Причины и следствия моего Я

У каждого автора, для того чтобы с точностью или хотя бы со своей верностью определить реальность мира, должен был под рукой находиться свой определяющий эту реальность тотем. И надо заметить, что в данном случае, с авторским уходом в воображаемые им миры, требуется не просто бездушный предмет, которым пользовался Ди Каприо в начальном фильме. Нет, здесь дело куда как более сложное, и ради собственной безопасности, автору, которому каждую его вдохновляющую минуту грозит застрять в иных мирах, просто жизненно-необходим свой живой тотем, который в минуты долгой забывчивости автора, сможет вернуть его в эти, а не выдуманные им реалии жизни.

– Что это было? – Первое, что выговорил Алекс, как только приподнял свою голову с ноутбука, крышка которого была прижата к клавиатуре его головой, после чего с некоторой осторожностью повернулся назад посмотреть на диван, где к его облегчению на Алекса смотрел проснувшийся кот.

– Мне это приснилось или как? – Алекс, внимательно посмотрев себе в глубину сердца, а также на кота, задался этим вопросом по большей части к себе, но при этом он был бы не прочь, если бы и Мурзик принял хоть какое-то участие в ответе на него.

– Приснилось. – Не услышав никакого внятного ответа от Мурзика, Алекс облегчённо вздохнул и, повернувшись обратно к столу, открыл крышку ноутбука для того чтобы закончить то им начатое до этого сна дело. Но то, что увидел Алекс на открытой им странице ноутбука, вызвало в нём совершенно иные, уже необлегчённые вздохом мысли.

«У каждого за спиной всегда стоит свой автор». – Светом огня монитора и какого-то странного предчувствия отражались эти слова в сердце Алекса.

Глава 2

Жертва или всё-таки фаталист обстоятельств

Она, не придумывая ничего нового и, не влезая в дебри психоанализа, следующим образом объясняет наш с ней разрыв, что мол, так получилось, или же, если хочешь более детально, то скорей всего, таковы стечения жизненных обстоятельств.

– Каких таких, на хрен, обстоятельств? – Воспоминание об этой её искривленной улыбке, с которой она проговаривала эту свою отговорку, в одно мгновение заставило вскипеть Алекса. И он, стоя на кухне с чашкой кофе, не выдержав этой её наглости, с которой она сейчас ему в этом памятливом воспоминании, не стесняясь, врёт прямо в глаза, сгоряча взял и облился дымящимся напитком из чашки. После чего не стал вести себя благоразумно и, крепко выразившись, выместил всё своё зло на этой, некогда ею купленной и им любимой чашке, которую он вместе с остатками кофе закинул в мусорное ведро. Правда, эта его хреновая матерная, со зла оговорка, наводила на определённые мысли, и в принципе всё расставляла на свои места.

– Что, получила?! – Представив её искривленное гримасой отчаяния лицо, узнай она, как он поступил с этим её подарком, злорадно рассмеялся Алекс.

– Ну а всё-таки, что это такоё, и вообще, что сами по себе значат все эти стечения обстоятельств, которые, как мне что-то подсказывает, есть всего лишь желание или попытка переложить всю свою вину на кого-то другого?! – В ход размышлений Алекса вновь вмешивается его эмоциональность, не давая ему спокойно разобраться уже в этих обстоятельствах дела.

Ну а когда эмоциональность, эта нетерпимость чувств, или будет вернее сказать, этот скоростной режим, в который переключаются все твои взволнованные чувства, вмешивается в дело, то тут, конечно, не до рассудительности, и пока не остудишь себя, то нет смысла говорить о какой-то объективности. Ведь когда окружающий мир за окном (твоих глаз), летящего в неизвестность на предельной скорости автомобиля (тебя), только успевает мелькать, и тебе видится лишь отрывочными фрагментами, ну а твои клапана, своей запредельной нагрузкой на двигатель внутреннего сгорания (сердце), заставляют его работать на пределе своих сил, то и говорить не надо, что только природные инстинкты, стоящие на службе сохранности этого природного объекта, вцепившись в руль и, нажав (только плавно) на тормоза, позволяют создать хотя бы условия для сохранения организма, которому лишь после остановки в каком-нибудь парковочном месте (лучше дома), предоставляется возможность, как следует пораздумать.

И хотя Алекс уже давно припарковался, всё же эмоциональность брала своё, и он в моменты ослабления контроля над собой, время от времени нажимал на педаль акселератора и, выпуская пар, поддавал газу. После чего стакан выпитой натощак холодной воды делал своё остужающее дело, и Алекс, напоенный и накормленный этим своим сегодняшним ужином-полночником-завтраком, вновь окунался в свой разговор с самим с собой, теперь уже ставший для него привычным и даже в некотором роде обычным внутренним времяпровождением.

Вот так, в беседах с собой, как все знают, очень комфортно проводить своё свободное время, и очень поучительно получать советы во время деловых или других рабочих моментов. А это тот случай, когда на основании одной частности – использования подобным образом собственного ресурса, внутреннего голоса – можно аксимонально сделать обобщение, и с должной уверенностью заподозрить каждого в наличии, в соответственном пользовании, уже своего такого же внутреннего средства коммуникации.

А ведь наличие этого внутреннего собеседника, можно сказать, жизненно необходимо. И все те обвинения, когда говорят, что ты сказал не подумавши, под собой скрывают как раз то, что ты прежде чем выразить свою мысль, самонадеянно повёл себя. И не посоветовавшись со своим внутренним собеседником, который мог бы указать на твои недомыслия, и сразу же, без этой критической обкатки выдал на гора, теперь уже всеми признанную, если не глупость, то сырую, не как следует обдуманную мысль.

И хотя каждый из нас, не ставя в известность свой внутренний голос, таким образом частенько грешит (в оправдание хочу заметить, что лишь наша спешка и торопливость есть истинные причины такой забывчивости, ну и плюс в экстремальных случаях, когда для того чтобы перебраться по навесному мосту через пропасть на другую сторону, требуется идти быстро и не раздумывая), всё же он не столь злопамятлив. И стоит вам его только окликнуть, то он не станет притворяться глухим, требуя от вас дополнительных и лучше всего упросительных позывов, а понимающе, что с вас возьмёшь, вы же такой же человек, выслушает, и после того как слегка напомнит: «Я же тебе всегда говорил, а ты как всегда не прислушавшись ко мне, поступил как тебе заблагорассудится», – должно советующе что-нибудь ответит.

– Ты же знаешь мою натуру, – виновато ответишь ты. После этого шмыгнешь носом и, почувствовав внутреннее, истощающее тепло своего внутреннего друга, который тебе успокаивающе скажет: «Ладно, чего уж там, с кем не бывает», – всё-таки ещё не много поартачишься. – Но не так же.

– Это в тебе говорит твоя рубашка ближе к телу, а если научно, то твоя субъективность, – внутренний голос умеет указать на прорехи в твоих утверждениях.

– А разве именно для меня не важна эта самая субъективность? – Всё-таки когда твоё «Я» цепляют за его доминанту, субъективность, то оно («Я») не может должным защитным образом не среагировать на это замечание.

– Как же меня удивляет вся эта ваша объект-, субъект– и всякая другая «ивность», где, по моему внутреннему убеждению, основой является всего лишь данная вам первостепень бытия, наивность. Отталкиваясь от этого, вы в зависимости от данного вам, опять же природой, воображения, переосмысливая своё место в природе, поставив её в рамки объекта, начинаете домысливать эту свою субъективность по отношению к природе… – Как всегда в таких пост-экстремальных случаях принялся грузить внутренний голос.