Преступивший Грань

Природные пейзажи не выделялись ничем особым. Все те же багряные краски еще не опавших листьев. Все то же хмурое, низкое небо, затянутое свинцово—стальными облаками. Все та же свежесть увядания. Красота, одним словом. Да, Тима был из тех людей, кто любит осень. Она его всегда вдохновляла, делала живым. И сейчас, видя привычные, любимые, картины осеннего великолепия, душа его пела.

Впрочем, его радостное настроение продержалось лишь до первой деревеньки на их пути. Если бы его попросили описать ее одним словосочетанием, он был сказал нечто вроде: «нищая нищета».

Старые, потемневшие от времени и непогоды домики за покосившимися, давно не латанными заборами. Грязные, одетые в какое—то рванье люди и толпа серолицых, похожих на скелеты, детей, гурьбой бегущих за их каретами и повозками, тянущих к ним руки. Все это дико контрастировало со всем тем, что видел Тима ранее: с великолепием поместья Лилианы, с качеством и добротностью тракта, с красотой природы, в конце концов.

— Что это есть? — попаданец был настолько ошеломлен, что у него вновь прорезался его жуткий акцент.

— Что именно? — как ни в чем не бывало, поинтересовалась Лилиана.

— Этот, — Тима сделал широкий, насколько это было возможно в тесноте кареты, жест рукой, подразумевая все вокруг.

— Ах, вот ты о чем. Это деревня сервов. Кому они принадлежат я, если честно не знаю.

— Графу Имашу, — тихо подсказал управляющий.

— Благодарю, Титус.

— А почему они... — Тима помолчал, не зная как выразить свою мысль, — такие, — наконец нашел он подходящее слово.

— Какие? — все же не поняла его Лилана.

— Нищие, оборванные, грязные... Неприкаянные, наконец.

— Сервы как сервы, — пожала она плечами, — большинство сервов так живут. Кто—то чуть лучше, кто—то чуть хуже. Но, в целом, все примерно одинаково.

— И что, они все это так и терпят? Неужели не бывает восстаний? Или еще чего—то?

— Бывают, конечно, — ответила Лилиана, — но редко. А после воцарения Триумвирата, так их вообще не случалось.

— Расскажешь? — поинтересовался Тима.

— Разрешите я, — несмело поинтересовался Титус, а попаданец краем сознания подметил, что управляющий, стал намного смелее и разговорчивее, чем на том злосчастном ужине.

— Как тебе будет угодно, — махнула рукой Лилиана, — все равно, ты лучше разбираешься в этом вопросе, — она как-то странно улыбнулась.

— Все дело в новых законах, появившихся после воцарения Триумвирата. Согласно им, любой бунтовщик, схваченный и уличенный в бунтарской деятельности сразу же, без суда и следствия, попадал в пожизненное рабство вместе со всей своей семьей.

— И почему это сработало? — не понял Тима.

— Потому, что раньше, бунтовщику грозила лишь смерть. Да, пусть ужасная, но все же смерть, а на его семью наказание не распространялось. К тому же, многие из тех, кто участвовал в бунтах, выживали и, даже, возвращались обратно домой. Кто—то даже с прибылью.

— Кажется я начинаю понимать, — до попаданца, и правда, начало доходить, — люди, в большинстве своем, были готовы потерять свою жизнь, но не свободу. И уж тем более, они не хотели, чтобы подобное случилось и с их семьями.

— Вот именно, — с каким—то странным азартом в голосе, проговорил Титус, — получается, что рабы, которым совершенно нечего терять, разобщены и не могут породить в себе достойного лидера. Сервы, которые, по своей сути, мало чем отличаются от рабов, но все же рабами не являются, более того — презирают последних. Им и так есть что терять, а теперь, появился еще и шанс опуститься в самый низ иерархии, к тем, кого ты даже за людей не считал. И есть свободные люди, которым нет совершенно никакого резона бороться за тех, кто ниже них.

— Разделяй и властвуй, — задумчиво проговорил Тима.

— Что вы сказали? — не понял его Титус.

— Да так, — отмахнулся попаданец, — есть такое выражение в моем м... — он запнулся, вспомнив, что о том, что он иномирец, знает всего несколько человек, — у меня на родине, — быстро поправился он.

— Интересное выражение, — заметила Лилиана, внимательно слушавшая их разговор, — а еще очень интересно, что ты, Титус, так много думал о рабстве, рабах и бунтах.

— Я...это... вы не подумайте, — забормотал, вмиг побледневший управитель, ставший теперь таким, каким его и увидел первый раз Тима.

— Да ты не волнуйся, Титус, — отмахнулась Лилиана, будь ты хоть самый главный мятежник, мне на это наплевать до тех пор, пока твои делишки не коснутся меня и тех, кто мне дорог.

На этом моменте, собственно, разговор сам собой и завершился. Лилиана, сделавшая вид, что ничего особенного не произошло, вернулась к созерцанию пейзажей за окном. Титус — сидел весь красный, как рак, судя по всему, очень жалея, что распустил свой язык. Тиме же не оставалось ничего иного, кроме как последовать примеру девушки и тоже уткнуться носом в окно.

Однако, пейзажи его больше не интересовали. Попаданец сосредоточил все свое внимание на том как жили простые люди в этой стране. И, нужно сказать, он был сильно впечатлен. И впечатление было резко отрицательным. Первая деревня, сквозь которую они проехали оказалась не самым плохим местом для жизни. Там у людей, хотя бы, были дома и какая—никакая, но одежда.

За те несколько часов, что они добирались до столицы Тима умудрился повидать достаточно. Простые люди в этой стране, казалось, не жили, а выживали. Многие не имели нормальных домов и им приходилось ютиться в каких—то примитивных землянках. Причем, деревень, состоящих из подобного рода строений, было гораздо больше тех, где люди жили в том, что, хоть как—то, но напоминало нормальные дома. Как правило те, кто жил в подобных подземных, деревнях и выглядели соответственно — грязные, одетые в нечто, напоминающее просто мешок с дырками для рук и ног. Если Тиме раньше было жаль рабынь Лилианы, с которыми, как ему казалось, обращались бесчеловечно, то теперь он понимал, что по сравнению со многими сервами, они жили просто в королевских условиях. Впрочем, не только с сервами, — по дороге попалась им и пара деревень свободных людей. Конечно, условия жизни там были намного лучше, чем в деревнях сервов, но даже они не дотягивали до уровня быта невольников Лилианы.

Тима был достаточно сильно угнетен открывшимся ему зрелищем. Ему хотелось что—то сделать для этих несчастных, истощенных и униженных людей, чья жизнь — это, по сути, просто растянутое на годы умирание. Но он не мог, будучи сам зависим от доброты и гостеприимства Лилианы.

«Пора становиться на ноги и брать все в свои руки. Хватит болтаться как то самое в проруби», — принял он решение, задумчиво разглядывая Титуса, к которому, после его страстной речи, теперь испытывал небольшую симпатию. Видно было, что управляющему не плевать на проблемы простых людей. И Тима решил, что как—нибудь попозже, обязательно поговорит тет—а—тет с ним на эту тему.

***

Первым, что увидел Тима, когда они подъезжали к городу, были высоченные, никак не меньше пятнадцати метров высотой, каменные стены. Именно их он и заметил, когда дорога, следуя изгибу реки, сделала плавный поворот. Правда, в тот момент они, хоть и были уже различимы, но не выглядели столь впечатляюще, как с близкого расстояния. В чем попаданец смог убедиться лично, когда тракт все же разошелся с Гильмой и шел, теперь, вдоль одной из городских стен. И впечатлили они Тиму, далеко не своей высотой, ему ли, человеку из мира, где здания полукилометровой высоты, это обыденная реальность, восторгаться жалкими пятнадцатиметровыми постройками? Нет, его впечатлило именно мастерство, с которым была сложена стена. Камни были настолько хорошо подогнаны друг к другу, что казалось, перед ним простирается не рукотворная преграда, а созданный природой скальный массив. Нет, естественно тут были и трещины и выбоины и в некоторые щели можно было засунуть не только лезвие ножа, но и палец впридачу, однако все это ничуть не портило ощущение той самой «монолитности».