Президент Московии: Невероятная история в четырех частях
Шрифт:
Саркастическая, чуть застенчивая улыбка замерла на личике Хорькова. И когда старший хорунжий Святоандреевской дружины со всей силой ударил своим кованным сапогом по голове мертвого экс-замглавы Администрации, бывшего вице-премьера и вице-спикера, и эта голова пружинисто мотнулась, как боксерская груша, – улыбка, с добродушной хитрецой милого обманщика, не покинула лицо уже не всесильного Всеволода Асламбековича.
Так колотило его только в детстве. Они отдыхали под Поти. То ли он простудился, то ли перекупался и перегрелся, кто знает. Мама боялась, что у него малярия. Она давала ему пить всякую гадость: настой какой-то шишки хмеля, от которого тяжелела и болела голова, отвар шиповника, какую-то дикую смесь эвкалиптового масла, полыни, сиреневых листьев и ещё чего-то, настоянных на водке. Однако его всё равно крутило, ломало и колотило так, что он именно тогда понял, что такое «зуб на зуб не попадает». Болели суставы рук и ног, он был закутан от пяток до носа и сверх этого покрыт ватным одеялом, но его трясло, тело горело – к коже было не притронуться, и он обдумывал свое завещание: кому отдать новые ботинки
Он вспомнил то далекое время и Этери Георгиевну, потому что сейчас его так же колотило, как пятьдесят с лишним лет назад. Он смотрел на огромный экран прозрачного телевизора и ощущал своими нервами, как будто они были обнажены, своим звериным – не человеческим – чутьем бессильный ужас матерей, на глазах которых терзали, давили танками их детей, разрывали их обнаженные тельца, он вдыхал тошнотворный запах крови, слышал гогот обезумевшей пьяной толпы, крики терзаемых женщин, вой собак, хруст костей и крики «Слава России!», «Смерть кремлевским!», «Пиздец всему!», он видел лица тех, кого он раньше принимал за людей. Дым стелился по улицам, как по сквозным трубам, торопливо и целеустремленно: горели ларьки, груды книг, автомобильные шины – от них шел черный дым, пылали кучи тряпок, куклы, детские игрушки, платья, костюмы, одеяла, мебель, картины и прочее некогда недостижимое богатство разбитых витрин, из костров протягивали руки искореженные манекены, когда-то элегантно и высокомерно взиравшие на суетящийся мир, горели портреты Президента, на догорающих изображениях конопатого личика были одинаково выколоты глазки; ослепшие бутики, ресторанчики, кафе, галереи черными впадинами глаз молили о пощаде… но не было пощады. Извиваясь, медленно, осторожно, словно извиняясь за причиняемое беспокойство, проползала узкая – в одну машину – колонна бронетранспортеров и танков, люки были задраены, пушки и пулеметы развернуты назад: «Это нас не касается».
Крупным планом показали кровавое месиво, походившее на разлитое клюквенное варенье, вместо недоваренных ягод – головы собак, кошек, людей. И всюду ползающие люди – женщины, мужчины, старухи – приподнимают тела убитых, переворачивают, всматриваются, разгребают ладонями багровые липкие наросты, падают на исковерканные тела и так остаются. Неподвижно, молча. Лицом вниз, в асфальт, в кровь.
Вдруг он увидел свою маму. Она стояла целая и невредимая, только почему-то босая. Видимо, она увидела его и стала махать рукой, весело и беззаботно…
– Олег Николаевич, Олег Ник…
– Да, да, – очнулся Чернышев и оторвался от экрана телевизора.
– Это ужасно, – прошептала побелевшая до синевы фрау Кроненбах. – Извините, князь Мещерский и господин Косопузов просят принять.
– Через пару минут, я должен сполоснуть лицо.
– Да, конечно, это кошмар…
– … Проходите. Садиться не предлагаю. Не думаю, что вам придется когда-нибудь… Что творится!? Сволочи, вы что натворили!? Вы что устроили! Ну, не дай Бог, я приду к власти. У Серпуховских ворот будете болтаться, где Воренка несчастного вздернули. Мало вам крови на Руси!?
– Господин Президент!
– Я тебе не президент! Я тебе…
– Согласен. Вот мой пистолет – Beretta Р-4 Storm. Один патрон. В стволе. Соблаговолите сами или прикажите мне. Разрешите пройти в туалетную комнату. Здесь больно чисто. Но, уж простите, напоследок – вы Президент!
– Что за балаган вы устраиваете, князь. Посмотрите, что творится на улицах.
– Что творится, знаю. Сам только что оттуда, балаган я не устраиваю.
– Извините, г-н Президент, – встрял Проша, – господин князь только имеет в виду то, что вы, Выше Президентское Величество, провозглашены Временным Президентом Московии. Предыдущий Президент низложен. Великое Вече распущено.
– Бред! Что же вы не стреляетесь, князь? Кем провозглашен? Да вы оба пьяны! Да уберите к черту эту вашу пушку.
– Временным Советом Спасения. Я имею честь быть избранным Временным Председателем этого Совета.
– Вы? А почему не князь?
– Не могу знать, Ваше Президентское Величество.
– Перестаньте кривляться. Чтобы я больше не слышал эту кликуху.
– Есть, господин Президент. 1-я ударная танковая армия уже окружает дворец Говорухи-Отрока, – Зачем?
– Для вашей безопасности. Так постановил Временный Совет Спасения, не так ли, любезный князь?
– Голубчик прав. Поясню. Мы решили возложить оперативное управление работой Совета на нашего друга Прошу. Он молод, энергичен, инициативен. Опыта пока маловато, но мы с Генералом поможем. Проша забыл сказать главное. Вы назначаетесь временно исполняющим обязанности Президента страны до следующих
внеочередных парламентских и президентских выборов. Результаты прошедших выборов аннулированы. С момента вступления Вашего Президентского Величества – простите великодушно, – но другое обращение к президенту страны пока не введено. В вашей воле будет ввести новое. После инаугурации, конечно. Итак, с момента вступления Вашего Президентского Величества в должность все приказания исходят от имени Вашего Президентского Величества. В задачу Временного Совета Спасения входит осуществление передачи власти от низложенного президента к нынедействующему – временному. Как только Ваше Президентское Величество приступит к исполнению своих служебных обязанностей, Временный Совет начнет выполнять вспомогательные функции, свойственные исполнительной власти.– Перебью вас, князь. Господин президент, ко дворцу стекаются массы ваших сограждан, чтобы приветствовать вас и просить не отказываться от поста Президента Московии.
– Прямо Борис Годунов… – и в голове пронеслось: «На кого ты нас по-оки-ида-ешь…».
– Что?
– Нет, это я так, господа. Толпа подождет.
– Правильно!
– Сначала я должен разобраться, кто в этой кровавой буче виновен!
– Разрешите, господин президент. Военный министр прибыл для доклада своему Главнокомандующему, вам, Ваше Президентское Величество.
– Пусть ждет. Господин Косопузов, не сочтите за труд извиниться перед министром, а затем спуститься и объяснить народу причину моей некоторой задержки. Минут через десять мы с князем и военным министром выйдем к народу. И с вами, конечно, уважаемый Проша.
Павлик потушил свет в комнате, осторожно вышел на большой балкон, огляделся. Внизу стояли две машины с потушенными фарами. Около одной курил человек в сером плаще. «Что бы я делал без папы, – пронеслось и следом – слава Богу, вчера ещё Риту с детьми отправил. Хотя, всё равно найдут». На цыпочках вошел в гостиную, закрыл на защелку балконную дверь. Включил телевизор в спальне – на стене и на окнах замелькали тени пляшущих человечков. Жилой вид! Затем быстро вошел в большую ванную комнату, отодвинул нижнюю кафельную плитку – сломал, сволочь, ноготь – ведь говорила Рита: стриги ногти чаще, не ходи орангутангом! Отодвинул подставку, и в ладонь плавно спустился полиэтиленовый узкий мешок. Доллары. 10 пачек по 10 тысяч. Затем узкий пакет, в вощеную бумагу завернуты четыре паспорта – два для внутреннего пользования на разные фамилии, один американский, один аргентинский. Затем нащупал кошелек с кредитными картами. Папа всё предусмотрел. Шмыгнул ко входной двери, проверил все замки, замки электронные, сталь наружной двери крепка. Долго выдержит. Навесил крюк. Так надежнее всех замков. Вторую входную дверь также закрыл на мощный засов. Пусть попотеют. Теперь сейф. В сейфе были московитские деньги, юани, пять колец – старинные изумруды и жемчуг в бриллиантах из юсуповской коллекции, мамины письма. Всё это – в старый рюкзак, на дно. Нет, на дно пару рубашек, чтобы не выпирало. Потом деньги, паспорта, один – в карман, пару свитеров, бритвенные принадлежности, зубная щетка, запасные очки… Что ещё? Носки, носовые платки, кроссовки, одеколон. Надел фланелевую старую рубашку, ватник, в котором рубил дрова на даче, шерстяную лыжную шапочку. Снял маленькую иконку – в карман рюкзака. Всё! Включил громкость телевизора на полную мощность. Притушил свет в гостиной – жизнь в квартире кипит. Выпил полный стакан воды. Присел на дорожку. Вперед.
Малый балкон выходил во внутренний дворик. Было пусто. Тогда он аккуратно приладил вертикальную защелку на балконной двери, чтобы она от резкого удара соскочила вниз. Перекрестился. Удар, щелчок. Дверь закрыта изнутри, будто никто из нее не выходил. Приладил рюкзак. Подтянул лямки, чтобы не жали, не болтались, не мешали. Теперь самое ответственное. Седьмой этаж – костей не соберешь. Перелез через перила балкона. Прижался к промерзшей каменной стене. Ещё чуть-чуть, ну-у… Дотянулся. Крепко вцепился рукой в шершавый поручень пожарной лестницы и перекинул свое тело. Дальше – проще. Спустился до конца. Повис на руках. Спрыгнул. Упал на спину, встал, отряхнулся, огляделся. Кусок стены, отделявший дворик от другого проходного двора, обвалился ещё тогда, когда Павлик играл здесь в казаков-разбойников. Быстро, легко, вслепую перелез и через секунду оказался на большой кипящей улице. Какие-то толпы метались из стороны в сторону. Кто-то звал маму, под ногами хрустело разбитое стекло, пьяный полицейский пытался расстегнуть свою ширинку, не рассчитав силу ветра, он упал прямо под ноги Павлику. Павлик перескочил через него и побежал к метро. У входа его задержали два веселых особиста. «Куда несешься?! Стой. Сейчас самая потеха начинается!» – «Мне на поезд надо!» – «Брось ты, бутылка есть?!» – «Нет. Мужики, пустите, у меня жена рожает!» – зачем-то соврал он. «Вот, блин, нашли время рожать. Здесь потеха начинается, а они, блин… Бей ворье! Насосались нашей кровушки! Бля-я-я-ядь! В кровавую баню их, пацаны!»
Вагон был полупустой. Он взял билет до Клина. Папа несколько раз повторил: «Никаких поездов дальнего следования, никаких самолетов. Только электричкой, только электричкой. С пересадками. До Питера. Там можно переправиться в Финляндию. Запомни телефон. Только электричками. И сбрей усы!» Усы сбрить не успел. В Клину он как-нибудь переночует, затем тем же способом доберется до Твери, а там и до Бологого. Первым делом в Финляндии разыскать Риту с детьми. Она должна быть где-то в Эстонии. Постепенно люди выходили, и он остался наедине с какой-то девушкой, испуганно забившейся на короткой скамейке в углу у входа. В вагоне становилось тепло, он расстегнул ватник, ворот ковбойки, потянулся, впервые за последние дни расслабился. Казалось, он едет в таком же вагоне на дачу. Сейчас металлический голос удивленно объявит: «Следующая остановка – Белоостров». Пассажиры засуетятся, снимая с полок свои сумки, подхватывая под мышки своих детей, заскрипят тормоза, мама скажет: «Просыпайся, следующая – наша». И действительно, голос подтвердит, радуясь своей догадливости: «Следующая остановка – Солнечное».