Преступление в Фаулкс Расе

– Ах, это постоянное "с другой стороны"! Впрочем, - неохотно добавил Лестрейд, - я не считаю, что ваши расследования могут принести вред. Если желаете терять время, мистер Холмс, - дело ваше. Ах, доктор Уотсон, какое невероятное преступление!

Я последовал за Холмсом к камину в дальний угол комнаты и отшатнулся при виде ужасной картины. На дубовом полу - большое черное пятно. Камин и даже стенная панель вблизи были покрыты брызгами и пятнами темно-красного цвета.

Мистер Винсент, бледный как смерть, отвернулся и упал на стул.

– Остановитесь, Уотсон, - отрывисто приказал Холмс.

– Я полагаю, Лестрейд, что здесь не было отпечатков ног?
– Он указал на забрызганный кровью пол.

– Здесь были следы только одного человека, мистер Холмс, Перси Лонгтона, с кислой улыбкой ответил Лестрейд.

– Вот как! Похоже, что вы кое-чему научились. Между прочим, что с халатом обвиняемого?

– Как что?

– Посмотрите на стены, Лестрейд, на стены! Конечно, если грудь халата Лонгтона также испачкана кровью, можно будет быстро согласиться с вашими доводами.

– Рукава халата пропитаны кровью, если вы именно это имели в виду.

– Ну, это вполне естественно. Ведь Лонгтон помогал поднять голову умирающего. Рукава мало что дают. Халат у вас?

Инспектор Скотленд-Ярда пошарил в своем кожаном саквояже и вытащил серый шерстяной халат.
– Вот он.

– Гм! Пятна на рукавах и краях халата. А на груди ни одного пятна. Любопытно, но, к сожалению, неубедительно. А! Это орудие преступления!

Лестрейд вытащил из саквояжа жуткий предмет. Это был топор с коротким и узким топорищем и широким лезвием. Он был целиком из стали.

– Это, очевидно, очень старинная вещь, - сказал Холмс, рассматривая лезвие через лупу.
– Между прочим, куда был нанесен удар?

– Вся верхняя часть черепа сквайра Эддлтона была рассечена, как гнилое яблоко, - ответил Лестрейд.
– Поистине чудо, что к нему вернулось сознание хотя бы на миг. Чудо, довольно-таки неприятное для мистера Лонгтона, - добавил он.

– Говорят, сквайр произнес его имя.

– Стройная молодая женщина, рыдая, вбежала в комнату. Ее темные глаза лихорадочно горели, руки были крепко сжаты.

– Спасите его!
– дико кричала она.
– Он невиновен, клянусь вам! О мистер Холмс, спасите моего мужа!

Не думаю, чтоau кто-нибудь из нас, не исключая даже Лестрейда, остался равнодушным в этот момент.

– Я сделаю все, что в моих силах, - сказал Холмс мягко.
– А теперь расскажите мне о своём муже.

– Он самый добрый человек на свете!

– Не сомневаюсь. Но я имею в виду его внешние данные. Например, могли бы вы сказать, что он ростом выше сквайра Эддлтона?

Миссис Лонгтон удивленно взглянула на Холмса.

– Конечно, нет, - сказала она.
– Ведь сквайр выше шести футов...

– Так. Мистер Винсент, может быть, вы сможете уточнить, когда сквайр Эддлтон начал продавать свое имение по частям?

– Первая продажа имела место два года тому назад, вторая примерно полгода, - ответил юрист без колебания.
– А теперь, мистер Холмс, если я вам не нужен, я уведу миссис Лонгтон в гостиную.

Мой друг поклонился.

– Нам незачем больше беспокоить миссис Лонгтон, - сказал он.
– Но мне хотелось бы сказать несколько слов дворецкому.

В ожидании последнего Холмс подошел к окну и, заложив руки за спину, глядел на пустынный ландшафт. Лестрейд, снова усевшийся за письменный стол, грыз кончик ручки и с любопытством глядел на Холмса.

– А, Морстед!
– сказал Холмс, когда вошел дворецкий.
– Вы, конечно, хотите сделать все, чтобы помочь мистеру Лонгтону. Мы приехали сюда с тем же намерением.

Дворецкий беспокойно переводил взгляд с Лестрейда на Холмса.

– Ну-с, - продолжал мой друг, - я уверен, что вы сможете оказать эту помощь. Например, постарайтесь вспомнить, не получал ли сквайр писем в тот вечер.

– Да, сэр. Он получил одно письмо.

– Вот как! Не можете ли вы еще чего-нибудь добавить?

– Боюсь, что нет, сэр. На конверте был местный штемпель, сам конверт был обычный, дешевый. Такими пользуются все. Но меня удивило...
– Дворецкий на миг замялся.

– Что же удивило вас? Может быть, поведение сквайра?
– тихо спросил Холмс.

– Да, сэр, как раз это самое. Как только я подал ему письмо, он тут же вскрыл его и начал читать. По мере того как он читал, на его лице появилось такое выражение, что я был рад убраться из комнаты. Когда я вернулся, сквайр вышел, а на колосниках камина тлели куски сожженной бумаги.

Холмс потер руки.

– Ваша помощь неоценима, Морстед, - сказал он.
– Теперь вспоминайте хорошенько. Полгода тому назад, как вы, может быть, знаете, ваш хозяин продал участок земли. Вы, конечно, не сможете припомнить, не приходило ли к вашему хозяину в то время письмо.

– Нет, сэр, не помню.

– Это естественно. Благодарю вас, Морстед, я думаю, это все.

Что-то в голосе Холмса заставило меня поднять на него глаза, и я изумился перемене, происшедшей в нем. Глаза Холмса горели от возбуждения, легкая краска появилась на щеках.

– Садитесь, Уотсон, - пригласил он, - вон туда.
– Он выхватил лупу из кармана и начал тщательный осмотр.

Я с увлечением следил за ним. Камин, каминная доска, даже пол подверглись тщательному и методичному осмотру, Холмс ползал на коленях.

В середине комнаты лежал персидский ковер. Добравшись до него. Холмс вдруг замер на месте.

– Вам следовало бы заметить это, Лестрейд, - тихо сказал он.
– Здесь видны слабые отпечатки ноги.

– Что из этого, мистер Холмс?
– ухмыльнулся Лестрейд, подмигивая мне.
– По этому ковру ходило много народу.

– Но в последние дни не было дождя. Сапог, оставивший этот след, был слегка влажный. Мне незачем объяснять вам причины.

Алло! А это еще что?

Холмс соскоблил что-то с ковра и тщательно рассмотрел через лупу. Лестрейд и я подошли к нему.

– Ну, что же это?

Не говоря ни слова, Холмс передал лупу инспектору и протянул руку, в которой что-то лежало.

– Пыль, - объявил Лестрейд.

– Сосновые опилки, - спокойно возразил Холмс.
– Мелкие крупинки ясно видны. Заметьте, что я соскоблил их со следа сапога.