При блеске дня

Я сказал, что должен поймать последний трамвай, но поблагодарил за приглашение и вообще за прекрасный вечер, после чего быстрой и легкой походкой удалился. Домой я все равно пошел пешком: хотелось подышать воздухом и размяться. Пока я шел по царственным и нежным ночным улицам, половина моего разума, еще не одержимая мрачными тайнами, была занята мыслями о Никси. В нем не было ничего откровенно дурного, однако, что бы он вам ни предлагал — в своей щеголеватой и приятной манере, — все представлялось каким-то порочным или неправильным. Мысли его витали; он словно был повернут к вам лишь единственной тонкой гранью своей души. Его глаза ничего не говорили. И если его душа была в каком-то другом месте, то где? И что там творилось? Загадка.

Тут я усилием воли заставил себя вернуться в гостиницу «Ройял оушен» и вспомнил, что внизу играет в бридж или все еще ведет пустую беседу с Элизабет некий пожилой господин, лорд Харндин — тот самый Малькольм Никси, что угостил меня ужином в «Маркет-гриле» и сводил на концерт в «Империале». Мною завладело желание броситься вниз, вывести его из бара, приволочь сюда или вытащить в холодную мокрую ночь и сказать: «Сейчас — конец лета 1913 года, мы только что покинули „Империал“, и я отверг ваше приглашение в гости, весьма лестное для юноши моего возраста. И вот вы идете домой один, думая… О чем? Что вы чувствуете? Дайте мне взглянуть на вас, увидеть вашу суть — хотя бы в те пять минут, и больше я не задам вам ни единого вопроса. Отвечайте, Никси, черт вас дери!» Разумеется, ничего подобного я не сделал. Я снова закурил трубку, походил пару минут по комнате, а затем вернулся в Браддерсфорд и лето 1913-го, последнее лето эпохи.

Что тогда происходило с Элингтонами? Мне пришлось изрядно покопаться в памяти. Наконец я вспомнил: была пора каникул и отпусков, Оливер уехал куда-то с однокурсниками, Бриджит исчезла с подругами из музыкальной школы, а Еву я почти не видел — ей тем летом нездоровилось. Я и сам уехал на две недели в Силвердейл с тетей и дядей, где они сняли меблированный домик, окна которого выходили на устье реки и безграничные песчаные пляжи. Вместе с нами в доме поселилось семейство дородного и серьезного мистера Блэкшоу: миссис Блэкшоу, неукротимая и неопрятная дама с рыжими волосами и веснушками; их сын, мой ровесник, неохотно покинувший на лето технический колледж, где он лелеял свою страсть к электротехнике (мы с ним невзлюбили друг друга с первого взгляда — к вящему разочарованию его матушки и тети Хильды); венчала же это сомнительное сборище девятилетняя девчушка с совершенно неподходящим именем Лаура, в которой объединились серьезность отца и рыжая неукротимость матери. Она бегала за мной, как хвостик, и угощала липкими конфетами. (В дождливые дни мне приходилось играть с ней в настольные игры.) Несомненно, мы проводили время с большой пользой для здоровья (в чем клятвенно уверяла меня тетя Хильда), однако в семействе Блэкшоу никакого волшебства я не видел. Впрочем, настала середина сентября, и разъехавшиеся по всему свету Элингтоны возвращались домой.

На следующий день после нашей встречи с Никси я отправился в испытательный центр; сбежав по темной лестнице к выходу из конторы, за стенами которой царил яркий золотой полдень, я едва не сшиб с ног Бриджит Элингтон, загорелую и оттого похожую на зеленоглазую цыганку.

— Вот это да! — с восторженной улыбкой воскликнул я. — Ты вернулась! Очень рад. Мистера Элингтона еще нет.

— Знаю, — с достоинством ответила она, словно за время каникул очень повзрослела и твердо решила мне это доказать. — Между прочим, я пришла не к нему, а к тебе.

— О… надо же! Ну вот он я, Бриджит. — Представляю, какой радостный и глупый у меня был вид.

— Да что с тобой? Чего ты разулыбался? — строго спросила она. — Надо мной, что ли, смеешься?

Я заверил Бриджит, что просто вышел из душного темного офиса на яркое солнце да еще вдруг встретил ее — все это самым естественным образом вызвало у меня улыбку.

— Ну хорошо. Помнишь того странного господина, с которым мы познакомились на Рождество у мистера Экворта? Ну, который блестяще играл на рояле? Мистер Литон? Так вот, мы с Оливером сегодня идем к нему в гости — я буду играть, — и мы решили тебя тоже пригласить. Не хочешь — не иди, — высокомерно добавила она. — Но мистер Литон сказал, чтобы мы тебя позвали, и Оливер был «за». Встречаемся там около половины девятого. Вот адрес.

Я взглянул на клочок бумаги с адресом, а когда поднял глаза, Бриджит уже торопливо шагала вниз по Кэнэл-стрит — походкой, которую можно назвать деловой и величественной. Что-то в Бриджит изменилось: юбки стали длиннее, волосы убраны выше, а сама она, по-видимому, превратилась в юную леди. Я глазел на нее сквозь золотистую дымку Кэнэл-стрит с восторгом и нежностью.

Герберт Литон жил в перестроенном фермерском доме на краю лощины, неподалеку от Джо Экворта. Бриджит с Оливером уже приехали, и их развлекала обеспокоенная миссис Литон: маленькая тревожная женщина, которая выглядела так, словно до сих пор не сумела оправиться от шока, что вышла замуж за такого странного человека. (Впрочем, подобно большинству женщин, связанных с несговорчивыми, упрямыми и загадочными мужчинами, она была предана ему всей душой.) Сам мистер Литон ненадолго куда-то вышел. Мы вчетвером столпились в крошечной гостиной, набитой претенциозными безделушками, — жуткое было место. Миссис Литон сыпала скучными банальностями, нервно улыбаясь, а в ее глазах проглядывало попеременно то замешательство, то отчаяние. Оливер, славный малый, всячески пытался спасти положение (с моей помощью), а вот у Бриджит на лице уже читались тоска и смятение. Она явно гадала, не почудился ли нам тот мистер Литон, с которым мы познакомились на празднике у Джо Экворта. Наконец она пробормотала Оливеру:

— Доддерит! — и сокрушенно добавила: — Мамбоди!

— Прошу прощения?! — растерянно спросила миссис Литон.

Бриджит покраснела, но Оливер тут же пришел ей на помощь.

— Ох уж мне эти музыканты! — сказал он миссис Литон. — Разве мистер Литон не такой? Сестра может часами напролет бормотать какую-то чепуху про аллегро и рубато. Почему нельзя то же самое говорить по-английски? Не понимаю.

Миссис Литон с облегчением закивала:

— Я в этом ничего не понимаю, но мне нравится слушать, как Герберт играет, особенно если мелодия приятная. Он надо мной смеется, но я не возражаю. Не всем же быть музыкантами, верно? Впрочем, хобби достойное, ничего не скажу.

Бриджит в ужасе глазела на нее, однако миссис Литон уже увереннее и веселее спросила:

— Сварить вам кофе сейчас или подождете? Герберт хотел выпить кофе попозже, вы же его знаете… Хорошо, позже так позже. Словом, да, музыка стала для него прекрасным хобби, но на жизнь ею не заработаешь. Я так ему и сказала, когда он спросил мое мнение. Конечно, он спрашивал! «Ты, — говорит, — гораздо практичнее меня, вот и решай, чем мне заниматься». А я и сказала: «Знаешь, что бы там люди ни говорили, Герберт, страхование верней будет». И он выбрал страхование.

— А, так вот почему он не стал профессиональным музыкантом! — довольно враждебным тоном произнесла Бриджит. — Это вы его отговорили!

— Да, я, — важно ответила миссис Литон. — И снова отговорю, если придется. В музыке я не разбираюсь, зато Герберта знаю хорошо. Он очень независим. Вот я и сказала ему: «Если музыка будет только твоим хобби, ты сохранишь независимость, а страхование нас прокормит». Конечно, музыка и сейчас приносит нам неплохой доход — я прямо диву даюсь, — но полагаться на нее нельзя. Я считаю, мы все сделали правильно. Наш жизненный уклад идеально подходит такому человеку, как Герберт. — И она кивнула Бриджит, словно этот аргумент разбивал любые доводы противника.

— А вот и я, Энни! Гости приехали? — услышали мы громогласный зов мистера Литона из передней. В следующий миг он ворвался в гостиную — надо сказать, в этой крошечной комнатке он выглядел еще более высоким и костлявым, чем мы запомнили. — Простите, что задержался. Надо было срочно переговорить с Сэмом Экройдом. Как дела? Как поживаете? Рад знакомству, молодой человек. — Последняя фраза была адресована Оливеру. Затем мистер Литон повернулся к Бриджит. — Надеюсь, вы сегодня в форме, юная леди, потому что мне так и хочется устроить кому-нибудь головомойку. А что это вы тут расселись? Так дело не пойдет, здесь Энни угощает чаем с плюшками своих подруг. Нам подавай что-нибудь попросторнее. А ну идем, идем! — И он, потирая огромные костлявые руки, повел нас куда-то по коридору. До его прихода мы все важничали, но сейчас безропотно засеменили следом, точно дрессированные мыши.

— Вот моя берлога, проходите, — объявил он.

Мы очутились в длинной комнате в задней части дома, пустой, за исключением великолепного концертного рояля «Стейнвей», нескольких стульев и пюпитров, да полок с нотами.

Бриджит мигом просияла.

— То, что надо! — воскликнула она, оглядываясь по сторонам.

— Конечно! — проорал Литон. — Конечно! Мне пришлось повоевать за эту комнату. Ну, ребятки, рассаживайтесь. Если хотите курить, здесь есть сигареты и недурной табак, угощайтесь. И поройтесь на полках, выберите, что сегодня будем играть. Мне приятель как раз привез новой музыки из Лейпцига.