Прибытие

Тут, словно услышав мои слова, голова фон Вюрта, если, конечно, Серёга не ошибся, и это был именно гауптштурмфюрер, шевельнулась. Глаза распахнулись и загорелись красным огнём. Дед, увидев это, поднялся и потянулся, а затем неспешно подошёл к голове.

– Думаю, что сейчас, Рома, мы ответы на твои вопросы и получим, если, конечно, эта голова может мыслить и говорить, а не просто тупорылый придаток к туловищу, который использовали для жратвы.

Глава 3

– Что? Что такое? Почему я не чувствую своего тела? – немецкая речь лично мне всегда казалась слишком грубой. Абсолютно лишенной певучести. Неудивительно, что даже лирические песни на немецком языке звучали как марш. Сейчас исключения не получилось. Вроде бы голова задавала вопросы, но словно приказы отдавала.

– Что, Серёга, ещё не забыл шпреханье? – это первое, что сказал дед, когда мы все осознали, что голова и правда разговаривает.

– А как же, хенде хох, ёптить, – проговорил Сергей, не сводя взгляда с головы.

– Как я могу поднять руки, русская свинья, если у меня нет рук? – зарычала голова фон Вюрта.

– О, начинается, старые песни о главном. – Проговорил я на языке, на котором орала голова, и подошёл поближе.

Я знаю немецкий. Дед в своё время постарался, чтобы я очень хорошо знал немецкий и английский. Так что проблем с пониманием у меня не было. Сам дед тоже отлично знал эти языки. Я даже видел у него Шиллера в оригинале, один из трофеев, как дед говорил, грустно усмехаясь при этом.

– О чём ты говоришь, щенок? – продолжала визжать голова.

– О жизни, о музыке, о любви, – я вытащил свой посеребрённый нож и приставил к правому глазу головы сразу под нижним веком. – Как думаешь, тебе пойдёт образ Кутузова? Или тебе ближе Нельсон?

– Роман! Отойди, – раздался за спиной окрик деда.

– Нет, – я покачал головой. Горло всё ещё болело, и единственное, чего мне хотелось, это сжечь эту пакость к чёртовой матери. С другой стороны, я прекрасно осознавал, что это наш, возможно, единственный источник информации, поэтому не спешил осуществлять свою угрозу.

– Немедленно отнеси меня к моему телу, а еще лучше в замок Вольфсангель, и, возможно, ты останешься жив. Хотя, вряд ли. Скорее всего, ты сможешь получить быструю милосердную смерть.

– С удовольствием, – я схватил голову за волосы и пошёл вместе с ней к догорающему костру. – Не помню, на каком именно догорает твоя туша, но не переживай, с твоим приятелем ты пробудешь недолго, если я всё-таки ошибусь.

– Ты чего, парень, ты чего? – голова дернулась, но я только поудобнее перехватил её за волосы и сделал замах. – Эй, давай договоримся!

– А что так? Уже не хочется поближе к телу оказаться? – я поднял голову, чтобы посмотреть в глаза.

Глаза, кстати, уже не были красными. Они были очень светлыми, голубыми. Красивый был фриц, наверняка девки от одного вида в обморок падали. Да ещё и из баронства. Фон Вюрт, как никак.

– Что-то не хочется. – Призналась голова. – Как вы вообще умудрились их поджечь? Гомункулы невозможно сжечь.

– Ах, вот почему мы никак эту дрянь сжечь не могли, – Сергей покачал головой, подошёл к первому костру и удовлетворённо кивнул. – Ну вот, а ты говоришь, Саня, что самогон не впрок пошёл. И пару десятков лет скинули, и вон гомункулов жечь научились.

– Что он говорит? – обратилась ко мне голова.

– Он говорит, что владеет методиками, которые позволяют ему сжечь что угодно, даже гомункулов. А ещё у нас есть отличные катализаторы: бензин и спирт называются. – Ответил я, подходя к нашей стоянке и устанавливая голову на стол.

– Что ты с ним любезничаешь, Роман, – к столу подошёл дед. Если Сергей прекрасно понимал немецкую речь, то дед и поболтать мог с носителем этого языка, и даже получше меня. – Имя, звание, какой сейчас год, и где мы, в конце концов? – сурово и отрывисто дед задал вопросы, которые были только началом из множества других, приготовленных для этого, условно говоря, пленного.

– Я помню тебя, Иван, – задумчиво произнесла голова. – Ты командовал тем отрядом, который чуть не сорвал нам обряд перехода. Ты постарел, Иван.

– Угу, я постарел, а вот с башкой у тебя что-то случилось, – дед посмотрел на голову и скривился. – Хотя, с ней и так что-то произошло. Потому что я – не Иван.

– Неважно, вы же называете нас всех поголовно Фрицами.

– А ещё, Гансами. Ой, так ты же и есть Ганс, вот же, как получилось, ёптить, – к нам подошёл Сергей. Говорить он всё-таки мог, но на таком ломанном немецком, что даже я поморщился.

– Ты тоже постарел. – Бросила голова в сторону Сергея, никак не отреагировав на его выпад. – Что вы со мной хотите сделать?

– Это будет зависеть от твоих ответов. Пока что я ни услышал ни одного. Правда, легкой милосердной смерти не обещаю. У тебя был шанс сдохнуть легко и милосердно, но… – дед развел руками. – Имя и звание.

– Вы знаете моё имя. А звание уже не имеет значения, – голова замолчала, а потом встрепенулась. – Это же вы нашли мои документы?

– Мы, – не стал отрицать дед. – Где мы? Это же не наш мир. Мы куда-то переместились? Это как-то связанно с вашим проклятым ритуалом?

– Я отвечу, – наконец, приняла решение голова. – Собственно, вы всё, что я расскажу сейчас сможете узнать в первом попавшемся баронстве. Бароны, тьфу, свиньи, – он просто налился презрением и ненавистью. Странно, он даже Сергея в шинели так сильно не ненавидел, как упомянутых баронов. – У меня есть условие. Я постараюсь максимально ответить на ваши вопросы, а вы будете поддерживать во мне жизнь.

– И как её поддерживать? – спросил дед.

– Кровью. Мне нужна кровь раз в три дня, где-то треть стакана. – Голова смотрела очень внимательно. При этом смотрела она только на деда. Мы с Сергеем её не интересовали.

– Куда эта кровь пойдёт? У тебя же желудка сейчас нет, – дед смотрел так же внимательно.

– Куда надо, туда и пойдёт. Не бойтесь, из шеи не выльется. – Сарказм слышался теперь в каждом слове.

– Еще одно. Если твоя кровь попадёт на кого-то из нас, мы тоже станем такими вот кровососами, с телами-гомункулами? – спросил я, выходя из-за спины деда.

– Да кому вы нужны, делать вас посвящёнными, – и голова сплюнула прямо на стол. Ещё нас свиньями называет, хряк помойный. – Это сложный, длительный и болезненный ритуал. Который обеспечивает относительное бессмертие. То, что оно относительное, я по Кристиану вижу. Ну что, принимаете условия? Или идёте собирать сплетни по деревням?