Преступление победителя

— Порежетесь, — предостерег Тенсен, но взгляд его смягчился.

— Я осторожно, — пообещала Кестрель и нанесла блестки на масляную полоску. Поправила выбившиеся локоны и покрепче заколола их шпильками. Розы вернулись в вазу, ваза — на каминную полку. Оставшуюся стеклянную пыль Кестрель стерла шелковым платком, а потом бросила ткань и ожерелье в огонь.

— Ну? — спросила она, повернувшись к Тенсену.

— Отлично.

Кестрель покачала головой.

— Какой вы оптимист! — Полоска на лбу блестела, но лишь отдаленно напоминала золото. — Вы всегда такой? Должно быть, да, раз уж решились написать мне, да еще и намекали, что нам нужно обменяться сведениями.

— Я ошибся?

— Вы забываете, что я занимаю более высокое положение. Так что спрашивать буду я, а вы отвечать. Министр Тенсен, кем вы были до Гэрранской войны, десять лет назад?

Рабам обычно не нравился этот вопрос. Они сжимали зубы, когда слышали его. Если бы у эмоций был звук, то в этот момент раздавался бы хруст. Будто стеклянные лепестки раздавили донышком вазы.

Но Тенсен лишь улыбнулся:

— Я работал актером.

— Ценный опыт для главного шпиона Гэррана, я полагаю.

Тенсен ничуть не удивился ее словам. Напротив, чиновник как будто получал удовольствие от разговора.

— Надеюсь, это очевидно не всем.

— Да, остается только надеяться, поскольку ваш губернатор всем дал понять, что не явится, и прислал вас вместо себя. Тем самым он показал, что считает вас значительной фигурой и довольно умным, наблюдательным человеком, которому доверяет. Вы, конечно, постарались выставить себя слабее, чем есть на самом деле, но я вижу, что вы вовсе не старик, который засыпает на ходу.

— Ну, я действительно стар. В этом я никого не обманываю.

Кестрель только отмахнулась:

— Так вы действительно занимаете должность министра земледелия?

— Я могу играть разные роли.

— Вы все-таки большой оптимист, если думаете, что император ничего не заметит. Особенно теперь, когда узнал, что во дворце есть гэрранские шпионы.

Улыбка исчезла с лица Тенсена.

— Вы что-то можете мне сказать, госпожа?

— Только то, что наш разговор закончится прямо сейчас, если вы не пообещаете мне кое-что.

Министр приподнял брови.

— Обещайте, что Арин никогда не узнает о нашем разговоре, — потребовала Кестрель. — Я готова поделиться сведениями. Можете передать их своему губернатору, но не упоминайте меня.

Тенсен окинул ее внимательным взглядом. Он провел узловатыми пальцами по резной спинке стула и поджал губы, будто ему не понравилась резьба.

— Я знаю, у вас с Арином все… сложно после восстания. Вы жили в его доме.

— Против собственной воли.

— Поначалу — возможно.

Помедлив, Кестрель ответила:

— Я не могла остаться.

— Моя госпожа, не мне судить о ваших желаниях и о том, что вы могли или не могли сделать. Но условие меня удивило. Если вы на стороне нашего губернатора и готовы поделиться сведениями, то почему нельзя рассказать Арину? Я поклялся перед богом верности, что буду честно служить ему. Вы заставляете меня нарушить клятву.

— Вы знаете, почему мне тогда удалось сбежать?

— Нет.

— Арин отпустил меня, хотя понимал, что это все равно что пригласить валорианское войско к стенам города. Поэтому пообещайте, что Арин ничего не узнает. Это в ваших же интересах. Безопасность родины — и даже его собственная — для него не на первом месте.

Тенсен молчал.

— Вы понимаете? — продолжила настаивать Кестрель. — Понимаете, что Арин не должен знать, кто поделился с вами сведениями? Вы сами помешали мне войти в зал. Давайте отбросим притворство: вы знаете, почему я так выглядела и почему мне нельзя было появляться на людях в таком виде. — Она уставилась на свои руки, не зная, куда их девать, и представила, что держит розу, одну из тех, что стояли в вазе. Кестрель почти чувствовала под пальцами бархатистые лепестки.

— Мы с Арином не можем быть вместе, — тихо закончила она. — Это опасно. Нам лучше держаться подальше друг от друга.

— Да, — кивнул Тенсен. — Я понимаю.

— Так вы обещаете?

— Вы так уверены, что я сдержу обещание?

— Я знаю, что могу уничтожить вас, если вы его нарушите.

Тенсен издал смешок — так иногда смеются старики над молодежью.

— Говорите, госпожа. Даю вам слово.

Кестрель рассказала ему про Тринна и передала слова несчастного узника. Министр слушал, прижав ладонь к губам и потирая уголок глаза большим пальцем. Постепенно Тенсен сжал руку в кулак и прижал ко рту, будто его вот-вот стошнит. Когда Кестрель закончила, он убрал руку и проговорил:

— Значит, вы полагаете, что Тринн хотел передать Арину что-то важное. Что же обсуждал император с главой сената за закрытыми дверями?

— Не знаю.

— Вы можете выяснить.

Но Кестрель уже направлялась к двери.

— Нет.

Тенсен развел руками:

— Почему нет?

Кестрель покачала головой. Глупый вопрос.

— Вы боитесь узнать слишком много? — спросил Тенсен. — Я слышал, вы любите азартные игры.

— Это уже не игра.

— Однако вы в ней участвовали. И продолжаете.

Кестрель взялась за трость, которую Тенсен продел через ручку двери.

— Я говорю с вами об этом в первый и последний раз. Я не гэррани. У меня есть своя страна и свой кодекс чести. Я не стану для вас шпионить.

— Тогда зачем вы поделились со мной сведениями?

Кестрель пожала плечами:

— Хотя валорианцы не почитают богов, мы не пренебрегаем последней волей умирающего. Я рассказала вам обо всем ради Тринна.

— И только?

Кестрель отдала Тенсену трость.

— Желаю приятного вечера, министр. Бал еще не окончен.

Верекс отыскал Кестрель в углу зала. Она как раз собиралась налить себе в бокал лимонной воды с мятой и льдом.

— Где ты была? Почему не попросишь кого-нибудь другого за тобой поухаживать? Дай мне. — Он взял из ее рук хрустальный графин и наполнил бокал.

Но Кестрель почти не смотрела на принца. Она снова вернулась в темную галерею за задернутые портьеры, туда, где пряталось воспоминание о тепле, об искушении, о близости. И о том, что пришлось оттолкнуть, отпустить…