Пресс-хата для Жигана

Тот прервал следака резким окриком:

— Да бросьте ломаться! Я в свое время испробовал ваши законные методы на собственной шкуре. Показать шрамы от сапог вертухаев?

Колесников нервно затеребил ворот рубашки. Он потерял над собой контроль, что редко с ним случалось.

Потом откинулся на стуле и почти равнодушно произнес:

— Если это дело вам не по зубам, его передадут другому следователю.

Угроза заставила Петрушака засуетиться. Он понял, что перспективное сотрудничество может прекратиться, так и не начавшись.

Придав лицу сосредоточенное выражение, следователь поспешил сказать:

— Ну, зачем так болезненно реагировать? Я готов оказать посильное содействие.

— Прекрасно, — удовлетворенно буркнул владелец страховой компании.

— А если клиент к преступлению не причастен?

— Мне нужна стопроцентная уверенность. Он, возможно, единственная зацепка, — продолжал гнуть свою линию Колесников.

— Понимаю… понимаю, — словно заведенный, повторял следователь.

В следующее мгновение на столе появилась сложенная пополам пачка зеленых. Изображенный на купюре грустный старик в кафтане с меховым воротником, казалось, подмигивал следователю. Колесников подвинул пачку к следователю:

— Возьмите.

— Взятка? — спросил Петрушак.

— Материальная помощь. Первый взнос в честь начала нашего плодотворного, надеюсь, сотрудничества, — ответил глава «Светко».

Накрыв пачку чуть подрагивающей ладонью, следователь ловко смел ее со стола. С виртуозностью карточного шулера, убирающего ненужную карту.

— Значит, покрепче прижать парня, — с легкой задумчивостью произнес Петрушак.

— Уж будьте любезны, — кивнул Колесников.

Через минуту оба покинули кафе. Официант, получивший от респектабельного господина щедрые чаевые, стал убирать со стола.

На следующий день Жигана перевели в другую камеру. Обитателями мрачного помещения были четыре звероподобных субъекта — один страшнее другого. Их вид мог привести в трепет кого угодно. — но только не Жигана…

Сначала его появление не вызвало никакого интереса. Обритый наголо тип, с бугристым черепом, похожим на вытянутый к макушке корнеплод, бродил вдоль стены. Второй, чернявый амбал с обнаженным торсом, выполнял какие-то физические упражнения, разминая мускулатуру. Двое других, синие от татуировок, устроившись за столом, что-то в полголоса обсуждали.

Когда шаги конвоира стихли, все четверо воззрились на Жигана.

Зэк с обритой головой изменил маршрут. Он оторвался от стены и вышел на середину камеры. Обернувшись к сидевшим, позвал:

— Мустафа, у нас новенький.

Из-за стола поднялся субъект под два метра ростом. Его руки от предплечий до кистей были покрыты наколками, среди которых попадалась и высокохудожественная роспись. Медленно, вразвалочку он подошел к бритоголовому.

— Слышь, Адольф. Хиляй сюда. Будем с дорогим гостем здоровкаться, — слегка растягивая гласные, прогнусавил высокорослый.

На клич безмолвно поднялся четвертый. Пользуясь моментом, Жиган успел его рассмотреть. Вероятно, тип по прозвищу Адольф принадлежал к группировке скинхэдов. Это был атлетически сложенный парень, лет двадцати, не больше. Но, присмотревшись, Жиган понял, что этот перезревший скин просто выглядит гораздо моложе своих лет.

Через всю грудь Адольфа синела выколотая готическими буквами надпись «Зиг хайль». Чуть ниже нацистское приветствие дополнял имперский орел, сжимающий в лапах свастику, а в районе пупка был наколот похожий на раздавленную жабу тевтонский крест. Правое плечо Адольфа украшал витой эсэсовский погон.

«Твою мать… дед, может, где-нибудь под Вязьмой лежит, а этот ублюдок штурмбаннфюрера из себя корчит. Синяк долбаный…» — матюгнулся Жиган, внешне оставаясь бесстрастным.

Мгновение троица придирчиво осматривала гостя. Затем, повернув голову, Адольф позвал четвертого, продолжавшего бродить вдоль стены:

— Эй, чебурек. Хорош шнурковать.

Чернявый, в жилах которого текла, судя по раскосым глазам, азиатская кровь, встал по левую сторону от Жигана. Тяжело дыша от ярости, бросил скину:

— Чебуреки в придорожной забегаловке подают. Усек, Адольф? Или я мало тебя учил?

Мустафа, выступавший, по-видимому, в камере заводилой, примирительно произнес:

— Адольф, Черкес, не заводитесь. Забарали своими разборками. Сначала дело надо сделать. Потом шнопаки друг другу чистить будете.

Используя секундную размолвку, Жиган переместился от двери к углу камеры. Теперь его спина была прикрыта бетонной стеной. Он предельно сосредоточился, приготовившись к неизбежному. Смысл перевода Жиган понял сразу, как только переступил порог камеры, населенной этими уродами.

«Значит, так. Геннадий Семенович решил меня сломать. В пресс-хату бросить. Неоригинально, следачок, действуешь».

Между тем, четверка, переглядываясь между собой, приступила к зловещему действию. Ведущую роль взял на себя Мустафа. Чуть выдвинувшись вперед, он спросил новичка:

— Ты как сюда залетел, голубок?

На что Жиган быстро ответил:

— Залетают девочки по дурости.

— Борзой, — хмыкнул Мустафа, оборачиваясь к приятелям.

Выступающий на вторых ролях скин, почесывая синего орла, присоединился к разговору:

— Ты часом не из инородцев будешь?

Национальную принадлежность Жигана определить было несложно. Родители наградили его чистопородной славянской внешностью.

— Ага, абиссинец, — схохмил Жиган.

— Чего? Откель такой резвый? — не понял юмора скин.

Жиган, которого ублюдок со свастикой на пузе особенно раздражал, решил не выбирать выражений:

— Тебе дело, обсос?

Скин рванул к обидчику с налитыми кровью глазами:

— Да я…

— Что, в камеру газовую отправишь? — усмехаясь, произнес Жиган.

— Зарою суку! — зашелся в припадочном крике великовозрастный скин.

Его вопль становился все тоньше, а голос брал такие ноты, что не снились и оперным певицам. Но при этом не двинулся с места. Из четверки он показался Жигану наименее опасным. По лагерному опыту он знал, что крикуны, умеющие рвать глотку, бойцы, как правило, никудышные. А вот с молчунами следовало быть поосторожнее.

Хлопнув скина по щеке, Мустафа приказал:

— Глохни, придурок. Мы еще толковища не начали, а ты уже кипиш поднял.