столько лет, простите!

Потом кто-то из ячейки большими ножницами обрезал ему бороду и, словно палач на плахе, поднял ее вверх, предъявляя всему честному собранию. А отец Сергий не стал.

Говорят, что после войны наши деревенские видели отца Николая в Шуе, он уже был священником и носил крест. Бог милостив и прощает. Может, наш настоятель был таким отчаянным человеком и ничего не боялся? Так ведь нет, боялся и очень боялся. Мне одна из наших прихожанок, в те годы еще совсем молоденькая девушка, рассказывала, что все никак понять не могла: отчего в окнах у батюшки часто на всю ночь остается гореть свет? Потом тихонько подкралась и заглянула, а он все ходил и ходил по избе из угла в угол, одетый и готовый к приезду «воронка».

А через два месяца после нашего возвращения из Черногории прозвучали выстрелы в отца Даниила. И его смерть все расставила по своим местам.

Он бесконечно прав. Ведь тогда только оправдано существование множества наших храмов и воскресных школ, журналов, газет, издательств, иконописных мастерских, семинарий, академий и прочего огромного хозяйства, именуемого Церковью, и только тогда она реально ею становится, когда среди множества ее людей найдется хотя бы один человек, кто был бы способен пожертвовать всем самым для него дорогим, включая и собственную жизнь, и добровольно выйти на пистолет. Выбрать мученичество только потому, что главным в его жизни и даже самой жизнью, стал Христос. Не деньги, не власть от имени Христа, уж тем более не холодильник со стиральной машиной, а Сам Христос, страдающий от неразделенной любви к человеку. А любовь, как известно, жертвенна.

Я спешил в лавру, мне не терпелось закончить разговор, начатый несколько лет назад в Серапионовой палатке возле иконы первомученика.

– Отче Стефане, я согласен, если у Него больше нет тех, кто готов до конца, то я согласен.

Потом долго стоял возле образа и ждал, только ответа так и не дождался. Видимо, дважды такие предложения не повторяются.

Маленький человек

Весть о том, что отца Фёдора посылают в Москву на миссионерскую конференцию, мгновенно облетела всех его многочисленных духовных чад, родственников, знакомых и друзей и вызвала немалый переполох. Москва хоть и столица России, да только Россия – другое государство, а Казахстан давно живёт по своим законам и обычаям. В России, родине его предков, батюшка никогда ещё не был, потому и замирало его сердце от скорого свидания с городом, название которого так дорого каждому русскому человеку. Ему ехать, а близким – волнение, как он там, неопытный и неискушённый жизнью, в большом городе сможет провести эти несколько дней.

– Батюшка, ты уж только смотри там, будь осторожен. В Москве собирается множество всяких аферистов и обманщиков. Никому не доверяйся и не верь ни единому ихнему слову: облапошат моментально. Денег с собой особо не бери, всё равно их там у тебя украдут. Возьми только на дорогу, чтобы было на что до метро добраться и по дороге перекусить. В общепите не ешь, отравишься обязательно, купи по дороге пирожок и хватит, приедешь на конференцию, там спокойно и поешь.

Отец Фёдор поменял на русские деньги свою месячную зарплату в двенадцать тысяч тенге с таким расчётом, чтобы кроме пирожка по дороге ему ещё бы и на книжки хватило, а самое главное, исполнить свою заветную мечту и съездить в лавру к преподобному Сергию. С этой целью он и заказал себе обратный билет специально на день попозже.

Когда самолёт из Алма-Аты приземлился в Домодедово и отец Фёдор шёл по аэропорту в поисках железнодорожной платформы, чтобы сесть на экспресс, к нему подскочил человек и предложил такси.

– Нет, нет, спасибо большое, но у меня совсем мало денег, и я собираюсь ехать на электричке.

– Ну что вы, какие деньги? – с видом оскорблённого достоинства сказал таксист. – Всёго-то 165 рублей!

Батюшка переспросил:

– Что, за всю поездку вы просите с меня 165 рублей и всё?

– И всё, – расцветая искренней улыбкой, подтвердил человек.

«Да, напрасно у нас там про Москву всякие слухи распускают, видать, и здесь порядок существует, – подумал отец Фёдор, – у нас в Алма-Аты запросили бы столько же. Экспресс тот почти в два раза дороже. Вот повезло», – обрадовался батюшка, и согласился.

Сговорившись о поездке, добрый человек буквально выхватил сумку из рук священника и стремительно поспешил с ней на выход. Да так, что тот едва поспевал за таксистом. Выйдя из здания аэропорта, москвич достал рацию и с деловым видом вызвал машину к подъезду.