Преследование праведного грешника

— Слава богу, что Чарли обожает феерические постановки Уэст-Энда, — заметила Хелен, когда они с Барбарой остались одни. — Чем больше я узнаю его, тем больше бесценных качеств в нем обнаруживаю. И кто бы мог подумать, что все окажется именно так? Ведь когда мы с Томми поженились, я очень сомневалась, что смогу ужиться с этим своеобразным камердинером или, вернее, с тем преданным господину вассалом из девятнадцатого века, роль которого старательно разыгрывает Чарли Дентон. Но оказалось, что он просто жизненно необходим. Как вы только что сами убедились.

— Почему, Хелен? — вновь спросила Барбара, не отвлекаясь на легкую болтовню хозяйки дома.

Лицо Хелен смягчилось.

— Я люблю Томми, — вздохнув, ответила она. — Но он не всегда прав. Как, впрочем, и любой человек.

— Но он вряд ли одобрил бы то, что вы решили поделиться этими сведениями со мной.

— Да. Но ничего. Я справлюсь с ним. — Хелен махнула рукой на клавир. — А что вы думаете об этом?

— С точки зрения убийства?

И когда Хелен кивнула, Барбара прикинула возможные варианты ответа. Насколько она помнила, Дэвид Кинг-Райдер покончил с собой сразу после премьеры его постановки «Гамлета». Со слов его сына она поняла, что в тот самый вечер его новая рок-опера имела потрясающий успех. И тем не менее он покончил с собой. Рассмотрев этот факт в свете подлинного авторства музыки и текста, а также в свете странной истории, рассказанной Вай Невин о том, как попал оригинал в руки Терри Коула, Барбара пришла лишь к одному логичному заключению: кто-то знал, что Дэвид Кинг-Райдер не писал ни текста, ни музыки к этой опере, хотя и выпустил ее под своим собственным именем. И знания этого человека подкреплялись имевшимся у него авторским клавиром. А поскольку тот звонок, на который случайно ответил Терри Коул в телефонной будке на Элвастон-плейс, раздался в июне, незадолго до премьеры «Гамлета», Барбара, естественно, сделала вывод, что звонок тот предназначался вовсе не Мэтью Кинг-Райдеру, якобы мечтавшему разжиться деньгами благодаря новой, не оговоренной в завещании отца опере, а самому Дэвиду Кинг-Райдеру, поскольку именно ему отчаянно хотелось заполучить оригинал и скрыть от мира тот незатейливый факт, что он присвоил себе чужое произведение.

Почему еще мог бы Кинг-Райдер решиться свести счеты с жизнью, как не потому, что, опоздав на пять минут, он не услышал того жизненно важного звонка? Почему еще он мог бы убить себя, как не потому, что вдруг понял: несмотря на то что он заплатил шантажисту, обещавшему позвонить ему и сообщить, где забрать пакет, — теперь из него будут вымогать деньги ad infinitum. [77] Или, еще того хуже, подкинут разоблачающий оригинал в бульварные газетенки, которые и так уже поносили его долгие годы. Вполне естественно, подумала Барбара, что он предпочел покончить с собой. Ведь он понятия не имел о том, что на предназначенный ему звонок ответил Терри Коул. И не знал, как связаться со своим тайным шантажистом, чтобы выяснить, что произошло. Поэтому, немного опоздав к телефонной будке на Элвастон-плейс и не дождавшись нужного звонка, он решил, что жизнь его кончена.

77

До бесконечности (лат.).

Оставался один вопрос: кто шантажировал Дэвида Кинг-Райдера? И логичным, хотя и малоприемлемым, выглядел только один ответ: его собственный сын. Тому были доказательства, хотя и косвенные. Наверняка еще до самоубийства отца Мэтью узнал, что после смерти Дэвида Кинг-Райдера ему ничего не достанется. Раз он руководил Фондом Кинг-Райдера — а об этом он тоже сказал во время разговора с Барбарой, — то его наверняка ознакомили с условиями отцовского завещания. Поэтому он мог получить от отца деньги, только шантажируя его.

Барбара объяснила все это Хелен, и, когда она закончила, жена Линли спросила:

— Но есть ли у вас доказательства? Ведь без доказательств…

Выражение ее лица договорило остальное: «Ты пропала, подруга».

Заканчивая обед, Барбара ломала голову над этим вопросом. И она нашла ответ, припомнив подробности короткого визита на квартиру Кинг-Райдера на Бейкер-стрит.

— Дом, — сказала она жене Линли. — Хелен, он переезжал в новый дом. Он сказал, что наконец накопил денег на покупку собственного дома на южном берегу реки.

— На южном берегу? Но там не такие уж…

Хелен умолкла со смущенным видом, и Барбара в очередной раз оценила тактичность жены Линли, не позволившей ни намека на значительное состояние семейства Линли. Многим пришлось бы горбатиться всю жизнь, чтобы купить самую захудалую квартирку в Белгрейвии. Но на южном берегу реки, где подыскивали себе дома менее состоятельные смертные, недвижимость стоила не так уж дорого. То есть Кинг-Райдер вполне мог накопить достаточно денег на покупку дома в том районе. И Барбара признала справедливость замечания Хелен.

Тем не менее она сказала:

— Но я не вижу, как иначе объяснить странное поведение Кинг-Райдера: он солгал о причине визита Терри Коула в его контору, обыскал его жилье в Баттерси, для чего ему пришлось купить идиотскую картину Силлы Томпсон, и перевернул вверх дном квартиру Вай Невин. Ему необходимо было любой ценой заполучить оригинал этой рок-оперы. Он чувствовал себя виноватым в смерти отца. И ему не хотелось, чтобы направленный залп бульварной прессы разнес в пух и прах светлую память о несчастном самоубийце. Он, конечно, хотел запустить лапу в отцовский карман. Но он не желал отцу смерти.

Размышляя над ее словами, Хелен провела пальцами по заутюженной стрелке брюк.

— Я понимаю ход ваших рассуждений, — признала она. — Но где найти доказательства хотя бы того, что он тот самый шантажист, не говоря уже о причастности к убийствам?

Она подняла глаза и развела руками, словно показывая: «Негде?»

Барбара задумалась о том, какими фактами она располагает, кроме того, что отцовское завещание лишало наследства Мэтью Кинг-Райдера: Терри пришел повидать его; он обыскал квартиру Терри; он заходил в студию на Портслейд-роуд…

— Чек, — сказала она. — Он выписал Силле Томпсон чек, купив одну из тех кошмарных картин, что она малюет в студии на железнодорожном складе.

— Хорошо, — осторожно сказала Хелен. — Но куда это вас ведет?

— На остров Джерси, — с улыбкой ответила Барбара. — Силла сняла копию с того чека, вероятно потому, что впервые в жизни ей удалось продать одну из своих картин и, поверьте мне, она хотела оставить память о такой покупке, понимая, что такое вряд ли повторится. Чек выписан на один из городских банков Сент-Хелиера. Так почему же, Хелен, наш славный малый решил хранить свои накопления на одном из Нормандских островов? Да потому, что хотел припрятать денежки. Дабы избежать ненужных вопросов и сохранить в тайне личность шантажиста, он спрятал там значительный вклад в несколько тысяч, а может, и в несколько сотен тысяч фунтов, которые шантажом вытянул из родного папули.

— Но опять-таки пока это лишь предположения. Разве вы сможете подтвердить их? Ведь в том банке вам не предоставят никаких сведений. То есть вы опять оказываетесь на том же месте.

Барбара подумала, что это действительно проблема. Она не могла доказать ничего.

В квартире Вай Невин остался грязный след той самой подошвы с узором из шестиугольников. Но если такие ботинки окажутся столь же обычными, как тосты к завтраку, то что это добавит к расследованию? Конечно, Кинг-Райдер мог оставить еще много своих следов в квартире Вай Невин. Но он вряд ли любезно примет полисменов, если они попросят его сдать несколько волосков или пробирку крови для проверки анализа на ДНК. И даже если он выдаст им все желаемое, начиная от обувной коллекции до нитей для чистки зубов, это никак не свяжет его с убийствами в Дербишире, разве что у тамошней полиции найдется целая куча его следов, оставленных на месте преступления.

Барбара понимала, что если она позвонит инспектору Линли для дружеской беседы по поводу дербиширских следов преступления, то ее несчастья не ограничатся отстранением от дела и понижением в звании. Она игнорировала его приказы, разрабатывая самостоятельную версию, и он отстранил ее от расследования. Невыносимо было даже думать о том, что же он сделает, если узнает, что она продолжает заниматься этим делом. Поэтому выводить Кинг-Райдера на чистую воду ей придется одной, не особо рассчитывая на чью-то помощь. Причем необходимо как-то исхитриться, чтобы сделать это с одного захода.