Преступный режим. «Либеральная тирания» Ельцина

И что самое интересное! — они объявляют действую­щую Конституцию, которая после внесения множества по­правок стала реально одной из наиболее демократических конституций мира, «недемократической», «прокоммуни­стической» и т.д. Хотя именно эта «недемократическая Кон­ституция» обеспечила приход к власти самого Ельцина, его избрание Президентом России — вопреки воле Союзного руководства во главе с Президентом СССР Михаилом Гор­бачевым. А что касается проекта новой Конституции, кото­рая, напомню, была разработана под руководством самого Ельцина, — ныне этот проект также объявляется прокомму­нистическим продуктом Верховного Совета, который про­тивники демократии «хотят навязать народу».

Так российская высшая исполнительная власть во главе с президентом сама стала главным орудием фальсификаций, лжи и инсинуаций, вбрасывая в общество семена раздора, усиливая политическую напряженность, превращая поле столкновений интересов разных социальных групп во все­мирное посмешище...Чтобы «обойти» законный путь при­нятия Конституции через парламент, сторонники Ельцина созывают некое «конституционное совещание». В своей основе это «совещание» формируется из чиновников-бю­рократов разного уровня, а также готовых услужить любой власти неких «ученых» и «специалистов». Они быстро «со­стряпали» проект Конституции — «под Ельцина», прово­дят в декабре «референдум», и российское общество зажило счастливой жизнью... Этот краткий экскурс, забегая вперед, я сделал, чтобы читатель понял суть проблемы, связанной с борьбой вокруг новой Конституции России. А теперь вер­немся к хронологии событий.

У меня очень много работы. К тому же я — председатель Межпарламентской ассамблеи СНГ, которая была создана по моей инициативе в начале 1992 года. Штаб-квартиру я определил в Таврическом дворце, в Петербурге,— его мне предложил Анатолий Собчак, когда я позвонил ему из Биш­кека, где вместе с главами парламентов было принято ука­занное решение. Дворец был в страшно запущенном состоя­нии, пришлось затратить крупные средства на его ремонт. Но в результате парламентарии СНГ получили прекрасное историческое место для проведения своих пленарных засе­даний.

В начале марта у меня были запланированы визиты в сто­лицы СНГ, проведение консультаций со своими коллегами, иные встречи и переговоры. 18 марта я вылетел в Минск, от­туда в Киев, затем в Баку и Ереван. На подлете в Алма-Ату 20 марта в самолет звонит мой первый заместитель, Юрий Воронин, сообщает: «Ельцин намеревается совершить пере­ворот. Пожалуйста, вернитесь в Москву!»

Я, смеясь, отвечаю: «Сами справитесь, не все же перево­роты мне подавлять!»

И продолжил свой полет. Меня сопровождала многочис­ленная делегация, в которой находились более трех десят­ков парламентариев, а также работники исполнительного секретариата Межпарламентской ассамблеи, МПА-специалисты, технический персонал (около 50 человек). Все они были просто поражены моим спокойствием и решением продолжить визит в Алма-Ату. Однако настроение было — уже далеко не веселое. Здесь меня считали «своим» — я ведь с 1944 до 1962 года жил в Казахстане. Депутаты, много других людей, представителей разных организаций — все выражали свое сочувствие, ободряли, как могли. Президент Назарбаев был сильно встревожен, расспрашивал подроб­ности относительно причины постоянных конфликтов, я, разумеется, рассказал о ситуации.

Через день вернулся в Москву. Ознакомился с ситуацией. Оказалось, что Ельцин обратился по TV к народу с заявле­нием, в котором объявил, что «распускает Съезд народных депутатов и Верховный Совет», вводит «Особый порядок управления страной» (ОПУС) и приступает к разработке «новой Конституции», которая должна быть принята в ско­ром времени. О торопливости, небрежности и даже глупости «новых путчистов» свидетельствовало само название доку­мента — аббревиатура ОПУС на русском языке означает «оплошность», «попадание в неловкое, глупое положение». Авторы документа позволили совершить эту «оплошность» президенту или, скорее, «посадили его в лужу» (это тоже обозначается словом «опус»).

Ельцин едва удержался на посту президента

...23 марта было завершено рассмотрение действий пре­зидента Конституционным судом. Высокий Суд расценил их как грубое нарушение конституционной законности. Де­лать было нечего, при всем своем нежелании мне пришлось согласиться с созывом Внеочередного (IX) Съезда народ­ных депутатов. Он начал свою работу 26 марта в Большом Кремлевском дворце (ныне его уже нет), спустя всего лишь две недели после завершения предыдущего, VIII — и тоже Внеочередного — Съезда народных депутатов. Как видим, терпение парламентарии проявляли огромное, выдерживая капризы чудовищно зарвавшегося правителя-самодура. Од­нако самым терпеливым был все-таки я; мне и в голову не приходило сделать что-то по-серьезному неприятное Ель­цину, он рекомендовал меня своим первым заместителем, позади у нас с ним была огромная совместная работа в усло­виях непрерывного давления союзной бюрократии. Я всего этого не мог так просто забыть и откинуть как ненужный хлам — так, как это мог делать Ельцин. У меня другие по­нятия чести и порядочности.

Этот так внезапно и вынужденно созванный Съезд на­родных депутатов по реальному факту грубого нарушения президентом Конституции я попытался «увести», насколько это представлялось возможным, от процесса реального рас­смотрения вопроса об отрешении Ельцина от президентства. В своем шестом докладе я сделал акцент на необходимости строгого соблюдения всеми должностными лицами консти­туционной законности. А «случай» с Ельциным я предло­жил рассмотреть как серьезное предупреждение всем тем, кто чрезмерно легкомысленно относится к Закону. Боль­шинство депутатов поддержало такой подход и хотя резко критиковали президента, но были настроены на мирный ис­ход вопроса — никто не хотел воспользоваться предлогом, чтобы сместить Ельцина, к тому же большинство депутатов ориентировались на мою позицию — они привыкли пола­гаться на нее безошибочно.

Все могло завершиться мирным, не конфликтным обра­зом, да опять испортил сам... Ельцин.

Он пришел на вечернее заседание, будучи основательно пьяным, и потребовал слова. Я хотел завершить заседание, сделав вид, что не замечаю его просьбу предоставить ему слово. Но он уже шагал к трибуне. Я стал ждать грозы, и она неминуемо грянула.

Нет смысла пересказывать все то, что говорил Ельцин. Это были жалобы, и угрозы, и шантаж, и откровенная чушь, над которой в зале откровенно хохотали, в общем, это было жалкое, позорное зрелище. Но все это было уже привычным для депутатов — не это их возмутило. То, что они не захо­тели простить, — это то состояние, в котором он находился в ту минуту, когда собрался Внеочередной Съезд народных депутатов, согласно Конституции, — высший орган власти страны, для рассмотрения его же, Ельцина, попытки госу­дарственного переворота. Ему припомнили все...

Эти депутаты всего лишь два года тому назад избрали Ельцина своим Председателем, затем обеспечили его избра­ние президентом, защитили в ходе путча в августе 1991 года, прощали его многочисленные глупые выходки. А он, Ель­цин, вообразил себя царьком, вместо благодарности — не­прерывные издевательства над парламентариями, полное неумение управлять страной и т.д. Все, хватит — вышвыр­нем негодяя вон — вот таким было мнение огромной части депутатов.

Они, депутаты, буквально пришли в ярость — немедлен­но проголосовали за то, чтобы внести в повестку Съезда во­прос об отстранении Ельцина от обязанностей президента. Более того, гнев перекинулся на меня — они вспомнили, что с первого дня нашей деятельности, я неизменно выступал с позиций последовательной защиты Ельцина. ...И потребова­ли также моего смещения с поста Председателя Верховного Совета.

«Хорошо, — подумал я, сидя за председательским крес­лом в Кремлевском зале, — что наши разъяренные депу­таты не догадались потребовать лишить меня права вести заседание Съезда. Тогда, можно точно полагать, задача смещения — во всяком случае Ельцина, — была бы выпол­нена ...»

Меня переизбрали подавляющим числом голосов, види­мо, рассудили достаточно объективно. Но вот с президентом едва не вышел уже не опус, а казус — из более чем 700 голо­совавших, не хватило всего лишь 11 голосов для отрешения от должности президента России. Конечно, перед голосова­нием мне пришлось изрядно поработать со многими депу­татскими группами и влиятельными депутатами. Они снова прислушались к моему мнению (при встречах до сих пор уп­рекают). На этот раз Ельцин выглядел очень испуганным... Часть депутатов, сторонников Ельцина, выступила с ини­циативой провести референдум с вопросом оказания дове­рия президенту. Я сразу же угадал: начинается новая интри­га, новая провокация — честность неведома ни Ельцину, ни его сторонникам. Задал вопрос: «Зачем вам референдум?»

Отвечает: «Я хочу узнать только мнение народа, мне важно в моральном плане...»

Я уже не верил этому человеку абсолютно. Знал, что он приготовился к новым провокациям — независимо от исхо­да референдума. Такая у него гнилая натура. Разгоряченные депутаты, к сожалению, «накидали» еще вопросы, которые были неуместны и лишь запутали избирателей. Хотя ника­кой исход голосования не мог иметь правового значения, что подтвердил позже Конституционный суд.

В принятом постановлении Съезд объявил проведение 25 апреля на всей территории России всенародного рефе­рендума по четырем вопросам: