Преступники

— Почему же не верю, — спокойно ответил Чикуров. — Слушаю.

Юрий Юрьевич помолчал.

— Мне показалось… — сказал он, почему-то смутившись, и продолжил: — Ну, нашел я кусок проволоки в багажнике, полез привязывать глушитель. Провозился минут двадцать, не меньше… Вдруг подбегают ребята, кричат, перебивая друг друга, что-то про Баулина. Якобы я его бросил, а он уже не дышит, все лицо в крови… Никак не могу уразуметь, при чем тут я…

И Рогожин рассказал, как он сначала хотел посмотреть, что с Баулиным, а потом решил все-таки ехать прямо в милицию. Ведь по горячим следам легче найти преступника.

— Короче, порадел за родную милицию, — горько усмехнулся Рогожин. — Меня же и того… Главное, прошу дежурного: мне во как надо было позвонить! — Он чиркнул ладонью по горлу. — Так нет, басни начали сочинять: якобы телефонный аппарат испорчен…

— А куда вам надо было позвонить? — поинтересовался следователь.

— На ферму, вот куда! У нашей Сабины — тяжелейшие роды…

— Сабина — это?..

— Корова, — объяснил Юрий Юрьевич. — Голштино-фризка! Порода такая. Рекордистка! За год около восьми тысяч килограммов молока дает. А по району в среднем — по три с половиной тысячи… Боюсь, как бы не погибла. — Он покачал головой и повторил: — Тяжелые роды, очень! Ветврач вторые сутки от нее не отходит. Не дай бог потеряем. На ее потомство большие надежды.

Рогожин сказал это с такой болью, что не поверить в его искреннее переживание было невозможно.

Игорь Андреевич прикидывал, в каком направлении вести допрос дальше.

— Вы говорите, что возились с глушителем минут двадцать? — задал он вопрос.

— Я не смотрел на часы. Может, меньше, а может, и больше, — хмуро ответил Рогожин.

— Вы не помните, мимо вас не проезжала машина?

Юрий Юрьевич задумался.

— Проезжала. И кажется, не одна.

— Сколько и какие?

— По-моему, две… Одна, если судить по звуку двигателя, «Запорожец», другая — «Жигули».

— Цвет? — спросил Чикуров.

— Вот уж чего не разглядел из-под машины, — развел руками главный зоотехник. — Колеса только промелькнули.

«Вполне может быть», — подумал Игорь Андреевич.

— Скажите, Юрий Юрьевич, а выстрелов вы не слышали?

Рогожин отрицательно покачал головой.

— Постарайтесь припомнить, — настаивал следователь.

— Не знаю, — уже менее уверенно ответил Рогожин. — Да и как бы я разобрался? Гроза надвигалась, грохотало изрядно.

«Ох эта гроза! Правильно сказал прокурор: здорово она спутала карты», — припомнил слова Харитонова Чикуров.

— Скажите, — неожиданно спросил Юрий Юрьевич, — неужели вы подозреваете меня всерьез?

— Поймите правильно, — осторожно начал следователь, — вы оказались неподалеку от места происшествия… Ребята сказали…

— Ну и что? — перебил его Рогожин. — Это совпадение! Честное слово, роковое совпадение! Неужели вы думаете, что я мог бы пойти на убийство из-за матери?

— Почему из-за матери? — спросил следователь.

— Вам уже наверняка рассказали. — Зоотехник недоверчиво посмотрел на Игоря Андреевича. — Ну, за то, что с ней так поступили…

— О вашей матери я слышу впервые, — признался Чикуров. — Поверьте.

Ничего о матери задержанного ни Макеев, ни Латынис ему не сообщили. Не знали или просто не успели.

— Конечно, обошлись с ней не очень красиво, — сказал Юрий Юрьевич. — Но это не повод, чтобы сводить счеты. Тем более стрелять в человека! И в кого? В Баулина! Ему столько людей обязаны здоровьем. Да что там здоровьем — жизнью! — Он решительно тряхнул головой. — Нет, нет и нет! Я совершенно ни при чем…

— А как именно поступили с вашей матерью? Кто конкретно? — спросил Чикуров.

— Не хочется вспоминать, — устало произнес Рогожин, но все же пояснил: — Она ведь травница… Пригласили ее в клинику… Оклад положили… Честное слово, она не набивалась… Работала с душой, помогала освоить лекарственные препараты… Потом вдруг мать уволили. Ничего не объяснили… Разве так поступают с пожилым человеком?

— Кто? Кто так поступил?

Юрий Юрьевич смахнул невидимые соринки с колен, хмуро посмотрел в окно.

— Не знаю, не знаю… Баулин тут виноват или кто другой… Да и давно это было. — Он махнул рукой. — Мать забыла, но я, честно говоря, забыть не могу. Точнее, просто я прервал с Евгением Тимуровичем, как говорится, дипломатические отношения. Не здороваюсь… Но чтобы стрелять!..

Больше ничего конкретного от Рогожина об этой истории следователь не узнал. У задержанного был измученный вид, глаза красные.

— Понимаете, товарищ следователь, — признался он, — всю ночь не спал, был на ферме. Потом здесь вот перенервничал… Голова совершенно не варит…

«Кажется, зря подвергли человека такому испытанию», — пришел к выводу Чикуров.

Он сходил к дежурному, попросил принести и подключить телефон.

— Звоните, пожалуйста, куда вам надо, — сказал Чикуров Рогожину. — А я пока послушаю нашу беседу, а то, чего доброго, техника подведет…

— Вот спасибо! — обрадовался зоотехник и тут же начал накручивать телефонный диск.

Игорь Андреевич принялся слушать запись допроса. Убедившись, что все в порядке, он предложил Рогожину ознакомиться с кратким протоколом допроса, написанным рукой следователя, одновременно пояснив, что сегодня вечером он отпечатает протокол допроса с магнитной ленты, а завтра утром тот сможет прочитать его и подписать.

Игорь Андреевич взглянул на часы. Латынис что-то задерживался.

Домработница профессора Баулина, Валентина Карповна Савчук, лежала в четырехместной палате поселковой больницы.

— Шейку бедра сломала, — со вздохом пожаловалась пожилая женщина. — Железки какие-то вставили… Когда поднимусь — одному богу известно.

Три ее соседки ушли смотреть телевизор: они были ходячие больные. Латынис попросил дежурную медсестру задержать их столько, сколько ему понадобится для беседы с Савчук.

— Так как же с вами получилось такое, Валентина Карповна? — спросил он у женщины.

— Полезла на стремянку, хотела любимую картину Евгения Тимуровича тряпочкой обтереть, вот и свалилась, — ответила домработница. — Да что вы обо мне-то?.. Господи, и что же это на свете делается! — Она всхлипнула, вытерла глаза кончиком платочка, повязанного на голове. — Нашли хоть того ирода, который стрелял в Евгения Тимуровича?

— Пока нет. Но найдем обязательно, — пообещал оперуполномоченный. — У меня к вам несколько вопросов.

— Спрашивай, мил человек, спрашивай, — закивала старушка.

— Вы давно работаете по хозяйству у профессора?

— Уж почти пять лет. Считайте, как он переехал в Березки… Жена его, Регина Эдуардовна, не хочет жить здесь. Я понимаю, в Москве лучше. Да и дочку учить надо… Но в доме ох как нужна женская рука…

— Кто у него бывал?

Савчук задумалась. Она была маленькая, чистенькая, с гладким небольшим личиком, на котором больше всего выделялись живые, еще совсем молодые глаза. И руки у Валентины Карповны были аккуратные, с тонкими пальцами.