Превращение

— Ты собираешься торчать здесь до скончания века?

— Наверное. — Я погрузился поглубже в воду, чтобы продемонстрировать твердость своих намерений, и вскинул на нее глаза. — Не хочешь ко мне присоединиться?

Она многозначительно вздернула бровь.

— Размерчик маловат.

Я снова улыбнулся и прикрыл глаза.

— Очень остроумно.

С закрытыми глазами я чувствовал себя невидимым; в теплой воде собственное тело казалось невесомым. Вот бы изобрели наркотики, вызывающие такие ощущения.

— Я скучаю по моему «мустангу», — сказал я. Главным образом потому, что это было высказывание того рода, на которое она должна была отреагировать.

— Ты лежишь голышом в ванне и думаешь о своей машине?

— Там убойная печка. Если ее включить, можно зажариться, — пояснил я. С закрытыми глазами разговаривать с ней тоже было проще. Не так похоже на бесконечную пикировку. — Сегодня ночью он бы мне очень пригодился.

— И где он сейчас?

— Дома.

Она сняла пальто: я услышал, как оно с шорохом опустилось на кафельный пол.

— И где это?

— В Нью-Йорке.

— В городе?

— В штате Нью-Йорк.

Я подумал о моем «мустанге». Черный, блестящий, навороченный, он стоял в гараже у моих родителей, потому что меня вечно не было дома и водить его было некому. Я купил его с первого же крупного гонорара, но, по иронии нашего времени, слишком много разъезжал по гастролям, чтобы садиться за руль.

— Я думала, ты из Канады.

— Я там был на… — Я едва не произнес «на гастролях», но вовремя прикусил язык, слишком уж дорога была мне моя анонимность. — На каникулах.

Я открыл глаза и по ее напряженному выражению понял, что она уловила ложь. Похоже, она вообще мало что упускала.

— Ничего себе каникулы, — протянула она. — Хорошо же тебе отдыхалось, если ты согласился стать волком.

Ее взгляд был прикован к застарелым следам от уколов на внутреннем сгибе моего локтя, но выражение у нее было совершенно не такое, какого я ожидал. Она смотрела не осуждающе, а скорее жадно. Учитывая, что под пальто на ней оказалась лишь маечка на тонких бретельках, сосредоточиться я мог с большим трудом.

— Угу, — согласился я. — А ты? Откуда ты узнала про волков?

В глазах Изабел что-то промелькнуло, так быстро, что я не понял, что именно. Это выражение и ее ненакрашенное лицо, юное и беззащитное, заставили меня пожалеть о своем вопросе.

Интересно, с чего это вдруг меня так взволновали чувства этой девушки, которую я едва знал?

— Я дружу с девушкой Сэма, — сказала Изабел.

В своей жизни я достаточно врал или, по крайней мере, говорил полуправду, чтобы различать ее на слух. Но коль скоро она не стала ловить меня на моей собственной полуправде, я решил отплатить ей тем же.

— Ясно. Сэм, — отозвался я. — Расскажи мне о нем.

— Я уже говорила тебе, что Бек воспитал его как своего сына и теперь он вместо Бека. Что еще ты хочешь узнать? Я же все-таки не его девушка.

Однако в ее голосе слышалось восхищение; он явно ей нравился. Я пока что не решил, какие чувства он у меня вызывает.

Вслух я сказал то, что не давало мне покоя с тех самых пор, как я впервые столкнулся с ним.

— Сейчас холодно. А он в человеческом обличье.

— Ну и что?

— Вообще-то из слов Бека я сделал вывод, что этого очень трудно добиться. Практически невозможно.

Изабел явно что-то обдумывала, — я видел в ее глазах отголоски безмолвной внутренней борьбы, — потом пожала плечами и сказала:

— Он вылечился. Заразился менингитом, и высокая температура его вылечила.

Это был ключ. К Изабел. Что-то в ее голосе, когда она произнесла эти слова, было не так, но я не очень понимал, какое место это занимает в общей картине.

— Я думал, мы — новички — были нужны Беку, чтобы заботиться о стае, потому что в ней практически не осталось тех, кто еще превращается в людей, — сказал я. По правде говоря, я вздохнул с облегчением. Мне не нужна была ответственность, я хотел спрятаться в волчьей шкуре и пребывать там как можно дольше. — Почему тогда он просто не вылечил всех остальных?

— Он не знал, что Сэм излечился. Если бы он знал, то никогда не стал бы делать новых волков. К тому же это средство действует не на всех.

Голос Изабел стал резким, и у меня возникло такое чувство, что она разговаривает не со мной, а с кем-то другим.

— Вот и славненько тогда, что я не хочу исцеляться, — произнес я легкомысленным тоном.

Она взглянула на меня и с презрением повторила:

— Вот и славненько.

Внезапно я почувствовал какую-то обреченность. Как будто в конце концов она все равно узнает обо мне всю правду, что бы я ей ни говорил, потому что так уж она устроена. Она узнает, что без «Наркотики» я всего лишь Коул Сен-Клер, пустое место.

Я ощутил знакомый сосущий голод внутри, как будто у меня медленно истлевала душа.

Мне нужна была доза. Я представил, как вонзается под кожу игла и растворяется под языком таблетка.

Нет. Нужно поскорее снова стать волком.

— Неужели ты не боишься? — неожиданно спросила Изабел, и я открыл глаза.

Я и не подозревал, что закрыл их. Ее взгляд был прикован ко мне.

— Чего?

— Потерять себя.

На этот раз я сказал ей правду.

— На это я и надеюсь.

ИЗАБЕЛ

На это мне было нечего сказать. Я не ожидала от него откровенности и не знала, куда это все приведет, потому что не готова была ответить ему тем же.

Он вытащил из воды руку; подушечки пальцев у него слегка сморщились.

— Хочешь посмотреть, как поживают мои пальцы? — спросил он.

Я с замирающим почему-то сердцем взяла его мокрую руку и провела пальцами по ладони. Глаза у него были полузакрыты, и, когда я закончила, он забрал у меня руку и уселся в ванне, так, что вокруг него заколыхалась и заплескалась вода. Ухватившись за край ванны, он приблизил свое лицо к моему. Я понимала, что сейчас мы опять будем целоваться, и осознавала, что делать этого не следует, потому что он уже был на пределе, а я стремительно к этому приближалась. Но я ничего не могла с собой поделать. Меня тянуло к нему как магнитом.

Губы у него пахли волком и солью, а когда он обхватил меня за шею, чтобы притянуть к себе, остывшая вода потекла по груди в вырез майки.

— Ой, — выдохнул он, не отрываясь от моих губ, и я отстранилась.

Вид у него, впрочем, когда он посмотрел на плечо, где остался след от моих ногтей, был не слишком озабоченный. Я все еще не опомнилась от поцелуя, и, по крайней мере на этот раз, он, похоже, тоже почувствовал мое состояние, потому что, когда его чуть влажная рука скользнула от моей шеи вниз к груди и остановилась там, где начинался вырез майки, прикосновение стало настойчивым.