Преступный викинг

По крайней мере, она сможет вернуться домой, зная, что совершила кое-какие добрые дела в прошлом, куда была послана Богом. В конце концов Рейн забылась тяжелым сном и проспала едва ли не до полудня.

Она вновь отправилась к Медным воротам, зная, что если хоть раз даст себе поблажку, то может никогда больше не набраться мужества. Однако случилось нечто непонятное. Она не могла найти Медных ворот. День за днем в течение нескольких недель она находила их без труда. Но внезапно все переменилось. Там, где стояло заброшенное здание, сейчас был восьмифутовый забор, вдоль которого прогуливались два вооруженных стражника.

Нет! Это не он. Неужели он?

Рейн подошла к одному из стражников.

— Мне надо пройти туда.

— Нет. Вход запрещен.

— Кто запретил?

— Хозяин.

Рейн скрестила на груди руки и внимательно посмотрела на дюжего стражника.

— И кто это?

— Господин Селик из Годваиншира.

— Годваин… Годваиншира? — Рейн запнулась.

— Да, это новое название владений моего господина за пределами Йорвика. Земля Друга Бога. Если ты хочешь войти, спроси у него разрешение.

— О, будь уверен, я так и сделаю.

Рейн проскакала две мили на Божьем Посланце, репетируя в уме словесную выволочку, которую она устроит заносчивому викингу. Измученная болезненными воспоминаниями, она не захотела даже взглянуть на коровник, в котором Селик впервые сказал ей о своей любви. Как он сладко ласкал ее тогда. Казалось, это было давным-давно.

Подъехав поближе, она обратила внимание на необычайное оживление в поместье. Несколько работников распахивали давно заброшенные поля. Другие перестраивали дом и ремонтировали сарай. Две коровы и несколько лошадей паслись за временной оградой. Ей даже показалось, что она слышит хрюканье свиней и кряканье уток.

Когда она спешилась, ее сразу же окружили дети, и даже Адам поднялся ради нее с земли. Он лежал, лениво вытянувшись, возле сарая, с соломинкой во рту, вероятно, опять «надзирая».

— Где Селик? — спросила она Адама.

Он показал на дом в любимом стиле викингов… на очень большой дом, который на диво быстро восстанавливали… По крайней мере, стены были уже наполовину готовы.

Селик в одних штанах и кожаных ботинках обрезал доски.

О Господи.

Он перестал работать, когда увидел ее, и отер пот со лба своей прекрасной сильной рукой.

О Господи.

Он улыбнулся.

О Господи.

Она заставила себя не смотреть на него.

— Какого черта ты делаешь?

— Строю тебе дом.

— Что?

Она с удивлением огляделась. Она имела в виду совсем не это.

— На месте Медных ворот. Вот о чем я говорю.

— А… Я решил прикупить земли. Думается, это хорошее вложение капитала. В будущем я смогу получать неплохую прибыль, — с нарочитым простодушием отвечал он. — Как ты думаешь?

— Я думаю, что ты сумасшедший. Я думаю, что у тебя разжижение мозгов. Я думаю, что ты нахал. Я думаю…

— На когда ты хочешь назначить свадьбу?

Не зная, что еще сказать, она завизжала и дернула себя за волосы.

— Как ты думаешь. Берни сможет нас обвенчать?

— Ты совсем лишился мозгов. Ты меня слышишь?

— Думаю, твои вопли можно услышать и в Йорвике, любимая.

— Не смей так называть меня. Никогда.

Он усмехнулся.

— Кстати, я говорил тебе, что король Ательстан задал мне странный вопрос перед тем, как я покинул Винчестер? Он хотел узнать, как найти точку «Г». Кажется, кто-то беседовал с Эльгивой и…

Она пошла прочь с жарко вспыхнувшим лицом и не слышала конец его высказывания, но звучало оно очень эмоционально.

На другой день Селик явился в больницу во всем великолепии. Он был совершенно неотразим в серой шерстяной тунике и черных узких гитанах. Глаза у него блестели так же ярко, как у двенадцати детей, стоявших позади него в новой одежде и новой обуви. Их лица сверкали чистотой… Даже у Адама зачесанные назад волосы были еще влажные. Ей стало интересно, как Селику удалось этого добиться. Даже у нее нередко возникали сложности с купанием детей.

— Я бросал их всех одного за другим в лошадиное корыто, — заметил он сухо в ответ на ее безмолвный вопрос.

— Чего ты хочешь, Селик? — спросила она, глядя на Берни и отца Теодрика, которые недовольно хмурились при виде всей компании.

— Тебя, — мрачно сказал он, и его глаза больше не сверкали озорством. — Только тебя.

На другой день пришел Убби.

— Прошу тебя, хозяйка, пойдем домой. Не то он всех нас сведет с ума своими причудами.

Рейн не нужно было спрашивать, кто это «он».

— Он закончил дом, законопатил щели в сарае, распахал два гектара земли, взял еще пять сирот, собирается…

— Еще пять сирот? — спросила Рейн.

— Да. Увидел их на улице и сказал, что не смог устоять. Теперь он думает построить дом для сирот.

— Он?

— Да. Собирается назвать его Домом Рейн. А я думаю уехать в Норвегию.

— Убби, ты не бросишь Селика.

Дом Рейн?

— Брошу. Он, как медведь, когда не работает. Не может даже постоять спокойно. Не сомневаюсь, он сразу же начинает думать о тебе и…

— Убби, тебя прислал Селик?

Он старательно отводил глаза.

— Скажи этому негодяю, что я не вернусь.

Он застонал и отправился, поникнув, обратно.

На четвертый день пришел Адам и долго ходил вокруг нее, что-то бормоча.

— Ты знаешь, что травишь его?

— Кого?

— Моего отца. Кого же еще?

Рейн замерла, потом поняла, что Адам имел в виду Селика.

— Он ест твои ужасные леденцы, даже когда давится ими. У него уже болел живот, но он говорит, если мужчина любит женщину, он должен с радостью есть все, что бы она ни приготовила.

Рейн не смогла удержать рвавшийся из груди смех.

— Адам, ты выдумываешь.

— Хочешь сказать, что я вру?

— Как сапожник.

На пятый день пришла Гайда и стала жаловаться на Тайру, которая все свое время проводит в поместье, помогая Селику с детьми.

— Боюсь, соседи начнут о ней болтать. Как она найдет себе мужа, если она столько времени остается наедине с Селиком? Ты можешь поговорить с ней?

Нет! Только этого не хватало!

Рейн не должна была бы ревновать к Тайре. Но она ревновала.