При советской власти

13

Чтобы хоть как-то обезопасить себя, а главное сына от не желавшей ничего слышать свекрови, Тоня, стесняясь и нервничая, подошла к своему начальнику отдела, человеку суровому и немногословному и попросила его содействия в получении комнаты. К тому времени Аглая Колупаева, проплакав несколько дней над похоронкой по мужу, возвратилась насовсем в деревню к престарелым родителям.

Начальник пообещал рассмотреть её просьбу и обещание своё сдержал. Более того, узнав, что комната, где хочет поселиться его молодая сотрудница, находится в ветхом доме, прежде бывшем общежитием ломовых извозчиков, он предложил ей отличную комнату в новом, построенном перед самой войной доме как раз для работников госбезопасности. Предложение это было более чем заманчивым, но Тоня вынуждена была отказаться. Не могла она бросить свекровь одну, чтобы сказал на это Гриша? И Костик… На кого она сына оставлять будет, когда она днями и нередко ночами работает? Конечно, его можно будет устроить в детсад, но это означало бы обидеть до глубины души Алёну Даниловну. Как же это, при живой бабушке отдавать внука в детсад?

Да и не только Алёна Даниловна могла приглядеть за Костиком. Тут и Нелли Сергеевна всегда рада помочь, и Арон Моисеич и, конечно же, Илюша Шмакин, не по-детски солидный и обстоятельный мальчик, на которого можно было вполне положиться. Нет, решила Тоня, переезжать ей сейчас никак нельзя. Вот кончится эта проклятая война, вернётся Гриша, тогда они и решать будут, что да как.

А война и впрямь к концу подходила, бои, ещё суровые, ожесточённые, шли уже на немецкой земле. Союзники наши, американцы да англичане, всё эти годы выжидавшие, кто кого одолеет, встрепенулись и открыли, наконец, так называемый второй фронт, спеша отнести и себя к числу победителей фашизма. Хотя решающего значения этот «второй фронт» уже не имел, ясно было всем и давно, что Красная армия одолеет Германский Вермахт и в одиночку.

Григорий Митричев встретил окончание войны в чине капитана. Грудь его украшали уже два ордена «Отечественной войны» 1 и 2 степени и орден «Красной звезды», который был ему особенно дорог. В одном из последних боёв на улицах Берлина, осколок разорвавшейся неподалёку гранаты, попал в орден, отколов рубиново-красную его эмаль и тем спас Гришу от ранения, а может быть и отчего похуже.

Были и медали. «За оборону Москвы», «За взятие Кёнигсберга», к которым чуть позже прибавилась и ещё одна: «За взятие Берлина».

После Победы входивший в состав 48 гвардейской стрелковой дивизии 146 полк, в котором служил капитан Митричев, был расквартирован в Белорусском военном округе в г. Лиде, что в Гродненской области, где офицеры и солдаты с нетерпением дожидались приказа о демобилизации и строили планы на мирную жизнь.

Гриша часто получал письма от жены, из которых знал, что оба деда его, Данила Никитич и Иван Петрович до победного мая не дожили совсем немного. Ненадолго пережили их и бабушки Гриши. Правда бабка Прасковья дождалась сына, обняла его напоследок, а вот внука увидеть – не сподобилась.

Про то, что Алёна Даниловна в религию ударилась, Тоня писать остереглась, сообщила только, что свекровь, оправившись, наконец, от болезни своей, работала теперь на фабрике «Красная заря» вязальщицей, куда её устроила соседка Нюра Шмакина. «Ну а о моей работе ты знаешь» – делала неизменную приписку Тоня в каждом письме.

Гриша не раз пытался представить себе Тоню в форме работника госбезопасности, но – не мог. Стройная девушка в сиреневом платьице, какой он запомнил её ещё с предвоенных лет, и вдруг – чекистка! К этому нужно было ещё привыкнуть. И к семейной жизни тоже нужно будет вновь привыкать. За все военные годы они виделись всего три раза. В самом начале войны, когда его, раненого лётчика, переплавляли в госпиталь в г. Молотов. И позже когда он приезжал на короткую побывку после ранений. С тех пор они не виделись почти три года.

Скучал Гриша по жене и сынишке так, что ни в сказке сказать, ни пером описать. И, как и все в полку, строил планы на мирную жизнь, пытался представить, как это всё теперь, после этой страшной войны у них будет?

Демобилизация шла неспешно, люди изождались своей очереди.

Чтобы хоть чем-то занять изнывавший без дела личный состав, командованием полка был дан приказ организовать учебные занятия по боевой и политической подготовке. Но чему учить людей, многие из которых воевали с далёкого сорок первого, не раз и не два рисковали жизнью, имели ранения, боевые награды?

Офицеры уводили свои подразделения с глаз начальства долой куда-нибудь подальше в лес или поле, где солдаты валялись на траве, загорали, вспоминали фронтовые истории, весёлые и трагические и, конечно же, приключения по женской части. Но охотнее всего рассуждали об ожидавшей их мирной жизни. И каждый знал теперь, как нужно её прожить и был уверен, что именно так и проживёт. В свободное же от таких «занятий» время офицеры таскались друг к другу в гости, пили водку, отплясывали с местными красавицами в клубе, гоняли по нешироким городским улочкам на трофейных мотоциклах.

…Квартирная хозяйка Гриши Митричева пани Мария, пикантная, в теле, вдовушка, выдавала замуж единственную дочь свою Элизу. А капитан, по нижайшей просьбе вдовушки и с разрешения командования, выступил на этой свадьбе в качестве шафера. Когда одетый в парадную форму капитан вёл невесту под руку к костёлу, не без удовольствия слышал восхищённый шёпот за спиной: вот то пара!

На обратном пути к дому Гриша уже шествовал рядом с молодящейся старушкой,

ранее сопровождавшей к венцу жениха, невзрачного, но богатого, как говорили, пана. Чумазые мальчишки, бежавшие за новобрачными, по обычаю требовали выкуп за невесту, и Митричев щедрой рукой бросал им заранее припасённые мелкие монетки.

Гуляли три дня. Было много цветов, беспрерывно играла музыка: местный оркестр состоял из трёх носатых евреев-скрипачей, и толстого краснощёкого поляка, дувшего изо всех сил в трубу. Щёки его мгновенно округлялись, словно за ними вдруг оказывалось по мячику, и также вдруг исчезали, как будто мячики эти проваливались в огромный живот трубача. Но тотчас же появлялись снова…

Лишь к весне следующего года демобилизация затронула 146 полк. Впрочем, к тому времени некоторые солдаты, и офицеры полка приняли решение остаться в Лиде навсегда. Кто-то успел обзавестись здесь семьями, а те, кто уже был женат, выписывал своих благоверных вместе с семейным скарбом на новое место жительства. Занимали дома, оставленные поляками, подавшимися на родину.

Снялась с места и пани Мария с семейством дочери, в котором со дня на день ожидалось прибавление. И хотя жили предки пани Марии на этих землях с незапамятных времён, оказалось, что теперь полякам тут места не было.

Митричева весть о демобилизации застала в деревне Воложено, расположенной неподалёку от города Волковыска, куда часть полка была передислоцирована по каким-то одному лишь командованию ведомым надобностям.

Командир полка предложил Митричеву и некоторым другим офицерам продолжить военную карьеру, посулил безбедную жизнь, в недалёкой перспективе учёбу в академии. Иные поддались на заманчивые обещания, но Митричев остался твёрд: на гражданку, домой! И профессию хотелось мирную обрести. Инженером стать, например, или учителем. В школе, помнится, ему математика легко давалась, Конкордия Александровна, его бывшая учительница, хвалила даже. Конечно, он давно всё перезабыл, но ведь вспомнит, чёрт побери, почему же нет?

И вот счёт до отправки домой пошёл уже на дни: четыре, три… А за день до отправки, когда мысленно Гриша уже подъезжал к Москве, произошла неожиданная встреча, повлиявшая на всю дальнейшую жизнь его.

Ранним, пригожим утром, когда капитан Митричев ещё сладко почивал на мягкий перине, его разбудил дежурный по штабу лейтенант Зиновьев, молодой, не нюхавший пороха паренёк, призванный в армию уже после окончания войны. Разбудив Митричева, он шёпотом, чтобы не потревожить сон другого капитана – Евсеева, с которым Гриша делил хату, передал ему приказ командира полка немедленно явится в штаб.