Преподобный Серафим Саровский

По старинной методике лечения врачи считали необходимым открыть кровь больному. Настоятель, зная, что больной и без того много потерял ее от ран, не соглашался на эту меру, но, по настоятельному убеждению консилиума врачей, решил рассказать об этом о. Серафиму. Консилиум опять собрался в келье преподобного. Он состоял из трех врачей; с ними было три фельдшера. В ожидании настоятеля они опять осмотрели больного, согласившись, что помощь необходимо подать как можно скорее.

С начала осмотра о. Серафим был в сознании; но к концу его он впал в забытье и сподобился дивного видения. С правой стороны постели подошла к нему Пресвятая Богородица с теми же апостолами Петром и Иоанном, как и в первое посещение. Указав перстом правой руки на больного, Она обратилась в ту сторону, где стояли врачи, и произнесла: «Что вы трудитесь?» Потом посмотрела на о. Серафима и опять сказала апостолам прежние слова: «Сей – от рода нашего».

Видение кончилось. В это время вошел отец настоятель. Врачи предложили ему пустить кровь больному, омыть раны спиртом и приложить пластыри. Но преподобный Серафим отклонил все это, предаваясь на волю Божию и Пресвятой Богоматери. Нечего было делать, оставили преподобного в покое, уважая его терпение и удивляясь силе и крепости веры.

В течение нескольких часов после видения страдалец ощущал чрезвычайную духовную радость. Потом почувствовал облегчение. В тот же вечер в первый раз после избиения спросил пищи и поел хлеба с квашеной капустой. С того дня он мало-помалу стал поправляться, но следы избиения остались на нем на всю жизнь. Он сгорбился и не мог ходить иначе, как опираясь на палку или топорик.

Пять месяцев прожил в обители подвижник. Отец Исаия и братия советовали ему оставаться здесь совсем, но преподобный Серафим испросил благословение снова возвратиться в любимое уединение. Уступая христианской неустрашимости духа и любви к пустынножительству, о. Исаия благословил преподобного.

Вскоре крестьяне, избившие старца, были найдены. Они оказались крепостными помещика Татищева, Ардатовского уезда, из села Кременок. Их хотели судить, но о. Серафим, узнав об этом, умолял помещика их Татищева и о. Исаию простить преступников. Вопреки всем, настаивавшим на наказании крестьян, преподобный заявил: «В противном случае, я оставлю Саровскую обитель и уйду в другое место».

Строителю же, о. Исаии, своему духовнику, он говорил, что лучше его удалили бы из обители, нежели нанесли крестьянам какое-либо наказание. Просьбу преподобного Серафима исполнили. Но Бог Сам наказал разбойников: их жилища сгорели. Тогда, раскаявшись, они пришли к о. Серафиму и просили у него прощения. Преподобный Серафим простил их и снова начал свою пустынническую жизнь.

Кончина игумена Исаии и подвиг молчальничества в пустыне

Прошло двенадцать лет пустынножительства преподобного. В то время настоятель Саровской обители о. Исаия по старости и слабости здоровья решил уйти на покой. Когда о. Исаия был здоров, он сам ходил в пустынь к о. Серафиму. Когда он сложил с себя должность, о. Серафим был избран братией в настоятели. Это было уже третье предложение ему: кроме Алатыря его хотели назначить строителем еще в Краснослободский Спасский монастырь. Но после подвига на камне пустынник твердо и спокойно отклонял подобные предложения.

Тогда настоятелем был избран иеромонах Нифонт, который поступил в обитель при игумене Пахомии, через девять лет после вступления в нее отца Серафима. До избрания о. Нифонт исполнял в Сарове послушание казначея.

Последний год жизни о. Исаия часто посещал преподобного в пустыне. Сам он уже не мог ходить, и братия возили его на тележке. В 1807 году о. Исаия мирно почил. В лице старца Исаии ушел из жизни последний духовный руководитель преподобного, восприемник его и духовный друг.

Преподобный Серафим всю жизнь хранил к нему, как и к другим своим старцам и друзьям, глубокое почитание как к угодникам Божиим. «Когда идешь ко мне, – наставлял он впоследствии начальницу Ардатовской общины, мать Евдокию, и многих других, – зайди на могилки, положи три поклона, прося у Бога, чтобы Он упокоил души рабов Своих: Исаии, Пахомия, Иосифа, Марка и прочих; и потом припади ко гробу, говоря про себя: «Простите, отцы святии, и помолитесь обо мне». Это – «огненные столпы от земли до небес». И сам он, приходя в монастырь, сначала шел к любимым отцам своим на могилки. Так отошли в вечность его близкие. Точно осиротел преподобный. Новый настоятель был для него далеким духовно.

Стремясь подвигом смирить печаль души, о. Серафим приступил к новому деланию – молчальничеству, по примеру святых Арсения Великого и Иоанна Молчальника.

К тем немногим посетителям, какие все же изредка посещали его, он перестал выходить совсем. Когда встречался кто из братии ему на пути, то преподобный падал лицом к земле и так оставался, пока не проходил посетитель. По болезни ног он реже стал посещать монастырь: не всегда ходил туда даже и в праздничные дни.

Один из послушников носил ему и пищу в пустынь, особенно в зимнее время, когда у о. Серафима не было своих овощей. Пища приносилась однажды в неделю, в день воскресный.

Вошедши в сени, послушник произносил обычную монашескую молитву: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас». Преподобный внутри говорил «Аминь» и отворял келью. Сложив руки на груди, потупив глаза в землю, не благословляя даже пришедшего, о. Серафим становился у дверей. Послушник кланялся ему в ноги, ставил пищу на стол в сенях. А преподобный клал туда же или кусок хлеба, или капусты: это означало, что ему нужно принести в следующий раз. Брат снова кланялся в ноги, просил молитв и уходил, не услышав ни единого слова, кроме «Аминь».

Таково было внешнее выражение молчальничества. Значение же и сущность его состояли в отречении от всяких житейских попечений для совершеннейшего служения Богу. Можно сказать, что этот подвиг состоял в безмолвии ума и полной сосредоточенности ума в Боге, погружении в Него и посвящении Ему всех своих мыслей и чувств. Сам о. Серафим впоследствии пояснял: «Паче всего должно украшать себя молчанием, ибо святой Амвросий Медиоланский говорил, что молчанием многих видел спасающихся, многоглаголанием же – ни единого. И паки, некто из старцев говорит: «Молчание есть таинство будущего века, словеса же – орудия суть мира сего. Молчание приближает человека к Богу и делает его как бы земным ангелом. Ты только сиди в келье своей во внимании и молчании и всеми мерами старайся приблизить себя к Господу. А Господь готов сделать тебя из человека Ангелом: «И на кого воззрю, – говорит Он (Ис. 66: 2), – воззрю, токмо на кроткаго и молчаливаго и трепещущаго словес Моих». Плодом молчания, кроме других духовных приобретений, бывает мир души. Молчание учит безмолвию и постоянной молитве. Наконец, приобретшего сие ожидает мирное состояние».

Возвращение в обитель и уход в затвор

Отец Серафим с ухода своего в молчальничество все реже стал посещать монастырь и даже редко причащался Святых Христовых Таин. Прежде он ходил по воскресеньям и праздникам в обитель причащаться Святых Таин. Теперь, со времени стояния на камнях, у него болели ноги; ходить он не мог. Братия монастыря стали этим смущаться, на их сторону стал и новый игумен Нифонт.

Он созвал монастырский собор из старших иеромонахов по поводу особливого, необычного жития пустынника, и они решили: предложить о. Серафиму, будь он здоров и крепок ногами, по-прежнему ходить в обитель по воскресным и праздничным дням, и причащаться Святых Таин; если же ноги его уже не служат, то возвратиться ему в монастырь на всегдашнее жительство в своей келье.

Это решение должен был передать ему брат, носивший пишу, при первом же приходе к нему в пустыньку. Отец Серафим молча выслушал и отпустил его, не промолвив ни единого слова. Решение монастырского собора было столь неожиданным, что оно застало молчальника как бы врасплох: он привык к послушанию, но есть ли на это и Божья воля? Должно ли оставлять святое и спасительное безмолвие, если и на него он пошел тоже по благословению святых отцов своих – Иосифа, Пахомия, Исаии? Да и легко ли ему теперь, после 16 лет, оторваться от сладкого безмолвия и возвратиться в обитель?

Привыкший к безусловному послушанию, о. Серафим не мог сойти с этой, спасительной для многих, стези. Но еще меньше он мог оставить «блаженное безмолвие». Выход он, подобно Григорию Богослову, нашел в среднем пути: он решил жить в монастыре, как бы в пустыни, быть вместе с другими телом, но безмолвствовать духом. Преподобный решил жить в обители – в затворе: так сочетаются и внешнее послушание и внутреннее безмолвие. Лишь увеличится сила подвига, ибо в монастыре хранить безмолвие духа, даже в затворе, будет труднее.