Преодоление
Шрифт:
Но и вопрос не оставил без ответа. Ткнул рукой в одну из женщин, которая присутствовала со мной всё время рядом:
– Пояса оставьте ей! Она потом ракушки разложит и раздаст каждой обратно.
Тотчас все зашевелились, забегали, сложили свои пояса в сторонке на скальном выступе да и помчались наружу. Наверняка никому здесь оставаться долго не хотелось, все мечтали как можно скорее добраться до нормального, цивилизованного даже для условий Дна жилища.
Возле меня остались только две дамы, наверное, наиболее сильно привязанные к Зоряне, да мой дымчато-сумеречный когуяр, о которого если не спотыкаться, то быстро забываешь о его присутствии. А ведь зверушку тоже, наверное, кормить пора, насколько я припоминаю,
Поэтому обратился всё к тем же помощницам:
– Для моего зверя каких-нибудь вкусных остатков не отыщется? Боюсь, как бы он сильно не проголодался…
Ведь когда ещё там мне Степан что-нибудь принесёт?
Одна женщина тут же умчалась в тот зал, где у беглянок находилось некое подобие кухни, и вскоре у меня на коленках уже стояла плетённая из кустарника ваза, полная всякой мелочи. Ну я и стал подкармливать Хруста, сам себе иногда закидывая в рот некий кусочек вяленого мяса или сушёного корнеплода. А чтобы не было так скучно, попросил беглянок рассказать некие основные этапы их рискованных приключений. И особенно меня интересовали действия и поступки именно Зоряны.
Вот её ближайшие подруги и постарались меня ввести в курс дела. И опять я подивился косности человеческого мышления и присущему каждому индивидууму зазнайству. Прежние рассказчицы много чего недоговорили, обошли, упустили, сделали вид, что позабыли, зато каждая не постеснялась хорошо описать собственную роль в событиях во время, до и после побега. Конечно, роль лидеров они признавали, должное им отдавали, но троекратно меньше, чем полагалось бы. Да и эта заминка, когда я потребовал груаны для лечения, о многом говорила. Мои подчинённые всё отдали без промедления, даже «свои» симбионты выложили, а эти «бабцы»!.. Понятное дело, что наличие такого богатства, или, иначе говоря, приданого, многим вчерашним рабыням вскружило голову. Но ведь нельзя до такой степени черстветь сердцем, жалея для своей спасительницы и освободительницы какие-то ракушки!
К концу рассказа вернулся Степан Живучий вместе с Владом Серым, принесли носилки. Тяжеловатые они, конечно, получились, зато мягкие, пружинные из-за уложенных на дно резиновых листиков. Так что четыре мужика одну женщину легко понесут и деликатно.
– Кого ты ещё оставил?
– Тимофей и Емельян, – огласил заместитель очевидное. – Они там уже тервеля оприходовали и сейчас мясо на костре жарят. Так что ужин не за горами! Ха-ха! Хотя, я вижу, тут тебя уже деликатесами подкармливают?
– Да это мы для его зверя принесли, – начала оправдываться зардевшаяся женщина. – Что осталось… А он сам ест…
– Увы! Ничего не поделаешь! – с бравадой стал восклицать Степан. – Как командир решит, так и будет. Имеет полное право сам всё съесть, если того требует стратегия очередного сражения, а может и сам десять дней не кушать, лишь бы мы жирок нагуливали.
В общем, не успел я опомниться и вставить хоть парочку своих слов, как оба бывших исполнителя уже вовсю трепались с представительницами прекрасной половины человечества. То ли такое настроение у них совпало, то ли некая искра нужная и вовремя проскочила, но вели они себя уже через полчаса словно старые и добрые знакомые. А потом в нашу общую компанию вполне естественно вошли и Влад с Емельяном, принесшие столько нажаренного мяса, что даже я успокоенно вздохнул, получив в руки громадный казанок. Второй такой же был на всех. В том числе и на моего Хруста. Так что ужин у нас прошёл замечательно, весело и познавательно. И это несмотря на то, что рядом возлежала недавно находившаяся при смерти особа.
Время от времени я присматривался к ведущимся процессам в её теле и пытался понять, что же там творится. На первый взгляд, в организме происходило нечто, весьма сходное с полной заменой или тщательной очисткой крови. Потом весьма интенсивно сияли участки тела, поражённые
гангреной. Там сияние явно выжигало заразу и попутно восстанавливало повреждённые ткани. То есть регенерация, похоже, шла на клеточном уровне полным ходом. И всё то же моё наитие настоятельно подсказывало: «…ни во что не вмешивайся!»А мне и счастья другого не надо, что только обнимать пустеющий казанок да философствовать над кульбитами нашей судьбы. Вон оно всё как вдруг и резко повернулось! Было нас четырнадцать, не считая когуяра, а тут сразу стало тридцать семь человек. Конечно, могло и такое случиться, что часть женского батальона не пожелает сожительствовать с нами в одной башне, но что-то мне подсказывает, что подобные пожелания некоторых наивных котоводов (или правильно когуяроводов?) судьбой учитываться не будут. Все как одна пожелают жить в нашем коллективе.
А чем плохо такое количество? Да хотя бы именно количеством! Уже не говорю о большинстве представителей женского пола. Это же совсем иной контингент получается, совершенно иные отношения. Начнутся свары, ссоры, интриги, причём такие, в которые мне как мужчине и влезать нельзя. Хочется мне или не хочется, но придётся на должность моего заместителя, командующего женским батальоном выдвигать именно особь слабого пола. Как говорится…
Кто на эту роль подойдёт? Ксана хороша, и с тремя подчинёнными легко справится, всё-таки опыт работы в управе ей худо-бедно командовать поможет. Но то – с тремя, а как получится с двадцати шестью? Да-с, проблемка!
Хорошо, если Зоряна на ноги быстро встанет. Скорее всего, она любой женский контингент сумеет построить по ранжиру, умениям и по характеру. Её сидящие рядом подруги своими рассказами меня в этом сразу убедили. Правда, и тут есть подводные течения и нюансы. К примеру, как на такое отреагирует Ксана? А если плохо отреагирует, то как это скажется на мне? С одной стороны, мне плевать, у меня иных проблем хватает, но с другой стороны, хочется покоя в башне, потому что на иных направлениях нам в ближайшее время придётся ох как здорово попотеть. И совсем не значит, если я уйду в рейд, допустим, к тому же городу Иярта, то должен пустить на самотёк всё, что останется у меня за спиной. Ответственности за такое количество новых подруг я не желал совершенно, но раз уж она оказалась возложена мне судьбой на плечи, назад историю не переиграешь. Придётся соответствовать. А также искать харизматичного, духовно крепкого и авторитетного помощника.
Поэтому я и вернулся к более тщательным наблюдениям за больной. Кокона-саркофага я уже практически не замечал, поэтому максимум своего внимания сосредоточил на проистекающих внутренних процессах. Полюбоваться было чем, и я только страшно жалел, что особо толком ничего не понимаю в творящемся на моих глазах выздоровлении. Любой настоящий Врач полжизни бы отдал за право находиться сейчас на моём месте, а вторую половину – за толику доставшихся мне умений.
Я же себя чувствовал как дикий папуас, впервые с осторожностью заглядывающий в микроскоп и слушающий пояснения своего такого же дикого собрата о том, что они наблюдают. То есть ну очень интересно и… почти ничего не понятно. Наверное, поэтому факт о завершении данной стадии лечения первым заметил не я, а именно одна из подруг Зоряны:
– Ой! – воскликнула она. – А почему вон тот груан почернел и стал рассыпаться?!
– Ах! – вторила ей тут же вторая. – И ещё два почернело!
Теперь уже мы всей компанией с выпученными глазами наблюдали за гибелью груанов. Они как-то хаотично чернели в общем светящемся пространстве и потом кошмарно рассыпались почти невесомым прахом. Один даже на лице больной такое с собой сотворил, и я был вынужден банальным сдуванием убирать мелкую пыль, чтобы интенсивно дышащая женщина не втянула прах ноздрями в лёгкие. Но в какой-то момент всем нам подумалось, что лечение сорвалось и от всех груанов ничего не останется.