Президент
Шрифт:
— Люди Службы контрразведки это дерьмо нашли в схроне, под Ведено. Вот так, эти отбоеши проводят свой досуг, — Патрушев понимал, что присутствует при унизительной для президента сцене, но надеялся на понимание Путина. — У них нет другой цели, как только дотянуться до человека, который всерьез начал загибать им салазки… Поэтому, Владимир Владимирович, хотите вы или нет, но с кое-какими мероприятиями по усилению безопасности президента вам придется смириться…
Но Путин заговорил о другом.
— А этот хмырь, я имею в виду Барса, видимо, корчит из себя новоиспеченного Че Гевару… Только звезды на берете не хватает. Тоже, небось, думает, что
— Че никогда не позволял себе унижения даже своих врагов. Это извращенцы, не открутив которым головы, о мире на Северном Кавказе и говорить не приходится… — Патрушев отпил пару глотков чая. И как-то нерешительно сказал: — Военные поговаривают, что вы намерены к зиме три дивизии вывести из Чечни…
— Три выведем, а четыре введем. Но не солдат-первогодок, а матерых контрактников. Ошейник, который мы уже накинули на бандитов, ни в коем случае нельзя ослаблять. Нужно только затягивать, пока из ушей у них требуха не попрет. Эта зима для них должна стать последней, — Путин взглянул на часы и это заметил Патрушев. Он поднялся и сделал шаг из-за стола.
Они вместе вышли на крыльцо резиденции. Стояла теплая, звездная ночь. От газона, опоясывающего резиденцию, неслись негородские запахи свежескошенной травы.
В застывшем на стоянке автомобиле шефа ФСБ зажглись подфарники, заурчал мотор. Автомобиль сопровождения, шестисотый «мерседес» , тоже ожил, его тяжелый движок звуковым рядом напоминал гудение разбуженного пчелиного роя.
При рукопожатии, президент сказал:
— Спасибо вам, Николай Платонович, и за хорошие вести и за плохие. Будем работать, чтобы баланс хорошего преобладал над плохим…
Когда обе машины выехали за ворота и те, словно створки огромной раковины, бесшумно закрылись, Путин спустился с крыльца и подошел к кромке газона. Нагнулся и провел рукой по ершику травы. Она была слегка смочена ночной прохладной росой — живым напоминанием неугомонного времени. Но наутро трава высохнет, примет свой естественный цвет, и ничто больше не будет напоминать о всепоглощающей звездной вечности…
Шифровка из вашингтонской резидентуры в оперативный отдел Службы внешней разведки РФ.
Захару
В дополнение к предыдущей информации сообщаем: источник из Пирамиды документально подтвердил факт посылки в Чечню группы из спецкоманды «Дельта» , которая ориентировочно прибудет в Грузию в начале августа с дальнейшим маневром в расположение штаб-квартиры главарей чеченских боевиков. Генеральная цель группы: захват прибывающего в августе в Чечню Первого лица из Кандагара. Все другие версии маловероятны.
24. Москва. Неожиданный альянс.
В Лефортово Воропаева доставили на следующий день после ЧП в Воронеже, приведшего к уничтожению террористов Его сопровождала внушительная охрана, однако везли без наручников в общем классе рейсового самолета. В Быково, куда приземлился Ту-154, его встречали три иномарки, в одну из которых Воропаева провели сопровождавшие его люди, когда все пассажиры уже вышли из самолета.
Его посадили на заднее сиденье, по бокам — уже другие люди, из контрразведки. В СИЗО «Лефортово» его определили в одиночную камеру и сразу же принесли еду. Он был удивлен: на первое подали осетровый суп, на второе —
сочный ростбиф с овощным салатом. Конечно, он понимал, что этот рацион исключительный, не общедоступный, зеки в Лефортово едят совсем другое…На допрос его повели спустя полтора часа после обеда. В следственной комнате его уже ждала следователь военной прокуратуры, чернобровая, лет тридцати, прокурорша. Галина Ивановна Грешнева. От нее исходили приятные запахи духов и вся она, кажется, излучала абсолютное довольство и даже упоение жизнью. Но когда она начала говорить, Воропаев понял: за личиной добродушия и физического сияния кроется жесткость и непререкаемость.
Ее интересовало: когда, где, откуда его похитили? И все дни плена по минутам. Допрос велся с дотошными подробностями, без малейших отползаний в сторону…
Когда подошла минута главного откровения — засады боевиков, во время которой Воропаев из гранатомета стрелял по своим, следователь сделала паузу. Она просто перестала задавать вопросы, сидела и молча просматривала свои бумаги. Воропаев тоже безмолвствовал. Он находился возле привинченного к цементному полу стола и курил. И делал это без перерыва, каждую последующую сигарету прикуривал от предыдущей.
Вторую часть допроса она начала с нейтрального и довольно декларативного пассажа: дескать, по телевизору сообщили о сильнейшей магнитной буре, которая произошла на солнце и, видимо, поэтому болит голова… Она взглянула на Воропаева и в упор спросила — из какого типа гранатомета он стрелял. Он назвал. Какая дистанция его отделяла от автоколонны федералов и мог бы он при желании промахнуться?
Он смотрел на ее полные, безупречно подведенные губы и молчал.
— Тогда тоже молчали? Молчали и стреляли?
— Стрелял, примерно, с расстояния двухсот пятидесяти метров, — перед взором Воропаева явственно возникла та мизансцена. Скала, предвечерние тени от платанов, холодное игольчатое прикосновение пистолета к виску, ощущение безысходности. И лицо Саида Ахмадова, оскаленное, с бешено закрученными водоворотами глаз, из которых вот-вот выпрыгнут ядовитые змейки. — Тогда я не мог не стрелять… Но стрелял, не целясь…
— Спасали свою жизнь?
— Спасал, она у меня одна, — ему было противно оправдываться.
— Ценой жизни тех, кто был в колонне?
— Тогда мне все было безразлично. Но я никогда не целился в своих…
— А когда это стало для вас небезразлично? — проигнорировав последние слова, спросила следователь.
В вопросе ему показалась издевка. Однако следовательница была спокойна, без малейших подвижек на холеном лице.
— Когда приснился сон… Это было еще в горах…. Мне снилось, будто я нахожусь дома, с матерью сижу на кухне, и она вот так, как вы сейчас, сидит напротив меня и просит рассказать правду…
— Правду о чем?
— Обо мне… Почему я не там, не со своими, а с теми, с кем уехал воевать… И чтобы ей это объяснить, я вышел в прихожую, где оставил свой вещмешок, и достал из него Коран. Долго искал одну страницу, на которой якобы была правда.
— И вы нашли эту страницу?
— Вот в том-то и дело, что не нашел. Я очень спешил, страницы слиплись и я никак не мог их разъединить. И тогда мама взяла Коран и через форточку выбросила его на улицу и он на глазах стал рассыпаться, и я отчетливо видел, как его разлетающиеся страницы превращались в обыкновенные листы из ученической тетрадки… Я очень расстроился и сказал маме, что за это меня убьют и она стала рыдать и побежала собирать листки…