Преступление доктора Паровозова

— Так, не реви! — покровительственно сказал я, гордый тем, что у меня просят защиты. — Не реви! — повторил я. — Лучше пойдем, покажешь Светку свою. Она где?

— В… па… палате! — прорыдала эта дюймовочка. — Она в палате лежит!

— А Квачков? — грозно спросил я ее. — Где козел-то этот?

— Он… убе… убежал!.. — продолжала плакать та, даже заикаться стала.

— Так, Боб, мухой притащи этого придурка, а мы в палату, на Светку смотреть! — велел я мужественным тоном.

Боб с радостью понесся исполнять приказание, а я присел на корточки перед девочкой, ее всю трясло.

— Так, посмотри на меня, слышишь? Не плачь, успокойся, больше никто тебя здесь не тронет, ни тебя, ни твою Светку, поняла?

Светке и правда досталось: наволочка в крови, лицо опухло, свежие синяки, к груди она прижимала плюшевого мишку, из-за которого весь сыр-бор. Ну и козел же этот Квачков!

— Ну, ты как? — спросил я. — Как себя чувствуешь? Тебе, наверное, в изолятор нужно, вон у тебя из носа как хлещет!

Тут сзади послышался шум, это Боб Марков тащил за шкирку упирающегося Квачкова. Тот был блондинистым парнем лет тринадцати, на лице вечная блатная ухмылка, я ему пару раз закурить давал.

— Отпусти его, Боб, никуда он не денется, — приказал я. — А ну подойди сюда, урод, и посмотри, что ты сделал! — Я кивнул на окровавленную подушку. Квачков затравленно посмотрел на наволочку, потом на нас и вдруг со своей похабной улыбочкой произнес:

— А чё?.. Она сама начала!

— Ах ты, падла! — заорал Боб и с наслаждением засадил кулаком ему в глаз. Тот перелетел через стоявшую за ним койку и грохнулся в проход.

— Стоять, Боб! — прикрикнул я, видя, что тот хочет броситься и продолжить. — Хватит с него!

Мне и самому очень хотелось добавить, но после Парфенкова как-то уже не было настроения.

— Хрен с ним, пусть живет!

Я подошел к Квачкову, тот сидел в проходе у тумбочки, закрывая ладонью глаз.

— Покажи! — приказал я.

Он немедленно убрал руку, понимая, что бить его больше не собираются.

— Ничего, фингал хороший будет, — определил я. — Тебе на память. Сходи в столовую, возьми ложку и приложи. А девочек больше не бей, понял? Если только узнаю, что ты опять руки распускаешь, сам с тобой разберусь.

— Тебе все-таки в изолятор нужно, Светка, — сказал я, вернувшись из туалета с мокрым полотенцем. — Возьми приложи к носу, легче будет!

— А ты, — сказал я этой малявке, которая уже давно не ревела, — сбегай за вашими вожатыми, пускай на нее посмотрят! — Это я очень кстати вспомнил, что вожатые наши все врачи, ну почти врачи.

— Спасибо тебе, Леша! — с благодарностью и, как мне показалось, даже с восхищением произнесла та. — Спасибо тебе большое!

Надо же, она меня по имени знает, а я ее нет.

Не успели мы с Бобом выйти в коридор, оставив девчонок и сидящего на полу с фингалом Квачкова, как почти сразу же столкнулись с Хуторским. Он внимательно на нас посмотрел, очень внимательно, и зашел в палату, где мы только что были. Ну и хрен бы с ним.

Давно уехала «скорая», увозя Парфенкова в больницу. Как нам объяснили — на всякий случай. Челюсть ему вправил сам Мэлс Хабибович. Парфенков, к нашему удивлению, никого не заложил. Как считал Балаган — чтобы с ним не разобрались еще и в Москве. Денисов на все вопросы говорил одно и то же. Отошел в туалет, а когда вернулся, то, застав такую жуткую картину, побежал звать на помощь. Всех, кого можно, уже допросили, в том числе и меня. А я все сидел в коридоре второго этажа на подоконнике и караулил Костю Воронина.

Он шел медленно, глядя себе под ноги, в джинсах и в футболке, невысокий, худенький. Сейчас, в сумерках, он казался мне совсем молодым, младше меня. Я спрыгнул с подоконника и подошел к нему.

— Кость, мы это… мы не хотели, чтобы все так вышло… — начал я, понимая, что теперь словами ничего не исправишь и что он облает меня трехэтажным, и будет конечно же прав.

Костик посмотрел на меня очень устало, даже не на меня, а куда-то мимо.

— Да ладно тебе, Леш, ты… спать иди! Отбой же был. Завтра все.

Прикурил прямо в коридоре и пошел в свою комнату.

— Мы в прошлом году в детдоме тоже так решили помочь учителю нашему по труду! Семеныч, он мужик мировой, хоть и зашибает! Пацанов иногда к себе на выходные берет, и домой, и на дачу!

Мы лежим после отбоя и слушаем Леню.

— Так вот, значит. Приполз Семеныч в понедельник с похмелья. Ну, мы ж видим, неживой. Нужно, думаем, придумать такое, чтобы его от уроков отмазать, он ведь даже напильник держать не может. Тогда наши пацаны решили в классе дымовуху сделать, с понтом пожар. Подожгли дымовуху и в шкаф кинули. И все ништяк, нас всех на улицу, сирены воют пожарные, ничего не сгорело, только шкаф. А в шкафу, мы же не знали, у Семеныча паспорт был в пиджаке и зарплата с отпускными, успел утром у директрисы получить. Выходит, и Костяну нашему мы, значит, так же сегодня помогли! — заключает Ленька, и все соглашаются.

Все сходились в одном, что сегодня на педсовете решалась Костина судьба. Педсовет шел уже второй час на первом этаже в пионерской комнате, и поэтому никто из нас и не думал спать.

Когда дверь в палату открылась и на пороге появился Воронин, мы сразу встрепенулись и попытались понять по его лицу, что же там происходит, на педсовете, но видно было только, что наш вожатый весь взмыленный. Ну еще бы, там его, должно быть, пропесочивают будь здоров.

— Леша, Моторов! — громким шепотом позвал меня Костик. Неужели он думает, что мы спим? — Одевайся, Леша, пойдем!

Ну, значит, все нормально, это Костя меня покурить вызывает, чтобы рассказать, как все хорошо закончилось. Я поэтому из освещенного коридора всем подмигнул так весело, мол, ждите вестей с полей, и пошел. Но он почему-то повел меня не в свою комнату, а на лестницу, а по ней на первый этаж.

— Куда мы, Костик? — спросил я, еще не понимая, куда меня ведут.

Воронин вдруг резко остановился и обернулся ко мне:

— Леша, Хуторской сказал Мэлсу, что видел, как вы с Марковым избили Квачкова из второго отряда. Он говорит, вы его ногами молотили лежачего, говорит, что оттащить вас не мог. Квачков этот уже на педсовете был и все подтвердил. Мэлс рассвирепел, решил вас из лагеря заодно с Квачковым выгнать. Он нам всем сказал, что из партии вылететь не хочет! Блин! — вдруг хлопнул себя по лбу Костик. — Я же Маркова еще должен на педсовет привести!

Он пошел было обратно, но я преградил ему путь.

— Послушай, Константин! — начал я. — Он все врет, вот же гад этот Хуторской, мы не били Квачкова ногами, не били его лежачего, разок дали в глаз подонку этому, ну и все! Костя, ЕГО ТАМ НЕ БЫЛО! Хуторского там не было, в той палате, я вспомнил, он ведь потом туда зашел!

— Да, я понял, Леша, но подожди здесь, мне Маркова нужно привести, не уходи никуда!

Костя оставил меня стоять в коридоре недалеко от двери, откуда слышался гул возбужденных голосов.