Причина его одержимости
Шрифт:
– Потому что он хитрый сукин сын. Со всех сторон подстраховался. Наслал своих юристов. Те жалобы одну за другой катают.
– Так, может, по делу наслал, Михал Семеныч? Ты как будто забыл, как менты работают. Проблемы наших девочек они вон как лихо игнорируют. А тут чуть запахло новыми звездами на погонах – вцепились в пацана мертвой хваткой. Их бы резвость да в мирное русло направить.
– Даже разбираться ни с чем не хочешь? Целиком на его стороне? Где твои мозги, Воржева?
Ну, так-то держусь я гораздо увереннее, чем себя чувствую. Гордо распрямив плечи, я, тем не менее, опять и опять прокручиваю в голове момент, когда Кирилл у меня спросил, как бы я отреагировала, если бы узнала, что он виновен в смерти отца. Да, потом он сказал, что пошутил, но… Но!
– Михал Семеныч, давай я с личным сама буду разбираться. Окей?
– Ох уж это ваше «сама»! Знаешь, сколько я повидал таких самостоятельных? А как петух в жопу клюнет, бегут ко мне за помощью.
– Я не прибегу. Теперь-то мне можно приступить к своим непосредственным обязанностям?
ГЛАВА 16
Наверное, на нервах месячные приходят почти на наделю раньше. С подросткового возраста у меня они протекают довольно болезненно. Гинеколог обещал, что после родов все пройдет. И действительно, одно время стало полегче, а потом боль вернулась едва ли не с большей силой. Тянусь к сумочке, чтобы достать обезболивающие, и вспоминаю, что забыла те переложить. Сумочек у меня теперь много. На все случаи жизни. Кирилл действительно не экономит. Каждый божий день в нашей с ним гардеробной появляются все новые брендовые пакеты. Поскольку я категорически отказалась принимать в этом участие и транжирить чужие деньги, покупками Кир занимается самостоятельно. И надо заметить, вкус у сопляка безупречный. А еще несколько извращенский, если речь идет о белье.
– Люсь, – заглядываю к Людмиле Борисовне, – у тебя есть какое-нибудь обезболивающее?
– Сейчас найдем, – кивает та.
– Голова разболелась?
– Нет. Месячные раньше срока пришли. – Опускаюсь на стул, поджимаю ноги и лицом утыкаюсь в колени.
– А что так? Может, к врачу?
– По такому пустяку? Брось. Это все нервы. Что-то много желающих развелось их мне помотать.
– Ты про своего мальчика? – Люся бросает на меня обеспокоенный взгляд. – Он тебя обижает?
– О господи. Нет, конечно. С чего ты взяла? Кирилл, напротив, очень старается. – Забираю из рук подруги таблетку и стакан с водой.
– Вот как? Ну, слава богу. А то я уже сто раз пожалела о том, что вроде как тебя к нему подтолкнула. Что на меня нашло? Дура старая.
– Эй! – удивленно округляю глаза. – Ты чего? Нормально все.
– Уверена?
– Абсолютно. Кирилл… Знаешь, он совершенно удивительный. Да, начали мы черте по какому, но сейчас… Люсь, он мне завтрак в постель приносит и таскает цветы с клумб. – Недоверчиво качаю головой. – За мной никто в жизни так не ухаживал. Никто так внимательно не слушал. Ему как будто все про меня интересно. Это совершенно обезоруживает. А знала бы ты, сколько он для Ариши сделал! Уму непостижимо.
Любовь Борисовна неуверенно кивает.
– Ну а в сексе?
– Люсь!
– Я у тебя не о том, в какой позе он тебя трахает, спрашиваю!
– А о чем? – закатываю глаза.
– О твоих чувствах. Ты же не делаешь это через силу?
Чувствую, как к щекам приливает кровь. Хорошо, что я довольно смуглая, и этого не видно.
– Нет, – мотаю головой. – Не через силу.
– Уверена, что твой мозг не блокирует таким образом негативный опыт?
– Люсь, это лучший секс в моей жизни. Я очень благодарна тебе за участие, но правда, здесь совершенно не о чем беспокоиться.
– Пусть так, но если ты услышишь хоть какие-то звоночки…
– Тебя, что ли, Кинчев настращал?
– Если только немного. – Люся растягивает губы в извиняющейся улыбке.
– Представляешь, Кир уверен, будто Михал Семеныч бесится, потому что в меня влюблен, – усмехаюсь.
– Что сказать? Твой мальчик и впрямь очень наблюдательный.
Я чуть со стула не падаю! Руки, сцепленные в замок вокруг коленей, разъезжаются. Ноги опускаются на пол.
– Нет, ты серьезно?
– С таким не шутят.
–
Охренеть. Он же никогда ни словом, ни делом… Даже намеком!– Мишка не дурак, Ань. Понимал, что ему с тобой ничего не светит. Чая хочешь?
– Нет.
– Сигарету?
– Нет. Я Кириллу обещала бросить. Лучше к себе пойду. Надо это как-то переварить. Спасибо за таблетку.
– Помогло хоть?
Прислушиваюсь к себе:
– Ага.
Выхожу из кабинета, как пыльным мешком ударенная. Нет, конечно, мне до чувств шефа нет никакого дела, но это, наверное, сложно – любить без всяких шансов на взаимность. Неудивительно, что Кинчев пытается опорочить Кирилла в моих глазах. И ведь не волновало его, что я сама при этом чувствовала, как мне было плохо! А мне реально физически плохо от мысли, что я могу потерять Кирилла. Неужели сопляк стал для меня так важен? Как… Когда это случилось? Ничего не понимаю.
Схватив сумочку и телефон, выхожу на улицу. Если пройти квартал и свернуть на светофоре, можно попасть в чудесный парк, который я до этого игнорировала, потому что такая плотность детей на квадратный метр могла стать слишком большим испытанием для матери, у которой отобрали дочь. Теперь же меня это не смущает. Нацепив на нос огромные солнцезащитные очки, неспешно бреду вдоль улицы. Притормаживаю у аптеки, очень вовремя вспомнив о том, что собиралась начать прием противозачаточных. Покупаю сразу две упаковки. Когда-то этот препарат мне назначил врач. Не думаю, что с тех пор что-то сильно изменилось. Чуть отойдя в сторону, закидываю таблетку в рот. Ощущение контроля над ситуацией придает уверенности. Что бы не случилось дальше, мне не придется беспокоиться о возможной беременности. Учитывая то, как качественно Кирилл меня заливает спермой, прерванный акт – не слишком надежный метод контрацепции. К тому же мы уже обсудили, что я буду предохраняться. В этом вопросе Кирилл довольно легко под меня прогнулся. Эта мысль заставляет меня резко остановиться. А собственно, какую мою просьбу он проигнорировал? Что-то не припоминаю. Да, иногда мальчишка страшно упрям, но страх меня потерять понукает его идти на уступки. Чертов мальчишка! Лучше бы ты и дальше выламывал мне руки. Так было бы проще держать тебя на расстоянии.
В офис я возвращаюсь еще более взбудораженной, чем уходила. Остаток дня проходит в бесконечной езде по делам фонда. Уже возвращаясь домой, я снова слышу по радио, что Кира официально вызвали на допрос. Видите ли, у следствия появились какие-то новые данные. И хоть диктор новостей опять ни в чем прямо Кирилла не обвиняет, это выглядит так, будто его уже осудили и вынесли приговор. Алло, а где же ваша хваленая презумпция невиновности?! Мои руки на руле начинают дрожать, а в левой половине груди начинает так сильно ныть, что даже вновь проснувшаяся менструальная боль отходит на второй план. Я не хочу думать о том, что мальчишка, которого я воспитывала целых три года – хладнокровный убийца. Мне сложно смириться (какими бы ни были его мотивы), что молодой мужчина, которому я каждую ночь отдаюсь – монстр.
– Ты сегодня поздно. Устала? Я велю накрывать на стол.
Как и всегда, когда он оказывается дома к моему появлению, Кирилл выходит меня встречать. Не глядя на него, сбрасываю со стоном туфли.
– Было много дел. А ты чем занимался?
Я запинаюсь в надежде, что он не станет мне врать. И замираю к нему спиной, опасаясь услышать правду.
– Помимо того, что два часа бездарно провел в ментовке? Тебя же это больше всего волнует, Аня?
– Поставь себя на мое место. – Пожимаю плечами. – Я переживаю за тебя.
Кирилл подходит со спины, обхватывает мои плечи и жарко шепчет в ухо:
– Мне ужасно приятно, что ты за меня переживаешь, но это не имеет совершенно никакого смысла. Они ничего на меня не найдут. Клянусь.
– Почему ты так в этом уверен?
– Потому что доказательств моей вины не существует в природе. У них даже мотива нет. Так, наобум прессуют в надежде, что проколюсь.
– Скажи, что я могу тебе верить, и я поверю, – шепчу я, взволнованно облизав губы.
– Только мне и можешь. Никому больше, слышишь?