Причесывая жирафу

– Совершенно точно. В Лувре украли Мане, в Тулузе - Коро, Фрагон украден в Марселе, Сезанн - в Жесе в Провансе и Фра-Анжелико - в Лионе. Хорошенький счет, понимаешь?

– Понимаю. Ты производишь следствие?

– Уже два дня.

– И ты нашел след?

– Не знаю.

Марк нахмурил брови.

– Нехорошо скрывать от меня, Сан-Антонио.

– Я ничего от тебя не скрываю. Я сказал грустную правду: я не знаю, нахожусь ли я на следе или нет.

– Но тогда что же ты делаешь в этом цирке?

– Я принюхиваюсь. Арсен Люпен Музеев действует с исключительным мастерством, никогда не оставляя ни малейшего следа. Но я вывел одно заключение, которое может оказаться полезным.

– Не дай мне умереть от любопытства, - умолял Марк.
– Я чувствую, что сейчас это случится.

– В каждом городе, в котором происходили кражи, цирк Барнаби давал представление именно в тот день, когда исчезали картины.

Перри упал на диван и звонко поцеловал бутылку виски.

– Кроме шуток?

– Да. Может быть, дело идет о простом совпадении, заметь это.

– Нет, - тихо возразил Перри, - пять совпадений... это слишком!

– Я тоже так подумал, и тогда мне в голову пришла мысль пожить немного внутри цирка, чтобы поближе познакомиться с поведением каждого его участника.

– И ты нанял булимика, чтобы он помог тебе?

– Совсем нет, этот проклятый господин, которого ты видишь, одетый в халат и поглощающий сэндвич, не кто иной, как мой сотрудник, главный инспектор Александр-Бенуа Берурье.

Беру поклонился: он заканчивал день легким ужином.

– Беру, - пояснил я, - всегда обладал исключительным аппетитом, а в настоящий момент у него еще завелись солитеры. Когда мы искали возможность проникнуть в цирк, у него появилась эта идея. Судя по тому, как идут дела, надо думать, что он попал в яблочко.

Марк был восхищен.

– Цирк отправляется в Италию?
– спросил он.

– Да, сын мой. Италия - это страна музеев. Я надеюсь, что мы там что-нибудь да засечем.

– Ты будешь держать меня в курсе дела?

– Обещаю.

– Ты только подумай, как будет отлично, если я первым сообщу о затравленном зайце.

– Ты сможешь это сделать, когда я раскрою это дело, но в настоящий момент мы играем в молчанку.

Мы еще немного поговорили, но в конце концов Марк поднялся с дивана. Он уже подошел к двери, когда заметил, что потерял электрическую лампочку от своего фотоаппарата. Он встал на четвереньки, чтобы поискать ее, но толстяк сконфуженно пробормотал:

– Прошу прощения, господин журналист, но мне кажется, что я ее съел.

2

Я не знаю, парни, жили ли вы когда-нибудь в цирке. В сущности, с вашими идиотскими башками, в этом не было бы ничего удивительного.

Я отлично представляю вас в зверинце, братцы, между американскими мангустами и шимпанзе. Вы очаровательны в вашей красивой клетке! Вам меняют подстилку два раза в день, так как обслуживание там роскошное! А кроме того, плохо верится, но у публики доброе сердце.

Даже трудно себе представить, что они могут швырнуть вам на угощение. Но пусть не это вас соблазняет, а чудесная жизнь без забот и огорчений!

Мы поочередно давали представления в следующих городах: Тур-де-Нин, в Понде Боавуази, в Бойро и в Гренобле. Так как в последнем имеется музей, я ожидал новой кражи, но как бы не так: было полное спокойствие. Повсюду толстяк производил фурор со своим номером булимии. В нем пробудился огромный талант!

Время от времени, будучи в особенном ударе, он ошеломлял нас, поедая червяков, промокательную бумагу или зонтик, но это была лишь забава, если я могу так выразится. (А почему бы я не мог так выразиться? Вы не можете запретить мне это.) В каждом городе, где мы выступали, нас ожидал триумф. Нашему появлению предшествовала необычайная реклама. Все ждали толстяка, а журналисты осаждали его, лишь только появлялся Барнаби. Его заставляли давать автографы, восхищенные дамы приносили ему в фургон лакомства: бараньи кости, битую посуду и тому подобное.

Примите во внимание: все эти вещи богаты кальцием.

Его Светлость существенно изменился. Теперь, став звездой, он свысока посматривал на меня и принимал позы. Скоро мне придется им заняться!

Однажды вечером, это было, кажется, в Шамбери, он сказал мне:

– Я заявляю тебе, Сан-Антонио, что я собираюсь подать Старику заявление об отставке.

Я нахмурил брови.

– В самом деле?

– Да, месье. Ты отлично понимаешь, что мне нет никакого основания тянуть лямку в течение долгих лет, тогда как здесь я за два дня зарабатываю столько, сколько за месяц службы в полиции.

– Как хочешь, толстяк.

– Это тебя огорчает?
– обеспокоился Ужасный.

Так как я не ответил, он продолжал:

– Понимаешь, Сан-Антонио, нужно обеспечить себе старость. Мне нужно кормить жену, а она ест почти столько же, сколько я, ты же знаешь.

– Есть только одна вещь, которую я понимаю, Беру: мы начали следствие, и мы его закончим. Когда следствие будет закончено, ты сможешь делать все, что захочешь.

Он нахмурился.

– Судя по тому, как сейчас идет дело, это твое следствие еще не скоро будет закончено.

Тут он сказал сущую правду. Все, казалось, идет хорошо в этом цирке. Каждый выполняет свою работу как можно лучше.

Теперь разрешите мне, раз уж мы заговорили об этом, рассказать вам о номерах, составляющих программу.

Там юыли знаменитые клоуны Вома и Ранго; знаменитые антиподисты (эпитеты взяты из программы) Градос; мадам Кавальери со своей легкой кавалерией; профессор Пивуникони, престижератор; мисс Мугуэт и ее слоны; Эксобрутос на воздушной трапеции и Спранет, первый жонглер мира.

Вот это спектакль!

Вначале нас приняли очень мило, но после огромного успеха Его Величества люди стали сторониться нас. Тем более, что Барнаби изменил порядок номеров. Отныне в звездах вместо Эксобрутоса ходил Беру. Все они были очень недовольны и старались нам напакостить. Только мисс Мугуэт была любезна с нами. Во-первых, потому, что я занимался ее животными, и, во-вторых, потому, что она не осталась равнодушной к моему шарму. В особенности, когда я устремлял на нее свой чарующий взгляд.