Преторианец
Шрифт:
Лобанов шагал со всеми нетвердой походкой пьяного или смертельно уставшего человека. Его догнала Авидия, за ней горбатой тенью скользил Киклоп.
– Сергий! – воскликнула Авидия.
Она порывисто бросилась к Лобанову, замерла и вот, отбросив все сомнения, кинулась ему на шею, крепко обнимая и целуя, неумело, но жарко.
– Авидия…
– Свят, свят… – бормотала она, задыхаясь. – Ты что, ты сбежал из школы?
– Что ты! – слабо улыбнулся Сергей. – Я уже рудиарий. Я теперь служу у префекта претории Аттиана…
– Ой, как хорошо… – простонала Авидия, и неясно было, что же девушке понравилось – то ли новое место службы Лобанова, то ли святость его. То ли вкус поцелуя…
Киклоп одобрительно заворчал и сказал:
– Долго здесь оставаться нельзя, надо скорее
– Да, да… – томно сказала Авидия и встряхнулась. – Пошли! Киклопик!
– Я уже… – проворчал великан.
Авидия прошла в пустую клетку, и Киклоп руками расчистил пол, усыпанный толстым слоем соломы. Под соломою показался квадратный люк. Великан поднял его за вделанное кольцо и сделал приглашающий жест.
105
Гипогеи – так раньше называли катакомбы.
– Я первый! – сказал Лобанов.
Он взял факел, переданный Киклопом, и стал спускаться вниз по крутым ступеням, погружаясь в затхлый воздух катакомб, пристанище мертвых и христианский схрон.
Глава 8
Наклонный сход уводил под землю метров на десять, в темноту и подвальный холод. Блики от трещащих факелов метались по черноватому, зернистому туфу. Потом был поворот под арку, на первый ярус галерей. Стало повеселее, светлее даже – стены, беленные известкой, не приглушали яркость огня. Лобанов шагал впереди, Авидия шла рядом с ним, держась за руку, следом беззвучно ступал Киклоп, а рабы шумною толпой топотали сзади.
– Это гробница брата Калеподия, – сказала Авидия Нигрина, – вот и могила его! – Она притронулась к плите, замуровывавшей локулу, прямоугольную нишу в стене. – Он позволил общине хоронить здесь призывающих имя божье, [106] и братья углубились на пять ярусов! Отсюда до самой нижней капеллы… примерно полсотни локтей. [107]
– А вас тут не шугают? – поинтересовался Сергей.
– Что ты! Община наша… она как погребальное общество, и нас охраняет закон! Ну а то, что мы тут собираемся на трапезы в день Господень, [108] молимся, слушаем мудрых… Это уже наше дело!
106
Название «христиане» в то время мало употреблялось. Последователи Христа называли себя «верными», «назореями», «братьями», «призывающими имя Господа».
107
Локоть – приблизительно 40 см.
108
День господен – воскресенье.
Сергей присмотрелся – он шел по кладбищу. Могилы христиан находили себе место повсюду – в стенных локулах, в ямах в полу – они назывались «формы», были и ниши с ямами, и отдельные склепы-крипты.
«Эгип, ты будешь жить вечно!» – обещала надпись на могильной плите. «Виктория, покойся с миром и Христом», – скорбно увещевала другая. «Пусть Господь укрепит твой дух», – желала третья. «Твоя жизнь в Боге» – утверждала четвертая. И сколько их тут было… Ой, да ну!
Неровные стены расписывались любительскими фресками, перенасыщенными богатой символикой: буквами альфа и омега для обозначения начала и конца, иксом, обозначающим крест, трезубцем – видимо символом троицы, ягненком, дельфином и рыбой, знаменующими Христа, голубкой как пометой души. Хлебы изображали причастительную трапезу, пчела – непорочное зачатие. И еще, и еще – якорь, феникс, павлин, петух, агнец, лев, оливковая ветвь, лилия, лоза виноградная…
– А кто у вас главный? – полюбопытствовал Сергей.
– Папа Сикст! – пробасил
Киклоп.– Папа?! – удивился Лобанов. – В смысле – папа римский?
– Ну да, – неохотно заговорила Авидия. – Все епископы Рима выбрали его примасом, епископом епископов.
– А я думал, что община сама выбирает священников! Пресвитеров, там, диаконов…
– Так было, – вздохнула Авидия. – Пресвитеры собирали нас на агапэ, [109] освящали хлеб наш… Епископы только хозяйством заведовали, деньги общинные хранили… Мы все были равны, мы были одно – и женщины, и мужчины… Конечно, мы много спорили и сейчас спорим! Бывало, так разругаемся, что врагами смотрим друг на друга… Но это же понятно, мы же все разные и не можем думать одинаково! Но лет пятьдесят тому назад пришел апостол Петр и все сделал по-своему! Епископов он сделал первыми и поставил их над нами, а женщин лишил священства! Я, наверное, последняя диакониса в общине нашей…
109
Агапэ – общая трапеза.
– Интересно… – протянул Сергей.
– Нет, сестра Авидия, – подал голос кто-то из рабов ее, – ты неправа! Все ж таки Петр с самим Спасителем знался…
– И что?! – сказала Авидия строптиво. – Даже если это правда, что Учитель выбрал Симона Петра и руку ему на голову возложил, какое Петр право имел свои порядки устанавливать?! Вот не верю я, что Петр любимым был у Иошуа! [110] Не верю! Мириам из Магдалы любил он, Мириам была для него первой, и самой верной, не такой, как Петр, трижды предавший!
110
Иошуа – сокращенное от имени Егошуа (ударение на последнем слоге).
– Да-а… – протянул Сергей. – Чувствую, и впрямь у вас разлады бурные случаются!
Киклоп длинно и тоскливо вздохнул.
Миновав целую анфиладу арок, они вышли к обширной капелле. В сводчатом потолке подземного зала имелись луминарии – световые колодцы, но стояла ночь, и капеллу освещали лампы, заправленные дешевым маслом. Их тусклый свет выделял множество фигур молящихся, неразличимо серых, закутанных в плащи. Голоса то наплывали, то стихали, теряясь в гулких галереях:
– Слава в вышних Богу…
– Смилуйся над нами, Господи, и ниспошли благодать Свою…
– Нет на мне грехов тяжких, а мелкие прости мне…
– Чист я душою, Господи, и всем сердцем припадаю к светлому образу Твоему…
Тут рабы Авидии ворвались в капеллу, обтекая глыбу Киклопа, и заголосили:
– Чудо! Нам было явлено чудо!
– Этого человека сбросили в яму к хищникам-людоедам, но страшные звери не растерзали его!
– Они ластились к нему!
– Он свят!
– Я узрел нимб над главой его!
– И я! И я!
– Святой Сергий! Святой Сергий!
– Помолимся, помолимся, братие!
Толпа христиан взбурлила страстями, все бросились к Сергею, пытаясь дотянуться рукой до нового святого, повторившего подвиг Даниила, брошенного в ров ко львам. Люди кричали, плакали, смеялись, молились, падали на колени и воздевали руки – так сильна была жажда чуда. Сомнения тонули в горячей волне энтузиазма, растворялись в ней, как крупинки соли в кипятке.
Не зная что и делать, Сергей протянул верующим руки, чем вызвал новый взрыв восторга. Головы бритые и лохматые, мытые и не очень, со сложными прическами и стриженные под горшок, обнажились перед ним.
– Возложи руки! – крикнула ему на ухо Авидия, смеясь и плача.
«Святой Сергий» послушно возложил длани, чувствуя себя полным дураком.
Атмосфера, накаленная мистическим жаром, остывала медленно. Не менее часа прошло, пока христиане более-менее угомонились, только оборачивались часто, с обожанием взглядывая на Лобанова, как поклонники на поп-звезду.
Авидия Нигрина прислонилась к Сергею, и он бережно обнял ее за плечи.
– Какое счастье, – прошептала она, – что Бог услышал мои молитвы и явил чудо!