При реках Вавилонских

Ласков пил водку.

– Не верю, что он захватил их. Если бы они оказались в плену, Риш связался бы с нами.

– Но если они не в плену, Тедди, то это значит, что они погибли.

Ласков перегнулся через стол, расплескивая водку:

– Живы! Я точно знаю. Чувствую.

– Значит, в плену? Так где же?

– В Вавилоне.

Слово удивило его так же, как и Талмана. Возможно, потому, что они использовали еврейское слово shrym – пленник, а не выражения типа «взятый в заложники» или «взятый в плен». Словесные ассоциации казались неизбежными. Наверное, не последнюю роль здесь сыграла водка. А может, это было нечто большее, чем просто словесная ассоциация, смешанная с алкоголем.

– Вавилон, – повторил Ласков и вдруг почувствовал, что так оно и есть. – Вавилон, – произнес он снова, вставая и переворачивая свой стул. – Вавилон! – прокричал он, и все головы повернулись в его сторону.

Талман взял его за руку, но Ласков вырвался. Засунул бумаги в портфель и выбежал на улицу, предоставив Талману расплачиваться за двоих.

На улице Талман вскочил вслед за Ласковым в такси, когда оно уже тронулось с места.

– Иерусалим! – прокричал Ласков водителю – Срочное дело государственной важности!

Талман захлопнул дверь, а водитель, которому уже было не привыкать превышать скорость, когда клиент кричал о государственной важности, пересек площадь Святого Георгия и повернул на дорогу в Иерусалим.

– Вавилон, – снова произнес Ласков, на этот раз уже спокойнее.

Водитель взглянул через плечо, а потом в зеркало заднего вида, изучая лица своих пассажиров.

– Вавилон, – повторил Талман с меньшей долей уверенности. – Да, вполне возможно, Вавилон.

* * *

– Вавилон, – сказал Яков Хоснер. Он внимательно смотрел на досье Риша. – Вавилон во всей своей заброшенности представляет собой зрелище не столь ужасное, как человеческий ум, разрушенный до основания.

Он где-то прочитал это. Хоснер обнаружил на полу начатую бутылку вина из пайка Кана и поднял ее.

– Хорошее вино… вполне подходящее.

Приложился к бутылке, но, сделав один глоток, уже не смог больше пить и выплюнул все, что набрал в рот.

– Если мне суждено когда-нибудь вернуться в Хайфу, я посвящу свою энергию и все свои многосторонние таланты налаживанию производства хорошего местного вина.

На Беккера не произвели особого впечатления ни эрудиция Хоснера, ни его планы на будущее.

– Что меня действительно бесит, – заявил он, – так это то, что мы вынуждены сидеть здесь и ждать этого сумасшедшего. Мы не владеем ситуацией.

– Может быть, что-то изменится, – ответил Хоснер. – Может, скоро мы пойдем в наступление.

Берг уловил сигнал опасности. Напрягся:

– Что это значит?

Хоснер выпрямился на своем сиденье:

– Возможно, сейчас они уже вернулись в свой лагерь у ворот богини Иштар. Если собираются снова атаковать на заходе луны, то прежде всего они вернутся сюда и соберутся на исходном месте недалеко от основания склона. Такова военная процедура. Самой заметной точкой на местности, подходящей для этого, будет городская стена. Там мы можем устроить засаду. Достаточно будет десяти – пятнадцати человек.

Берг покачал головой:

– Ради Бога, Хоснер, не начинай корчить из себя генерала. Все, что мы можем сделать, так это постараться не пускать их сюда, на вершину. Мы не можем посылать кого-то за пределы периметра. Если отряд, который ты хочешь отправить вперед, не найдет их, нам очень будет не хватать людей во время атаки.

– Тогда они смогут атаковать с тыла, – парировал Хоснер. – Или напасть на их лагерь, убить раненых и санитаров, уничтожить линии связи и оборудование, сжечь запасы и, может быть даже освободить Дебору Гидеон.

Несколько секунд Берг смотрел отсутствующим взглядом поверх своей горящей трубки.

– Кто же ты такой, Хоснер? Атилла или все же глава службы безопасности? Добить раненых, сжечь склады – ты что, с ума сошел? Тебе явно вреден лунный свет.

В разговор вступил Беккер.

– Он сумасшедший по крайней мере столько времени, сколько я его знаю, – заметил он, и в его словах далеко не все было шуткой.

– Нам просто необходимо что-то делать, – настаивал Хоснер. – Самое меньшее, что мы могли бы предпринять, это послать людей за водой к подножию западного склона.

Берг вновь отрицательно покачал головой:

– Если там остался в живых хоть один ашбал, с водой ничего не получится. Склон слишком крут – по сути, это стена. Мы пошлем людей на самоубийство. Разумеется, мы с легкостью найдем немало добровольцев, но, повторяю, я не могу отправить кого-то за линию укреплений. Боюсь, что дело касается и наблюдательных постов. Это было бы убийством.

Сейчас Берг ощущал большую уверенность в своих способностях командовать людьми. Ведь во время операции Хоснер в определенном смысле покинул его, но позиции Берга от этого лишь укрепились. Люди видели его на холме, видели в нем командира, и это не могло не нравиться. Непричастность Берга уже не удовлетворяла. Он знал, что в состоянии столкнуться с Хоснером лбами, и тому придется прислушаться к его мнению.

– Крепкая, надежная оборона. Никаких экскурсий. Воду надо экономить. Никаких наблюдательных постов. Нам нужно спрятаться под панцирем, как черепахе, затаиться и не высовываться, пока кто-нибудь не обнаружит, что мы здесь.

Хоснер поднялся и долго, пристально смотрел на Берга:

– Знаешь, мне казалось, что обращение наших пацифистов в убежденных киллеров – это чудо. Но еще большим чудом оказалось превращение Исаака Берга из тихого, незаметного, почти прозрачного работника разведки в реального человека. Из плоти и крови. И даже с собственным мнением. Фельдмаршал фон Берг. Так, значит, тебе это понравилось, а? Оказывается, приятно чувствовать себя королем на холме, хозяином своей собственной судьбы и держать в своих руках судьбы множества других людей. Соверши ты сегодня вечером ошибку, ты оказался бы не более мертвым, чем если бы ошибку совершил я. Но если победишь – а вот оно, Исаак, – если ты одержишь победу, они торжественно проведут тебя через Яффские ворота, словно римского императора.

Берг поднялся:

– Ну и дерьмо! Я просто решил, что две головы лучше, чем одна. Бог мой, Хоснер, неужели тебе не нужна помощь?

Беккер уткнулся в свой бортовой журнал и упорно делал вид, что полностью поглощен им.

– Единственная помощь, которую я согласен принять, – произнес Хоснер, – это помощь компетентных военных. Например, Добкина. Но не твою. – Он перешел на шепот: – Ты мне очень нравишься, Исаак, но не стой у меня на пути.

– Я останусь на твоем пути, хочешь ты этого или нет. И намерен сказать свое веское слово, когда придется принимать решения.

Верная трубка дрогнула во рту, словно подтверждая слова хозяина.

Хоснер понимал, что Берг вовсе не шутит. Внезапно он рассмеялся.

– Ну ты и сволочь! – И, направившись к двери, добавил: – Ну ладно, если уж ты так хочешь отвечать за все дело, валяй. Добро пожаловать на самую вершину пирамиды. А если я спрыгну, то ты опять останешься в одиночестве.

Он со смехом прошел по кабине и через аварийную дверь спрыгнул на крыло самолета, а потом, обернувшись, крикнул своему сопернику: