Преступники и преступления с древности до наших дней. Маньяки, убийцы
Шрифт:
Разговор по телефону продолжался. Говорил с Гейндлем инспектор 3-го района, т. е. того самого, в котором находилась библиотека Анни Б. и который находился под наблюдением агентов.
— Где находится лавка?
— Пильницская улица. В нескольких шагах от улицы Матильды.
Опять аналогия с Виллиамсом. Опять совершение второго преступления в том же районе, где и первое. Как будто неизвестный еще убийца задался специальной целью копировать во всем Виллиамса.
Ещедо того, как Гейндль узнал подробности второго преступления, он вспомнил об одном обстоятельстве, которое, казалось, разрушало представление о полной аналогии обоих случаев. Дело в том, что при исследовании следов в библиотеке выяснилось, что один след мужской ноги отличался от другого. Один был короче и шире, чем другой. Означало ли это, что в убийстве Анни принимали участие два человека? Если бы это
— Два преступника или один? — спросил Гейндль по телефону.
— Подробностей еще нет.
Из дальнейших сообщений по телефону выяснилось следующее.
Когда нападавший нанес торговцу сигарами удар молотком по голове, у торговца хватило еще силы оттолкнуть его и громко закричать. Преступник, а он был только один, бросился бежать через заднюю часть лавочки. Торговец открыл дверь, выбежал на улицу и стал звать на помощь. Через несколько секунд агенты заметили торговца и бросились в лавочку. Один, следуя указаниям торговца, с револьвером в руке вбежал в заднюю комнату и увидел там открытое окно. Другой агент выбежал обратно на улицу и дал три тревожных свистка, в то время как остальные занялись раненым торговцем.
В это время агент, оставшийся в лавке, выскочил через окно во двор и стал искать преступника. Но перед ним оказалась стена высотою в человеческий рост. Он выбежал обратно на улицу и крикнул сбегавшимся со всех сторон полицейским: «Оцепить весь квартал». В течение нескольких минут весь квартал был оцеплен. Часть полиции через все ходы и выходы вошла внутрь дворов и принялась искать преступника. Все решительно, что попадалось на глаза, подвергалось самому тщательному обыску. Ни один сарай, ни одна куча мусора не оставлялись без внимания. И вдруг за ручной тележкой обнаружили спрятавшегося молодого человека, по внешнему виду лет двадцати.
Через несколько минут он был уже в кабинете у Гейндля. Не прошло получаса от момента нападения, как начался первый допрос. Еще на месте ареста преступник назвал свою фамилию. Из сигарной лавочки ее сообщили по телефону Гейндлю. Сейчас же стали отыскивать ее среди протоколов допроса всех живших по улице Матильды. Гейндль мог торжествовать. Протокол допроса арестованного тотчас же нашелся. Оказалось, он жил на улице Матильды наискосок от библиотеки. В его алиби в день убийства Анни был пробел между 8 и 9 часами утра.
При допросе арестованному, на основании имевшихся материалов, сказали, что четырнадцать дней тому назад он опоздал на службу. Ему указали, как он провел весь день, когда было совершено убийство Анни, и после шестичасового допроса он сознался в обоих убийствах.
Если бы, полагает Гейндль, справки о преступнике стали наводить после второго его преступления, то прошло бы достаточно времени для того, чтобы он обдумал положение и упорно отрицал бы убийство Анни. Возможно, что и опоздание его на службу в то утро изгладилось бы из памяти свидетелей, и никакой возможности доказать его вину в первом убийстве не было бы. Тем самым главная улика отпала бы. Ибо одного того обстоятельства, что у преступника одна нога оказалась короче и шире другой, как и на следах в библиотеке, было бы недостаточно для обвинительного приговора.
Таким образом, Гейндль на примерах доказал правильность своего положения: каждый преступник неизменно возвращается к избранному им способу совершения преступления.
Б.С.Утевский. Преступления и преступники Западной Европы. 1929.
7. Дело Кети Гагедорн
Германия, 1926 год… Дюисбург, германский город с 285 000 жителей, считается самой большой речной гаванью Европы. Город раскинулся широко. По размерам площадь его равняется плошади Парижа. В южной части города рабочие кварталы: улицы с каменными коробками, набитыми людьми. Одна из таких коробочек принадлежит мелкому торговцу Вильгельму Гагедорн. Коробочка маленькая, узенькая. В первом этаже помещается собственная лавчонка Гагедорна. Торгует он разными съестными продуктами. Рядом с лавочкой — кухня. С другой стороны — маленькая гостиная. В ней все атрибуты мелкобуржуазного благополучия — пальмы по углам, олеографии на стенах, пианино. Рядом спальная комната. На одной кровати спит сам Гагедорн с женой, на другой их дочь, героиня будущего процесса, Кети. Ей семнадцать лет. Тут же на диване спит семнадцатилетний парень, рабочий Шильковс-кий. Он чужой. За право спать здесь он платит.
Во втором этаже проживает семья рабочего Гельцлейхтера, состоящая из жены, мужа и пяти детей.
Старшей из дочерей, как и Кети Гагедорн, семнадцать лет. Они подруги. В следующем этаже живет некая Шеффен. Она разведена с мужем. У нее трое детей. Самому младшему, Фредо, девять лет. Наконец, в квартире со двора живет полька по фамилии Зонсбек. Она плохо говорит по-немецки. У нее живет торговец со странной фамилией — Птаг, резкий, грубый человек. Его боятся все дети. С соседями он в вечной ссоре. С Гагедорнами и Гельцлейхтерами у него тяжба в суде: дела о побоях, о ложных присягах. В этой коробочке жизнь, как и на всей улице, отравлена угольным дымом, озлобленностью, вечными ссорами, мелочными дрязгами.Отец Кети человек не старый. Ему всего 40 лет. Он красивый, статный мужчина. Наследственность у него дурная. Он любит выпить, поспорить, поссориться. Ломой приходит частенько пьяным, много говорит во сне. Супружеские обязанности выполняет тут же, не стесняясь присутствием Кети. Про мать Кети имеются такие сведения: она из рабочей семьи, выросла на этой же улице, ей 35 лет. Она самовольна, холодна, любит интриги.
Кети — единственная дочь Гагедорнов. Но ее не балуют. Учат ее шитью и музыке, но заставляют торговать в отцовской лавочке. О каком-либо воспитании нет и речи. Ласки она не видит. Зато пощечины часто сыплются на ее бледные щеки. Бранят ее, конечно, каждый день. Детство Кети самое заурядное, типичное для немочки из провинциальной мелкобуржуазной семьи. В самые юные годы она была счастлива и беззаботна. Братьев и сестер ей заменяла маленькая собачка Ами. Кети посещала народную школу. Когда она подросла, ее посылали для конфирмации в церковь к старому пастору. И школа, и церковь были тут же, на этой же улице.
Вскоре ее настроения меняются Она начинает чувствовать себя несчастной. У нее развивается мечтательность, фантазия. Ее мечты так непохожи на ее жизнь. В жизни она продает в лавочке на копейки сельтерскую воду, селедки, хлеб. В мечтах она богатая, знатная, красивая, роскошно одетая дама. Кино играет в ее жизни и в ее мечтах большую роль. Она любит в мечтах представлять себя знаменитой киноартисткой. Она жадно впитывает псевдоромантику кинолент, в которых немецкому обывателю преподносят сладенькие идиллии или тысячеметровые драмы, лишенные всякого чувства действительности, в которых нет ни малейшего отзвука живой жизни и никак не отражается где-то рядом бурляшая классовая борьба пролетарских масс. В остальном она добрая, хорошая девушка. Мужчина до нее не дотрагивался. Она участвует в христианском девичьем союзе. Религиозна. Но однажды она впадает в ярость и разбивает распятие. Это — наказание богу, не исполнившему ее горячей мольбы Позже, когда она стала преступницей, первой в Германии и самой молодой девушкой сексуальной убийцей, она говорила: «Мой поступок — божья кара за то, что я разбила распятие».
Сексуальность рано втягивает ее в липкие сети. Сексуальность ее уродливая, извращенная. Мужчины ей противны. Да и могло ли быть иначе, когда на ее глазах с раннего детства протекала половая жизнь ее родителей. Все хорошее, настоящее, здоровое было оплевано, опошлено, вызывало отвратительные представления. Сексуальность естественно пошла по другому пути, где могли еще быть идеалы, стыдливость, красота, — по пути однополой любви. Первое эротическое переживание пришло к ней с появлением бродячего цирка, разбившего на соседней плошали свою палатку. Содержательница цирка, мадам Гендрикс, искала кого-нибудь, кто бы мог поиграть в цирке на пианино, заменявшем в ее предприятии оркестр. Родители позволили Кети играть в цирке по нескольку часов в день за плату по 3 марки в неделю. В цирке Кети познакомилась с танцовшицей Паулой. Она на два года старше Кети, развращена до мозга костей, она лесбиянка. Она берет на себя обязанность «просветить» Кети и вводит ее в круг закулисных интриг бродячих циркачей. «Просвещение» падает на благодарную почву. Затаенная сексуальность прорывается в Кети и направляется на маленьких девочек в доме. Для них Кети взрослая дама, и с ними ей приятнее, чем с ее ровесницами.
Однако ее сексуальность — чувство без содержания, переживание без удовлетворения. Кети пытается писать стихи и рассказы, часами фантазирует на пианино, увлекается бульварными романами. В этот период она отличается рассеянностью, неспособностью сосредоточиться мысленно на чем-либо, мечтательностью, неопределенными порывами. Два раза она делает попытки убежать из дома, но оба раза ее насильно возвращают с вокзала. Но она не успокаивается и мечтает убежать в Америку. В газетах ей попадается объявление какого-то шарлатана, которое начинается словами: «пишите мне с доверием». Она пишет ему длиннейшее фантастические письмо.