Преступление доктора Паровозова

— Игорек, а ты в курсе, что Лурье с пятой койки то ли родственница, то ли близкая знакомая Елисея нашего?

— Да ты чего, Леха? — оторопел он, видно было, что не играет. — Вот попал так попал! То-то я гляжу, она как-то не повелась. Значит, эта Лурье меня профи и сдала! А ты откуда знаешь, что они родня?

— Ты бы почаще на работу выходил, еще бы не то узнал, а то либо прогуливаешь, либо дрыхнешь до обеда.

Игорек вечерами и ночами подрабатывал доктором в спортивном клубе, одном из тех, где возле ринга стояли столики, а публика, выпивая и закусывая, с наслаждением смотрела, как один человек месит в кровь другого. По словам Игорька, самым любимым развлечением у новых хозяев жизни было выпускать на ринг своих быков охранников против тренированных кикбоксеров и каратистов.

— Эх, жаль! От Лурье деньгами за километр пахнет! Даже не от каждого кавказского человека так деньгами пахнет, как от нее. Но где тебе понять! Разные мы! В отличие от тебя, Леха, я люблю деньги бескорыстно!

Игорек, очень довольный собой, заржал.

Кстати, а Лёне и правда куриный бульон не помешает. Только где его взять? Были бы у него родственники, другое дело, а так? И тут меня прямо подбросило. Найду, найду я тебе родственников, Леонид. Вот спасибо вам за подсказку, товарищ полковник!

— Игорек, пока все спокойно, пойду схожу в пельменную.

— Ага, значит, деньжата завелись! — подмигнул мне Херсонский. — На нынешнюю зарплату не особо-то разгуляешься!

Кстати, он не сильно преувеличил, говоря о нашей зарплате. Но если бы Игорек проследил за мной, то увидел бы, что отправился я не в пельменную, а совсем в другую сторону, где стоял корпус с красивой табличкой «Свято-Димитриевское училище сестер милосердия».

Я постучался в нужную мне дверь, вошел и сказал:

— Добрый день, сестра Наталья. У меня разговор к вам.

* * *

— В девяносто втором я на волю вышел. Главное, баба моя меня дождалась. Дочке уже осенью в школу идти, а папаня ее только с зоны откинулся. Первое время ни ей, ни жене в глаза смотреть не мог. Я ведь еще до свадьбы решил завязать, клялся, зуб давал, да бес меня попутал. А второй мой срок я на Севере мотал, там ведь не сахар, сам понимаешь, и возвращаться туда чёт не тянуло. Ну да ладно, вернулся, жить-то начинать как-то нужно.

А вокруг глянул — ничего понять не могу. Мы и в зоне знали, через тех, кто недавно с воли, что все поменялось, но думали, они гонят, а в натуре оказалось еще чуднее.

Страна другая, власть другая, бабки — и те другие. Раньше партийные начальники мазу держали, а теперь барыги. Раньше за валюту червонец легко давали — и в зону, а теперь все только и буробят, что про зеленые, даже по лупоглазому, ну то есть по телевизору. Кругом фраера захарчеванные, беспредельщики. Все с понтом законники, да мы на киче таких быстро вычисляли и на лыжи ставили.

Сунулся было опять в колхоз, так не берут. Председатель новый, про отсидки мои в курсе, дал с ходу от ворот поворот. Да и работы там не осталось. Из всех машин, которые раньше были, — один трактор, и тот на приколе. Поехал в город — та же песня, как узнают, что я у хозяина был, никто дальше и не разговаривает.

Мои уж год как из колхоза подались. Там всегда народ за копейки перебивался, а тут и этого не стало. Начали капусту квасить, огурцы солить, на рынок возить. Поначалу себе в убыток, ну а потом ничего, пошла торговля. Вот я им стал помогать, иногда и самому за прилавок приходилось становиться. Так что даже мне барыгой довелось стать. Но к весне торговля кончилась, снова зубы на полку. Хорошо хоть, огород свой. Так еще год прошел, опять на капусте и огурцах. Вроде заработали немного, но за год все дороже стало раз в десять. Еще в избе венец подгнил до кучи, крышу перекрыть нужно, бабки нужны, а где их возьмешь?

Под самый конец лета вдруг кент заявился, вместе на Севере чалились. Как только нашел меня? Я ведь ему адреса не оставлял. Сказал, тема есть одна. Я было отнекиваться сразу, но он сказал, все типа законно, нечего дергаться. На него люди вышли серьезные, но не из босяков, какие-то подментованные. Короче, сидельцев в казачество собирать решили, чтобы русских защищать, там, где буза происходит. Самое главное, помимо довольствия, хату обещали, лайбу. Мне это все поначалу фуфлом показалось, но через неделю в одной рыгаловке стрелку забили, приехал атаман, ксиву светил, а с ним — то ли мент, то ли еще кто, но видно — мутный какой-то.

Начали базарить, они и говорят, есть такое место — Приднестровье. Там молдаване с румынами на русских наезжать стали, с земли гнать. Потом, когда мочить друг друга начали, тогда за русских казаки вписались. Пока вроде от молдаван отбились, теперь еще казаков к себе зовут, чтобы в случае чего отпор дать. А я и спрашиваю их, зачем мне лапшу кипяченую на уши вешать, кто меня туда ждет с моими двумя сроками, к тому же я ни ухом ни рылом не казак. А тот второй, в штатском, говорит, не важно это, казак — не казак. Главное — русским человеком быть. А что до отсидок твоих, там всем ксивы новые выправят и жизнь начнешь с чистого листа, будто и не было ничего. И видно было, он все про меня знает, про мои дела.

И вот тогда я задергался. Они это просекли и давай наседать. Говорят, да чего тут думать, дело верняк, ты про Абхазию слыхал? Там казакам, которые сейчас против грузин воюют, всем дома отдали грузинские у моря, в три этажа, с садами да бассейнами, с «мерседесами» в гараже. Им теперь можно в хрен не дуть, а на одних мандаринах подняться, миллионерами стать.

В Приднестровье уважаемым человеком будешь, лайбу подгонят, дом будет, и не такая хибара, как здесь, а в два этажа, с большим огородом. Земля в тех краях такая — утром палку воткнешь, а уже вечером на ней яблоки поспевают. Ты хоть знаешь, до Черного моря оттуда на машине час-полтора хода всего? Это ж кайф какой, если каждый выходной можно с бабой на пляже валяться. Пока такая возможность есть, а потом ведь не будет. Лишь для начала подготовку надо пройти кой-какую — и вперед.

И так вдруг меня зацепило, что наконец я море увижу, ведь как ни соберусь, всякий раз за колючку меня отправляют. Я им и говорю, ништяк, согласен, только с бабой со своей нужно посоветоваться. Тут этот мутный пресс бабок достает и мне протягивает. Посоветуйся, чего ж не посоветоваться, вот тебе аванс, без расписки, бабки чистые, бери, не стесняйся, скоро найдем тебя, на подготовку повезем казацкую. Хорошо, киваю, везите. Атаман тогда засмеялся, мол, казаку не пристало это «хорошо». Казак должен «любо» отвечать. Привыкай, типа, помаленьку.

Два дня я со своей терки тер. Она мне — живем потихоньку, крыша есть над головой, огород, чего еще надо? Дочка подрастает, к Новому году второй должен родиться, а уж на пятом месяце была, куда нам ехать в такую даль, да еще все бросить? А мать как же? Она тут всю жизнь, с рождения, ее с места не сдвинешь. Там же все не свое, чужое. В чужом доме жить — как за покойником донашивать.

А я ей в ответ: да неужели не видишь, нет тут для нас никакой жизни, а мне в особенности. Половина дворов брошенными стоят, все в город подались, да и там не сахар. На огурцах и капусте двух детей не поднимешь. А если мне и правда новую ксиву выправят, не будет у меня моих судимостей, тогда и вернуться можно будет со временем, тогда я и здесь себе работу найду, слесарить или еще чего. Ты пойми, говорю, если выпасли меня, нашли, значит, спокойно жить нам не дадут.