Приди, сладкая смерть

Их было четверо, двое в форме и двое в спортивных пиджаках. Но вот что интересно! Хотя пиджаки у них были практически одинаковые, по пиджаку ты бы сразу понял, кто начальник. Но, может, дело было не только в пиджаке. Потому как начальником был, конечно, тот, который не кричал. Кричит в этом мире обычно заместитель.

— Документы! — закричал заместитель.

— Мне принести надо. Я здесь, в доме, живу.

— Никаких! Сразу пройдете с нами!

— Забрать меня вы могли бы, только если бы я прошел через опечатанную дверь. Но вы забыли про боковую дверь. А ведь уже в первый день занятий у Франци вас учили: «Боковые двери и окна также должны быть опечатаны», — сказал Бреннер, подражая надворному советнику Францмайеру с его шепелявым выговором.

У заместителя очередной крик застрял в горле. Ведь это, конечно, была его вина, что боковая дверь не заклеена, в этот момент ему в сторону своего шефа даже смотреть не хотелось. А упоминание о Франци его окончательно добило.

Но в такой ситуации каждый шеф должен быть на стороне своего подчиненного, а нагоняй оставить на потом.

— Разумеется, нет ничего приятнее для нас, чем бывшие коллеги, вмешивающиеся в нашу работу, — презрительно произнес тот.

Но как только Бреннер показал золотую цепочку на шее Бимбо, стало тихо.

— С какой стати вы про это знали? — обрел вдруг голос заместитель.

— Он всегда носил какую-нибудь цепочку. Поэтому я и искал ее. Только найти ее было совсем не трудно, потому что сзади под воротником еще даже кусок выглядывал.

Вот есть такой тип начальников, которые не умеют кивать. Не потому, что у них такая бычья шея, а потому, что они слишком хороши, чтобы кивать, ну, как бы сказать: тебе еще на полметра подрасти надо, чтобы мы с тобой на уровне кивка оказались. Иначе говоря: это уже вполне заменяет кивок, если я тебе буду молча пялиться в глаза две секунды кряду, вместо того чтобы наорать на тебя так, чтобы ты стал ростом метр пятьдесят.

А спустя эти две секунды господин из криминальной полиции в начальническом пиджаке отвел свои стеклянные глаза холерика от Бреннера и приказал своим коллегам в униформе, чтобы они отвезли Ланца в следственную тюрьму, а затем отправили Бимбо на вскрытие.

— А ты пока оставайся здесь и следи, чтобы еще какие-нибудь сумасшедшие не уничтожили следы, — сказал он своему пиджачному близнецу.

На улице Молодой как раз разгонял всех со двора, типа: я бы с большим удовольствием смыл всю эту сволочь из пожарного рукава фирмы Рааб-Керхер под большим напором. Теперь Бреннер был рад, что ему удалось в суматохе скрыться в доме.

— Бреннер, — сказал Молодой, когда Бреннер проходил мимо него. Больше ничего, только «Бреннер».

Отпирая свою дверь, Бреннер все еще продолжал размышлять, было ли это приветствие, угроза или крик о помощи.

Но он недолго думал над этим. Потому как он увидел, что кто-то подсунул ему под дверь написанную от руки записку. «Пожалуйста, позвони мне: 47».

Ты, наверное, подумал, что 47 — это болезнь. И это не так далеко от истины, потому как лично для меня телефон — действительно болезнь. Но ты слушай, дело было вот в чем.

Раньше они в доме звонили друг другу по обычной телефонной сети, и платить им приходилось тоже по обычному тарифу. Но потом, когда у них появилась новая диспетчерская с новой телефонной станцией, Молодой приказал подключить весь дом к местной сети, и с тех пор они могли часами разговаривать по телефону между собой, и им это ни шиллинга не стоило. А 47 был номер домашнего телефона Ланца.

Хотя Бреннер видел, как ребята в форме увезли Ланца, он тут же набрал номер.

— Ланц?

— Твой отец оставил мне записку под дверью, — сказал Бреннер Ангелике.

— Это не отец. Это я.

— В чем дело?

— Ты не мог бы заскочить ко мне на минутку?

Едва только он вышел из своей квартиры, как услышал, что наверху открылась дверь, и не успел он протянуть руку, как Ангелика зажгла для него свет на лестничной площадке. Ведь квартира Ланца была всего лишь этажом выше прямо над его квартирой.

Даже к серому тренировочному костюму Ангелика носила свой пояс с пряжкой из золотых букв ESKAPADE, без него Бреннер Ангелику вообще еще ни разу не видел. А днем ее можно было увидеть довольно часто, потому что она работала где-то официанткой и уходила только по вечерам.

— Ты сегодня пораньше вернулась? — спросил Бреннер, как говорят обычно, лишь бы что-нибудь сказать, чтобы не было так неловко, когда среди ночи идешь в гости к женщине.

Но она и виду не подала, просто придержала Бреннеру дверь и провела его на кухню, такую же тесную, как у самого Бреннера.

— Хочешь чего-нибудь выпить? Правда, у меня есть только кофе.

— Нет, спасибо.

Бреннеру и без того уже чуть не стало плохо от неонового дневного света, освещавшего кухонную нишу, словно операционную. А может, не стоит всегда все сваливать на этот злосчастный неоновый свет. Может, это все еще были последствия извлечения золотой цепочки.

— В такое время — и кофе, — улыбнулась в качестве извинения Ангелика. — А мне ничего от него не делается. Сегодня я все равно спать не могу.

— Что стряслось с твоим отцом?

Она курила так, что щеки ее при каждой затяжке образовывали впадинки глубиной не меньше сантиметра. Как будто все было наоборот: вся кухонная ниша полностью задымлена опасным для жизни газом, и только через фильтр «Кима» поступает немного кислорода. Она не стала садиться за стол рядом с Бреннером, а прислонилась к холодильнику, так что между нею и Бреннером оставалось метра три-четыре.

— Они думают, что он задушил Гросса.

— Что на это ответил твой отец?

— Я не знаю. Они его сразу забрали с собой.

— У него есть адвокат?

— Молодой позвонил адвокату фирмы.

— Ты веришь, что это он?

Она покачала головой. Очень медленно, словно хотела не просто покачать головой, а учуять в воздухе, в каком направлении лежит истина, как в телевизионном фильме про животных.

И только когда «Ким» была докурена, она сказала:

— Эти идиоты думают, что все из-за той истории в погребке.

Бреннер толком не знал, куда смотреть. Внутренне он кивнул. Но внешне он не кивал. И вдруг ему пришло в голову, что он поступает точно так же, как тот начальник из уголовной полиции в спортивном пиджаке. Лишь бы не кивнуть. Только тупо пялиться прямо перед собой.

Без полицейского в спортивном пиджаке он бы точно не заметил, как сам изображает перед Ангеликой придурка, неспособного кивнуть головой. Но как только это пришло ему в голову, он быстро спросил:

— И поэтому они его сразу же забрали с собой?