Преступление

Мы были, наверно, где-то над Уралом, когда я имел глупость перечитать злополучный факс: мне хотелось убедить себя, что мои откровения не были так уж кошмарны. Увы, закончив чтение, я вынужден был признать очевидное: текст оказался еще хуже, чем мне представлялось. Это была катастрофа.

Если б я мог хотя бы поспать! Бессонная ночь вымотала меня, я то и дело погружался в дремоту, но всякий раз, вспомнив, что Этель потеряна навсегда, просыпался в ужасе.

Отчаявшись, я наконец попросил у стюардессы две таблетки аспирина: ацетилсалициловая кислота оказывает на меня снотворное действие. Я уснул. За час до посадки меня разбудили громоподобные звуки: моя соседка рыгала. Эта милая дама без малейшего смущения объяснила мне, что для нее самое большое удовольствие – пить в самолете газированную воду: давление, иное, чем на твердой земле, вызывает особенно раскатистую отрыжку.

Это меня доконало: я понял, что я из тех людей, кому женщины рыгают в лицо. Как же, наверно, покатывалась от смеха моя любимая, читая проклятый факс.

Судьба опять была ко мне неблагосклонна: «боинг» не разбился.

Я вернулся домой; надо было перевести часы – во всех смыслах. Было 12 января, семь часов вечера, я снова стал самым безобразным человеком на земле, и мне предстояло расхлебывать кашу, которую я заварил своей писаниной.

Я снял трубку телефона и набрал номер Этель, как нажимают спусковой крючок приставленного к виску пистолета.

– Это я.

– Добрый вечер, – ответил мне голос без всякого выражения.

– Ты получила мой факс сегодня утром? – глупо спросил я.

– Да. Повисло молчание.

– Я не хочу говорить об этом, Эпифан.

– Да, давай не по телефону. Мне приехать к тебе?

– Я не хочу тебя видеть.

– Это невозможно! Мы должны поговорить.

– Я так не думаю.

– Так что же мне делать? Разговаривать с тобой так, будто я не писал этого факса?

– Не знаю.

У нее был монотонный, безжизненный голос, как у зомби. Приняв это за слабость, я ею воспользовался:

– Я сейчас приеду.

Через полчаса я был у нее. Она открыла дверь, не глядя мне в лицо. Одета она была исключительно элегантно – уж конечно, не для меня.

– Это ты для Ксавье так нарядилась?

– Я не хочу говорить с тобой об этом.

– О чем же ты хочешь со мной говорить?

– Ни о чем.

– Тебе нечего мне сказать?

– Вот именно.

– Лгунья. Ты же сердита на меня. Тебя так и подмывает закатить мне скандал.

– Ты слишком высокого мнения о себе.

– Я больше не твой лучший друг?

– По-твоему, ты теперь можешь им быть?

– Вот и отлично. Я никогда не хотел быть твоим лучшим другом.

– Надо было сказать мне об этом в первый же день.

– Так вот в чем ты меня упрекаешь? Разве можно обижаться на человека за скрытность?

– Скрытность? Ты хочешь сказать: фальшь, ложь, двуличие?

– Вот видишь, я был прав: ты злишься на меня.

– Нет. Злость – чувство близкое к любви. Ты же вызываешь у меня только отвращение.

– Что я сделал такого отвратительного? Я люблю тебя, а ты меня не любишь. В этом никто не виноват. Я долго скрывал от тебя свою любовь, зная, что она безнадежна. Да, я сглупил, признавшись. Ясно, что этого делать не следовало. Но ты не думаешь, что я достаточно наказан твоей реакцией?

– Нет.

– А я-то считал тебя самой доброй на свете.

– Вот-вот. Давай, скажи, что это я во всем виновата.

– Я же говорю, что никто не виноват. Это печальная история. Зачем кого-то винить?

Зазвонил телефон. Это бы Ксавье. Насколько я понял, он отменял назначенное свидание. Я был этому рад. Лицо моей любимой стало несчастным.

– Этот парень все так же обходителен!

– У него много недостатков. Но все равно в сравнении с тобой он просто святой.

– Не надо преувеличивать. По-твоему, это причина, чтобы остаться с ним?

– Тебя это не касается.

– Ты неделями рассказывала мне о нем все, вплоть до самых интимных подробностей, а теперь это меня не касается?

– Если б ты знал, как я об этом жалею!

– А я? Думаешь, мне не было мучительно выслушивать твои бесконечные откровения?

– Тебе некого винить, кроме себя. Если бы ты с самого начала сказал мне правду, я не стала бы тебе ничего рассказывать.

– Будь у тебя хоть капля чуткости, ты угадала бы эту правду, не дожидаясь моего признания. У тебя перед глазами был миллион признаков, и ты могла бы запросто раскрыть мою тайну.

– Опять я виновата, – насмешливо улыбнулась она.

От этой улыбки я вышел из себя.

– Ты просто дура. Ты губишь свою жизнь с этим идиотом, который уже сколько времени тебя истязает, а меня, чье единственное преступление в том, что я люблю тебя, гонишь как собаку.

Она встала, взяла зеркало и протянула его мне.

– Ты думаешь, я не знаю, как я уродлив?

– Похоже на то.

– Это подло. Она засмеялась:

– Ну конечно. Теперь я подлая.

– Ты не можешь себе представить, как я от этого страдал и сейчас страдаю…

– Да брось. В твоем факсе ты написал, что твоя образина – дар небес.

– Вчера ночью на меня что-то нашло, я спятил. Если б ты знала, как я жалею…

– Бедный страдалец.

– Как ты можешь – ты! – издеваться над человеком, которому и так плохо? Я ничего не понимаю. У тебя самое черствое и бесчувственное сердце на свете.

Она расхохоталась:

– Это точно. Давай я вкратце обрисую тебе ситуацию. Эпифан – самый уродливый человек на Земле, Таким он родился, и понятно, что это не его вина, но ничего не поделаешь. Эпифан вырос и влюбился. В кого? В красивейшую, по его мнению, девушку на всей планете. Увы, его любимая по имени Этель не ответила ему взаимностью. Почему? Потому что она девушка легкомысленная, неспособная оценить высокие душевные качества этого человека. Что за ограниченное создание эта Этель! Ей бы знать, что нельзя судить по внешности! Надо учиться видеть сердцем, и все такое прочее. Бедный Эпифан, оскорбленный в лучших чувствах! Ах, если бы ему досталась девушка с возвышенной душой, которая разглядела бы истинную красоту за его уродством. Ничто не ново в подлунном мире: такое уже случалось с несчастным Квазимодо, способным лишь на самые чистые чувства. С этим жалким чудовищем, рожденным быть жертвой.

Этель говорила, и глаза ее метали молнии. Я никогда не видел ее такой. Она продолжала:

– Но почему-то, как бы случайно, когда наш Квазимодо-Эпифан влюбляется, он не выбирает уродливую девушку с прекрасной душой, чтобы открыть спрятанные в ней сокровища и осчастливить избранницу единением их сердец. Нет, нашему герою этого не нужно, он и не смотрит на дурнушек.

– Послушать тебя, я просто преступник.

– Именно так я и считаю. Быть Тартюфом – преступно. Месье-обладатель-прекрасной-души, чемпион по внутренней красоте, строящий из себя мученика своей внешности и обличающий суетность общества, требует, чтобы его любили за скрытые от глаз достоинства. А за какие, интересно, скрытые от глаз достоинства ты полюбил меня?