Преступный человек (сборник)
Шрифт:
Наблюдается, что преступность становится больше в первых стадиях революционных движений и восстаний; в это время энергия болезненная, ненормальная, берет верх над слабой и неуверенной; а так как в это же время существует как бы эпидемия подражания, то первая без труда толкает вторую на преступление.
Говоря о революционных эпохах, предшествовавших 1848 году, Чену показывает, как постепенно политическая страсть перерождается в склонность к преступлениям. Например, Коффино, известный предшественник современных анархистов, довел принцип коммунизма до того, что возвел грабеж в политический принцип: они грабили лавки купцов, так как последние, по их мнению, только обкрадывают своих клиентов; в свое оправдание они говорили, что таким образом они лишь отнимают у купцов награбленное и вызывают во многих недовольство, надеясь, что потом эти недовольные перейдут в ряды революционеров. Наряду с этим они занимались производством фальшивых банковых билетов; такими фактами, как последний, они не только оттолкнули от себя многих истинных республиканцев, но вследствие этого даже были приговорены к позорному наказанию в 1847 году.
Во время заговора против Кромвеля
В период перед Французской революцией также наблюдается усиление бродяжничества, грабежи и разбои становятся чаще. Мерсье насчитывает целое войско убийц в 10 тысяч человек, которое собиралось вокруг столицы и последовательно проникало в нее. Во время террора это же войско присутствовало при массовых приговорах, затем при массовых расстрелах в Тулоне и во время нантского потопления. По определению Мейснера, войско и комитеты революционеров были «поистине организациями для того, чтобы безнаказанно совершать грабежи, убийства и всякого рода зверства».
Государственная тюрьма Консьержери 1790 года насчитывает 490 преступников, 1791 года – уже 1198; в это же время стал употребляться грабеж 'a l'americaine. Арестованные грабители кричали: «^Al'aristocrate!», думая спастись этим, и делали гримасы судьям, а арестованные женщины мастурбировали публично.
Совершенно подобные вещи имели место и во время Парижской Коммуны.
Население Парижа было обмануто в своих надеждах, оно изнервничалось во время бесславных войн и ослабело от голода и водки; никто в Париже не находил в себе сил для восстания. Зато люди без определенных занятий, преступники, сумасшедшие и алкоголики завладели городом. Их ненормальность дала им возможность властвовать над Парижем. Доказательством их преступности может служить устроенная ими резня буржуазии и новые казни, изобретенные ими самими; например, они заставляли пленников прыгать через стену и подстреливали их во время прыжка. Об их ненормальности говорят и такие факты, как совершенно ни к чему не нужное повторение выстрела: один заложник был прострелен 69 пулями, аббат Бенжи получил 62 прокола байонетом. Кровавая расправа военных судов не уничтожила этих преступлений; в 1883 году, когда выдвинулись анархисты, из 33 арестованных 13 были осуждены за грабеж. То же явление еще в большем размере повторилось в Бельгии во время стачки рабочих стеклянного завода: из 67 арестованных 22 были более 10 раз осуждены за воровство и насилие.
Глава 3. Эпилепсия и истерия
Та постоянная зависимость, которая существует между прирожденной преступностью и эпилепсией, вполне объясняет тот факт, что среди политических преступников так часто наблюдаются случаи политической эпилепсии и политической истерии.
Действительно, эпилептики и истерики благодаря их импульсивности, тщеславию, религиозности, частым и ярким галлюцинациям, повышенному ощущению собственной личности, периодической гениальности легко делаются религиозными и политическими новаторами.
Например, Модели пишет: «Не подлежит никакому сомнению, что Мухаммед имел свое первое откровение, или видение, во время эпилептического припадка; в этом сомневаются разве только правоверные; и, или желая обмануть других, или действительно обманувшись сам, он воспользовался своей болезнью для того, чтобы выдать себя за посланника неба».
В «Преступном человеке» я описываю следующий случай. Некто Р. Е., недоношенный, мошенник, эпилептик и сумасшедший, говорит следующее: «Я могу с полной уверенностью утверждать, что никогда не носил в себе честолюбивых замыслов управлять государствами; но если бы плебисцит сделал меня министром, я прежде всего занялся бы реформой судебного законодательства и судебного сословия».
В моей книге «Гениальность и помешательство» я описал одно лицо, страдавшее эпилепсией, мошенника, убившего свою жену, насильника и вымогателя, который был в то же время поэтом, не лишенным дарования, и проповедовал новую религию. Первым обрядом этой религии было изнасилование, которое он и пробовал применить на практике посреди улицы между двумя эпилептическими припадками.
Другой эпилептик, вор, хотел организовать экспедицию в Новую Гвинею, чтобы отыскать там незаселенный остров, доходы с которого можно было бы употребить на поддержку Коккапиллера; в 47 лет он становится депутатом и стремится обновить все законы и ввести всеобщее избирательное право.
В романе Э. Золя «Жерминаль» Лантье происходит от родителей – алкоголиков и дегенератов; этим объясняется его способность пьянеть от третьей рюмки и его жажда убийства, которую он удовлетворяет путем социальной мести. Во время опьянения он испытывает страстное желание съесть человека.
Вот еще лучшее доказательство эпилепсии у политических преступников. Когда одного юношу, осужденного за бродяжничество и безделье, с покатым лбом и почти отсутствующим осязанием, спросили, интересуется ли он политикой, он ответил смущенно: «Не говорите со мной об этом, это мое несчастье; когда мне за работой приходят в голову реформы и я начинаю поверять их товарищам, постепенно у меня начинает кружиться голова, темнеет в глазах, и я падаю на землю». И он тут же изложил проект реформ из доисторического периода: уничтожение денег, школ, отмена одежды, непосредственная мена продуктов труда одного на продукты труда другого и т. п. В подобных ученых трудах он проводил всю свою жизнь; это был субъект, одержимый настоящей политической эпилепсией. Убеждения и воля у него не отсутствовали, только гениальности ему не хватало. Живя с такими данными в более подходящую
эпоху и среди подходящего народа, он стал бы реформатором, которого никто не заподозрил бы ни в преступности, ни в эпилепсии [62] .62
Ф. А., 37 лет, пьемонтец, сын сумасшедшего и чахоточной; брат его был меланхоликом; по профессии он лакировщик, рост – 1, 72 метра, на затылке две царапины от удара, рубец на шее вследствие покушения на самоубийство, череп короткоголовый, индекс 88, вместимость черепа – 1602, лоб покатый, страдает косоглазием, уши дегенеративные, левша, притупленная чувствительность, дающая по Дюбуа Реймону 55 на левой руке, 60 на правой; эстезиометр 3,1 справа, 2,2 слева; коленные рефлексы повышены; динамометр дает для правой руки 30, для левой 34; левое плечо слегка опущено; чувства нормальны; женщинами любим достаточно; малорелигиозен; не способен читать газеты, так как чтение вызывает у него головокружение; иногда во время таких припадков падает на землю. С 13 лет онанист. Первый раз был приговорен за пьянство, затем за кражу двух лир у хозяина, которые пропил, – он не считает это преступлением, потому что получает мало. На вопрос о реформах ответил: «Ни у кого не должно быть денег, работать должно очень мало, жить обменивая продукты; никакой одежды, только пояс на бедрах, никаких законов, только хижина для спанья, полная свобода брака или, лучше, свободное сожительство со всякой женщиной; полное уничтожение школ, священников, даже если б для этого пришлось прибегнуть к оружию и оставить лишь тех, которые захотят работать». Затем, противореча сам себе, он оставляет одного священника на приход; у господ нужно отнять деньги и заставить их жить собственным трудом. «Это, – кончил он, – была бы жизнь прошедших веков, как мне говорили».
Припомним, что из 15 человек, составлявших группу анархистов в Неаполе, Фелико, самый страстный фанатик, – эпилептик; он – типографский рабочий, 12 раз судившийся за убийство, клевету и разжигание классовой вражды.
Весьма вероятно, что и М., которого описывает Дзуккарелли, был эпилептиком, и Казерио; несомненно одно, что отец Казерио страдал эпилепсией.
Один из вождей анархистов, адвокат Гори, говорил следующее: «Среди анархистов есть группа, именующая себя “bisognisti”; они говорят, что всякую появляющуюся у человека потребность необходимо (bisogna) удовлетворять; если, например, кто-нибудь почувствует желание убить, само присутствие этого желания дает ему право на убийство и он необходимо должен удовлетворить его». Я привел эту цитату для того, чтобы лица, не знакомые с моими специальными работами и сомневающиеся в связи анархизма с политической эпилепсией, обратили внимание на эти слова. Казерио принадлежал к этой анархистской группе.
Испанский анархист Сантьяго Сальвадор рассказывает о себе, что в юности он был очень благочестив, принадлежал к партии карлистов{32} и надеялся, что с помощью карлизма можно водворить всеобщее равенство. Когда же его спросили, неужели он не видит бесполезности своих поступков, он ответил характерной для политических эпилептиков фразой: «Если бы даже я сознавал бесполезность своих поступков, я не мог бы поступать иначе, потому что я следовал инстинкту. Я анархист не только по убеждению, как я уже говорил, но и по инстинкту.
– Но если вы не верите в возможность осуществить на практике ваши теоретические выводы, зачем же вы решаетесь на убийства?
– Хотя я и совершил покушение в зале театра, я все-таки считаю убийство преступлением. Но я решился на убийство по необходимости, принужденный к этому силой, во власти которой я находился; влекомый желанием, с которым я не мог совладать…»
Монж. Игнатий Монж, 38 лет, бросил в президента Аргентинской республики, генерала Рока, камнем, взятым из одного музея, и тяжело ранил его в голову. Он среднего роста (1,67), крепкого сложения, невропатического темперамента; кожа у него смуглая, покрытая обширной, темной, слегка вьющейся растительностью; борода длинная, черная; раек глаза скорее темный, чем светлый; лоб высокий, покатый, асимметричный; череп развит умеренно, короткоголовый, слегка косой с plagiocefalia sinista anteriore [63] ; лицо широкое, низкое; скулы выдающиеся, рот большой, толстые и вывороченные губы; много старых царапин на лице, две из них получены при падении в припадке эпилепсии.
63
Левая передняя плагиоцефалия (лат.).
Сон его короток и прерывается печальными и страшными снами. Пульс полный и частый, мышечная система хорошо развита, однако наблюдается легкое непроизвольное дрожание. Сила правой руки по динамометру Матье 70 кг, левой – 150; следовательно, это левша, но довольно сильный. Кожа малочувствительна; галлюцинации и иллюзии отсутствуют.
О своей жизни он рассказывает следующее: он родился вне брака, в провинции Корриент; знал своего отца и восемнадцатилетнего брата, которые всегда были здоровы. В 15 лет он поступил в коллеж, где получил элементарное образование; затем принимал участие во всех революционных движениях своей родины и был до 1874 года страстным приверженцем партии. Затем он переехал в Уругвай, но был ограблен бразильскими властями, причем оказал вооруженное сопротивление, ранив нескольких солдат и сам получив рану в лоб. По этому поводу он обратился к министру иностранных дел, требуя удовлетворения. С этого момента он уже ничем определенным не занимается, эпилепсия мешает ему взяться за что-либо. Началась она у него с 20 лет, когда он упал и ударился головой.