Преступления любви, или Безумства страстей

— Эти документы подлинны, сударь.

— Они подложны.

— Вас ввели в заблуждение. Позволите ли вы мне попробовать переубедить вас?

— Пожалуйста, сударь. Помимо ваших слов, у меня нет иных доказательств для признания их подлинными, а в ваших интересах поддержать выдвинутое вами обвинение. Признавая их подложными, я придерживаюсь свидетельства вашей супруги, которая также была бы заинтересована скрыть истину, если бы они были подлинны.

Вот как я рассуждаю, сударь… В основе всех поступков человека лежит выгода, она — главная пружина всех его предприятий. Там, где я ее вижу, тотчас же загорается для меня свет истины. Правило сие меня никогда не обманывало, и вот уже сорок лет как я нахожу подтверждения ему. Но разве добродетель жены вашей не является в глазах всего общества лучшей защитой от омерзительной сей клеветы? И разве ее искренность, ее чистосердечие, ее неугасимая к вам любовь не являются порукой, что она не способна на подобные поступки? Нет, сударь, нет, не здесь находятся истоки преступления. Зная последствия, вам следовало бы лучше увязать концы с концами.

— Сударь, это оскорбление.

— Простите, но несправедливость, клевета, распутство приводят меня в такое негодование, что я не всегда могу сдержать возмущение свое, вызванное низменными сими поступками. Давайте же сожжем эти бумаги, сударь, настоятельнейше вас прошу… сожжем их ради чести вашей и вашего покоя.

— Я не представлял, сударь, — сказал Франваль, поднимаясь, — что, исполняя службу, подобную вашей, так легко становишься защитником… покровителем беспутства и супружеской измены. Жена бесчестит меня, разоряет, я предъявляю вам доказательства. В ослеплении своем вы предпочитаете обвинить меня и выставить клеветником, но не признаете ее развратной изменницей! Ну что ж, сударь, пусть решает закон. Я подам жалобу во все суды Франции, принесу туда свои доказательства, обнажу свой позор, и тогда посмотрим, будете ли вы все еще столь простодушны или скорее глупы, чтобы продолжать защищать вашу посрамленную подопечную.

— Итак, сударь, я ухожу, — сказал Клервиль, также вставая. — Я не мог вообразить, что ваш извращенный ум столь повредит качествам души вашей и Что, ослепленный неправедной местью, вы хладнокровно будете строить коварные козни ваши… Увы, сударь, наша беседа еще более убедила меня в том, что как только человек пренебрежет священным для него долгом, то он сразу же забывает и прочие свои обязанности… Если же ваши взгляды изменятся, потрудитесь известить меня, сударь, и вы всегда найдете в вашей семье и во мне друзей, готовых раскрыть вам объятия… Позволено ли мне будет увидеть мадемуазель, дочь вашу?

— Ваше желание для меня закон, сударь. Я сам вас провожу к ней и прошу употребить все ваше красноречие, все ваши чрезвычайно убедительные доводы, чтобы раскрыть перед ней все те ослепительные истины, в которых я имел несчастье усмотреть лишь заблуждения либо ложные посылки.

Клервиль прошел к Эжени. Она ожидала его, будучи облаченной в самый вольный, самый кокетливый и самый элегантный свой туалет. Бесстыдной дерзостью, порожденной преступлением и небрежением к себе, исполнены были ее взгляды, и вероломная дочь, оскорбляя самое звание свое, но сохраняя, несмотря на тягчайшие пороки, нежную девическую красоту, всем своим обликом воспламеняла превратное воображение и возмущала добродетель.

Будучи не способной к казуистическим рассуждениям в духе Франваля, Эжени взяла на вооружение насмешку. Постепенно раздражение ее становилось все явственней. Видя, что ее обольстительные ухищрения напрасны и человек, с которым она имеет дело, исключительно добродетелен и не попадается в расставленные ею силки, она резко разорвала на себе и без того едва прикрывающие ее прелести одежды и, прежде чем Клервиль успел опомниться, начала громко кричать.

— Негодяй, — с воплями выкрикивала она, — убирайтесь отсюда, чудовище! О, только бы отец не узнал об этом. Праведное Небо! Я жду от него благочестивых советов… а этот наглец стремится лишь оскорбить мою стыдливость… Смотрите, — обращалась она к сбежавшимся на ее крики слугам, — до чего довела меня его развязность. Эти кроткие святоши всегда готовы согрешить под шумок. Бесчинства, разврат, совращение — вот каковы их нравы, и, одураченные их притворными добродетелями, мы, словно мухи, попадаем в сплетенную ими паутину.

Клервиль, ошеломленный таким скандалом, сумел, однако, не выдать своего волнения. Спокойно проходя сквозь толпу слуг, он примиряюще обратился к ним:

— Да хранит Небо эту несчастную… и да исправит нрав ее, если сможет, и пусть в этом доме никто, кроме меня, не будет более наказан за добрые чувства… ибо я пришел сюда не заклеймить, но смягчить сердца.

Таким образом, госпожа де Фарней и дочь ее ничего не достигли в результате переговоров, на которые возлагали столько надежд. Им не было ведомо о порчах, производимых преступлением в душах нечестивцев. То, что благотворно воздействовало на других, лишь ожесточало их, и в мудрых наставлениях черпали они лишь побуждение ко злу.

С этого дня отношения между противостоящими сторонами окончательно испортились. Франваль и Эжени решили заставить госпожу де Франваль совершить приписываемую ей измену, дабы не оставить ей ни малейшего повода для оправдания, а госпожа де Фарней, посоветовавшись с дочерью, всерьез стала разрабатывать план похищения Эжени. Она рассказала об этом Клервилю. Сей достойный друг отказался участвовать в осуществлении столь скоропалительного решения: его вмешательство привело к плачевным результатам, и ему остается лишь молиться за виновников, что он и делает неустанно; в дальнейшем же он отказывается от оказания подобного рода услуг и от посредничества.

Какая утонченность чувств! Почему же подобное благородство столь редко встречается в людях его сословия? Или скорее — почему он единственный обладал им среди запятнанных собратьев своих? Но посмотрим же, что предпринял Франваль.

Снова появился Вальмон.

— Ты глупец, — сказал ему преступный возлюбленный Эжени, — ты недостоин звания моего ученика. Я опозорю тебя в глазах всего Парижа, если при втором свидании ты не добьешься всего, чего следует, от моей жены. Это надо сделать, друг мой, но сделать так, чтобы я собственными глазами смог убедиться в ее падении. Я не желаю оставлять этой ненавистной твари ни единого средства оправдания и защиты.

— Но если она будет сопротивляться? — спросил Вальмон.

— Ты возьмешь ее силой… Я позабочусь, чтобы никто не пришел ей на помощь… Напугай ее, угрожай ей — мне что за дело?.. Я почту за оказанную мне услугу любые средства, кои применишь ты для достижения торжества своего.

— Послушай, — ответил ему Вальмон, — я согласен на все, что ты мне предлагаешь. Даю тебе слово, жена твоя не устоит. Но с одним условием, иначе я отказываюсь от предприятия; ты знаешь, в наших с тобой отношениях нет места ревности… Итак, я требую, чтобы ты дал мне провести четверть часа наедине с Эжени… Ты даже не представляешь, сколь велико будет вдохновение мое после даже непродолжительного свидания с твоей дочерью…

— Но, Вальмон…

— Я понимаю твои опасения. Но если ты доверяешь мне, друг мой, то подозрения твои оскорбительны, ибо я стремлюсь лишь удостовериться в чарах Эжени и переброситься с ней несколькими словами.

— Вальмон, — сказал удивленный Франваль, — ты просишь за свои услуги слишком дорогую цену. Как и тебе, ревность мне смешна, но ту, о ком ты говоришь, я боготворю и скорее отдам все мое состояние, нежели ее ласки.

— Я не претендую на них, будь спокоен.

Франваль, зная, что среди его знакомых никто, кроме Вальмона, не сможет оказать ему требуемую услугу, скрепя сердце согласился.

— Договорились, — произнес он с усмешкой, — но повторяю, что услуги свои ты ценишь безмерно дорого. Заставляя меня платить такую цену, ты освобождаешь меня от чувства благодарности.

— О, благодарностью расплачиваются лишь за порядочные одолжения, ты же никогда не будешь мне признателен за то, что просишь меня сделать. Скорее всего не пройдет и двух месяцев, как мы с тобой рассоримся… Полно, друг мой, я знаю человеческую природу… ее странности… ее причуды и все вытекающие из них последствия. Поставь человека, самое злобное из известных нам животных, в угодное тебе положение и лишь тогда рассчитывай на него. Поэтому я хочу заранее получить свое вознаграждение, или же я отказываюсь участвовать в твоих замыслах.