Преступления страсти. Коварство (новеллы)

Покрывала падают? Обнаженное тело?!

Париж с ума сходил только от намека на непристойность, а уж здесь-то…

«Эта неизвестная танцовщица из далеких стран – необычная личность. Когда она не движется, она завораживает, а когда танцует – ее обволакивает еще большая таинственность». Ну и все прочее в таком же роде писали журналисты.

На представлении у мадам Киреевской оказался некий вальяжный господин, который глаз не сводил с Маргарет. Его звали Эмиль Гиме, он был промышленником и знаменитым коллекционером. Чтобы разместить свою частную коллекцию, он построил Музей восточного искусства в Париже. Однако посетители не ломились туда. В танцах Маргарет месье Гиме увидел возможность сделать отличную рекламу своему детищу, а заодно заполучить в свою постель по-настоящему экзотическую игрушку.

Маргарет не отказала. Почему она должна была отказать? Ей понравилась идея! Ей все нравилось в Гиме! По его совету она изменила имя – и стала зваться Мата Хари. На самом обычном разговорном малайском языке «мата» означает «глаз», а «хари» – «день», то есть «Мата Хари» – это «Око дня», а проще – «солнце». Не очень скромно, конечно… Ну и что? Скромность украшает только монахинь, а монахиней наша героиня никогда не была.

Новое имя подошло ей наилучшим образом. 13 марта 1905 года Мата Хари стала сенсацией, о которой заговорил весь Париж. Целый мир пал к ее ногам… мир, который обожал ее, поклонялся и завидовал ей, а в конце концов предал ее и уничтожил.

Второй этаж круглого здания музея Гиме, на котором находилась библиотека, теперь выглядел как индийский храм. Восемь колонн в нем были украшены цветами, достигавшими круглого балкона третьего этажа. С каждой колонны на обнаженную Мату Хари смотрели статуи с неприкрытыми бюстами. Мерцание свечей придавало окружающему таинственность. Одна из самых дорогих статуй из коллекции месье Гиме – четырехрукий Шива (Южная Индия, XI век) трех футов высотой, окруженный кольцом из горящих свечей, – была окутана живописным светом, создаваемым лучами прожекторов, установленных на потолке. Тщательно подобранная маленькая группа гостей (библиотека была диаметром всего 8-9 метров) могла видеть восточную танцовщицу достаточно хорошо с любого направления. В перерывах невидимый оркестр играл музыку, вдохновленную «индусскими мотивами и яванскими мелодиями».

Окруженная четырьмя девушками в черных тогах, Мата Хари была одета в костюм из коллекции месье Гиме, который вполне мог считаться по-настоящему восточным. На ней была коротенькая белая безрукавка с индийским орнаментом на груди. Руки унизаны браслетами. На голове сверкала диадема. Блестящие ленты охватывали ее талию и придерживали короткий саронг, который скрывал ее тело ниже пупка и спускался чуть ниже середины бедер. Все остальное было открытым.

Костюм возбуждал. То, что скрывалось под костюмом, вызывало желание…

Это желание так и сквозит в стихотворении, которое посвятил преображенной Маргарет один из многочисленных поклонников:

О Шива, неужель останешься ты хладен, Когда она склонится пред тобой? Когда ее роскошнейшее тело К твоим ногам покорно вдруг прильнет? Великий бог, да неужель не воспылает Желанье насладиться красотой, Которую столь щедро и бездумно Она дарует всем: тебе и мне?

Ну да, вот в чем таился секрет успехов Маты Хари. Она таила под флером искусства головокружительное очарование. Это было смело. Это было опасно. Это было волнующе. Она выглядела как невиданный цветок, который всякий желал обонять.

Или сорвать!

Один корреспондент писал: «Это было как заклинание. И казалось, что стены музея падут, что снаружи за ними не авеню Иены, а какой-то далекий, неизведанный горизонт. Вековые леса дрожали под огненными поцелуями вечного лета. Пластичные, не уступающие высотой пирамидам пагоды на краю этой длинной, обсаженной розовыми кустами аллеи дрожали в голубой дымке пахучих благовоний. И тут появляется прекрасная женщина, производящая такое сильное впечатление своим искусным молчанием и четкой игрой жестов. Она символизирует невинную природу со всеми ее соблазнами, слабостями и радостями…»

Вот так все началось.

Мата Хари в 1905 году танцевала около тридцати раз в фешенебельных парижских салонах. Кроме того, она шесть раз выступала в театре «Трокадеро». Повсюду во время выступления ее окружали восточные ковры, пальмы, расточительное богатство цветов и таинственный запах восточных благовоний.

Парижане начали сравнивать ее танцевальное искусство с номерами других дам, позволивших себе столь же рискованные раскованные танцы. Например, поминали Айседору Дункан. Но сравнение оказалось не в пользу Айседоры: «Мисс Дункан была весталкой, – писали газеты, – а леди МакЛеод – это Венера».

Вокруг нее так и роились легенды, в которых она и сама порой запутывалась. Но газеты и читатели с восторгом проглатывали все подряд. Особенно истории подобного рода: «Благодаря хитрости и уму – ведь это могло стоить ей жизни, если бы ее застали за этим, – ей удалось получить доступ к тайным храмам Индии, где вне досягаемости взглядов обычных смертных баядерки танцуют перед алтарем Вишну. У нее было природное, врожденное чувство поз и движений, потому даже самые фанатичные жрецы, охранявшие золотой алтарь, смотрели на нее как на священную танцовщицу».

Парижанки приглашали ее в свои салоны, чтобы не отстать от моды (она умела себя держать вполне комильфо, что было оценено обществом), ну а парижане наперебой домогались ее.

Многим удавалось добиться чести затащить ее в свою постель, а заодно – осыпать деньгами. Кстати, не только богатым бонвиванам.

Встреча с неким пожилым господином сыграла огромную роль в жизни Маты Хари. Это был адвокат – мэтр Эдуард Клюне. После недолгой, но разорительной для него связи Клюне передал ее с теплыми рекомендациями своему другу, самому знаменитому импресарио Парижа Габриэлю Астрюку. Клюне обожал Мату Хари всю жизнь, оставаясь ее единственным другом. Но он прекрасно понимал, что ни возраст, ни положение, ни состояние кошелька не дают ему возможности содержать такую блестящую женщину. Астрюк же был всемогущ (именно он несколькими годами позже привезет на гастроли в Париж Шаляпина и русский балет Дягилева). Любовная связь скоро сошла на нет, но Астрюк навсегда остался менеджером и агентом Маты Хари. В театре «Олимпия» на бульваре Капуцинов она дебютировала за огромный по тем временам гонорар в 10 тысяч франков. Результат оправдал все вложения и хлопоты. Это был абсолютный триумф!

Вакханалия восторгов царила вокруг Маты Хари. 18 марта 1905 года газета «Ля пресс» писала: «Мата Хари воздействует на вас не только движениями своих ног, рук, глаз, губ. Не стесненная одеждами, Мата Хари воздействует игрой своего тела».

Она раздевается, она меняет костюмы… Ну нет, она не появляется на сцене совсем нагой. Все-таки слово церкви еще играло свою роль. Именно мнение церкви помешало Мате Хари представать голой, «как Ева до грехопадения». Она надевала под одежды тончайшее трико телесного цвета, которое и представало взорам зрителей. Кроме того, она прикрывала грудь и никогда не обнажала ее.

Но речь идет о сцене, не о постели…

Должное ее красоте отдали модные композиторы Пуччини и Массне. После того как она появилась в театре Монте-Карло, чтобы исполнить индийские танцы в опере Массне «Король Лахора», тот написал: «Я был счастлив, когда смотрел, как она танцует!»

Ну что ж, ведь они были прежде всего мужчинами.

В августе 1906 года, после череды гастролей, в том числе в Мадриде, где она познакомилась с французским послом Жюлем Камбоном, нежные отношения с которым у нее то прекращались, то возобновлялись последующие двенадцать лет, Мата Хари отбыла в Берлин. Она приехала по приглашению богатейшего помещика, лейтенанта Альфреда Киперта и вскоре стала его любовницей. Киперт вообще предпочитал женщин с яркой внешностью: его супругой была красавица-венгерка. Но она жила в родовом поместье мужа, а для Маты Хари он снял апартаменты недалеко от Курфюрстендамм, одной из главных улиц Берлина. Вместе с лейтенантом Кипертом Мата Хари побывала на императорских маневрах в Силезии, и это невинное развлечение дорого обойдется ей впоследствии… Киперт не позволял любовнице открыто выступать в городе, где он был известен и где была известна его жена. Наконец Мате Хари надоело потворствовать его желаниям, и она приняла предложение Астрюка отправиться на гастроли в Вену, где танцевала в венском Сецессионс-зале, а затем в театре «Аполло». И в австрийском обществе бесконечно повторялись те слова, к которым она уже привыкла: сенсация, фурор, потрясающе, ошеломляюще…