Преодоление (сборник)

Как Марине удалось выбраться из этой круговерти и очутиться у нас в храме, до сих пор не понимаю, но факт остается фактом, она пришла.

Многие годы человек жил рядом с нами, а мы его не замечали, а она в свою очередь с удивлением рассматривала нас. Мы понравились друг другу, и полюбили друг друга. В храме так всегда бывает, сюда приходят не только постоять, это неинтересно, стоять можно где угодно. В храм приходят, чтобы научиться любить, а это не так просто, особенно если раньше тебя самого никто не любил. Бессмысленно прожить жизнь, не испытав этого чувства, да и зачем жить, если и ты никому не нужен?

Марина быстро стала для всех своей, кроме того, что она была красавицей, женщина умела быть внимательной, доброй и ласковой. Прошел всего год, а мы уже и представить себе не могли, что было такое время, когда Марины с нами не было.

Зная о ее болезни, вся община молилась об исцелении. А она приходила на все службы, точно нигде и не работает, каждую неделю исповедовалась и причащалась. Несколько раз я ее соборовал, и вот, наконец, она решилась и поехала в областной онкодиспансер. Как же мы ликовали, узнав, что болезнь отступила. Рост опухоли остановился, правда, ей все равно предлагали сделать операцию, но она снова отказалась.

Мариночка росла в неполной семье, папы она не знала, а мама могла дать ребенку только то, что могла, и потом, она не любила дочку. Худенькая высокая девочка, с длинной шейкой в старых колготках с вытянутыми коленками. Ей постоянно приходилось донашивать вещи, которые доставались ей с чужого плеча и с чужой ноги. Что было делать, все одно в школу нужно ходить, даже если над тобой смеются сытые одноклассники. Марина мне рассказывала об изматывающем чувстве голода, которое сопровождало ее все детство. Может, поэтому и решила сразу же после восьмого класса идти учиться на повара.

Помню, в нашем классе, за исключением нескольких человек, учились дети из семей рабочих и милиционеров. Кто-то жил богаче, кто-то беднее, но все мы, как правило, носили одну и ту же форму, и эти различия не бросались в глаза. Я и сам не делал разницы между нами, и легко делился завтраками с другими ребятами, будь-то русский, поляк или еврей. Мне было все равно. До тех пор, пока мой друг не преподал мне урок. Мы учились тогда классе в восьмом, и нам было по четырнадцать лет. Однажды на перемене после того, как кто-то выклянчил у меня бутерброд с колбасой, Игорь спросил:

– Зачем ты их кормишь?

Я удивился:

– Что в этом плохого?

А он засмеялся:

– Не надо поощрять ублюдков. Хочешь, я покажу тебе, что они на самом деле из себя представляют? – И, не дожидаясь моего согласия, подозвал двух неразлучных дружков Вовчика и Юрку Жабинского, которого все у нас называли Жабой.

Оба мальчика не блистали успехами в учебе, зато по натуре своей были очень добрыми. Вовчик не пропускал ни одной кошки, чтобы ее не погладить, вечно таскался с котятами, а Жаба почему-то предпочитал собак. Несмотря на такую, казалось бы, непримиримую противоположность в области интересов, ребята дружили. И еще, они постоянно были голодными и хотели есть. Почему они были голодными? Не знаю, я тогда об этом не задумывался, но подкармливал их частенько.

Игорь достал из сумки жареный пирожок с повидлом, они у нас в школьной столовке продавались по пятачку. Ребята стоят и ждут, не зря же их Гоша позвал, может, угостит. Мой друг откусил от пахучего пирожка и зажевал, закатывая глаза от удовольствия, так как это сегодня делают в рекламе. Пацаны ждут, может, хоть откусить даст, но нет, Игорек все съел и сказал:

– Вкусный был пирожок. Жаба, а ты хочешь пирожок?

– Да, Гоша, хочу.

– Ладно, только его нужно заработать, плюнь Вовчику в морду, и я дам тебе пятачок.

Жаба вопросительно посмотрел на друга, и тот после недолгого размышления согласно кивнул головой. Жаба плюнул, друзья получили монетку, и побежали в столовку. Через минуту они возвращались в класс, с удовольствием поедая один пирожок на двоих.

Игорь дождался, когда пирожок закончится, и снова предложил:

– А еще хотите?

Те согласно закивали головами, готовые в этот момент плюнуть в кого угодно. Игорек засмеялся и потребовал, чтобы уже Вовчик плюнул Жабе в лицо. После этого Игорь повернулся ко мне:

– Запомни, Шура, все люди делятся на тех, кто позволяет плевать себе в лицо, и на тех, кто не позволяет. И первых всегда больше, чем вторых, и потому не корми их за просто так.

Я хорошо запомнил урок. Хотя и был тогда наивным комсомольцем, верящим в нового совершенного человека из совершенного общества. Потому и сегодня не перестаю удивляться моему другу, он будто провидел наше будущее, заглядывая на десятилетия вперед.

Марина была из тех, кто позволял плевать себе в лицо, но сама была неспособна на ответный плевок. А все потому, что жалела всех. Сперва жалела брошеных котят, а потом жалела мужчин, которые врали ей про одиночество и про любовь. Замуж она вышла рано, за человека лет на двенадцать старше себя с большой залысиной и кучей вредных привычек. Но ей было все равно за кого выходить, лишь бы поскорее уйти из дома. Худенькая долговязая девчонка, она не привлекала к себе мужское внимание, до тех пор, пока не родила девочку. Став матерью, она будто распрямилась, ее худоба, а вместе с ней и угловатость, исчезли раз и навсегда. Гадкий утенок превратился в прекрасного лебедя.

Так бывает, ну кто обращает внимание на девчонок, с которыми учится в одном классе? Даже расставаясь, на выпускном вечере, ты их все так же привычно игнорируешь. До тех пор пока не встретишь случайно лет через несколько после окончания школы. И когда идущая тебе навстречу прекрасная незнакомка, приветливо сделав ручкой, скажет:

– О, Шурик, я так рада тебя видеть, познакомься, это мой друг. Вадик, мы учились с Шуриком в одном классе.

А потом ты будешь во все глаза смотреть ей вслед, пока не поймешь, что это та самая Наташка Иванова, что целых пять лет сидела за партой перед тобою, и все эти годы ты упирался глазами в эту, тогда еще детскую спинку, но так ничего в ней и не разглядел. И в тот момент станешь жалеть о том, что один, и некому похвастать, что эта красавица училась с тобой в одном классе.

Маринин муж спивался и старился, а она хорошела все больше, и все больше расцветала в ней потребность любить. Есть такие люди, которым мало забот о собственных детях, их заботят и чужие, чужие проблемы и чужая боль. Она умела любить незаметно и ненавязчиво, но от этого людям было только комфортнее. Ненавязчивая любовь не требует ответного благодарного чувства. И ее все любили, и те, с кем она работала поваром в ресторане, и учителя ее дочери, потому что, почитай, только она одна и соглашалась работать в родительском комитете, пропадая вечерами в школе, а летом еще и парты успевала красить. Еще она умела с помощью каких-то мелочей превратить обычное застолье в радость. Потому ее постоянно просили прийти и украсить стол, и она никогда не отказывала. Ей нравилось, когда люди улыбались.

Она научилась любить и делилась теплом со всеми, сама же оставаясь глубоко несчастной с нереализованным запасом нежных женских чувств к тому единственному, которого, еще не встретив, любила уже многие-многие годы. Любой мужской взгляд, задержавшийся на ней дольше обычного, заставлял сжиматься ее сердце. А вдруг это он, тот самый принц, о котором она подспудно все еще продолжала мечтать.

Жить в доме с хроническим алкоголиком очень трудно, а уж когда он начинает пускать в ход кулаки, то и вовсе невозможно. Наконец наступил момент, когда даже ее бездонное терпение лопнуло, и она ушла. Ей принадлежал старый деревенский домик, бабушкино наследство, ему уже было лет сто, в нем они с дочерью и поселились. Может, из-за всех этих треволнений Марина и заболела. Так оно в основном и бывает, все больше мы болеем из-за душевной неустроенности, обид и от чувства, что ты нелюбим и никому, по большому счету, не нужен.