Придон

– Хотя бы, – сказал Придон с жаром. – Только бы с нею ничего не случилось!

Хлопнула дверь, с разбега вбежала Блестка. Лицо ее раскраснелось, в глазах страх и странное облегчение. Придон повернулся к ней, сгорбленный, раздавленный бедой, бледный. Блестка бросилась на шею, обняла, поцеловала и сказала быстро:

– Придон, не надо лбом крушить стены. Это не шелк шатра, это камень. Все, что случается, к лучшему…

– Утешение рабов! – огрызнулся Придон. – Мораль бессильных!.. У сильного должно свершаться по его воле! А кто, как не я, сейчас силен в Троетцарствии?

– Есть и над нами сила, – возразила Блестка. Подумав, поправилась: – Волхвы говорят, она внутри нас, только нам не подчиняется… а сама нас подчиняет.

Придон отмахнулся, слишком умно, прорычал:

– Как она могла улизнуть? Проклятые колдуны!

– Радоваться надо, Придон.

– Радоваться?

От его рева затрепетали огоньки светильников. Блестка бесстрашно смотрела в его налившееся гневом лицо.

– Тебе повезло, Придон.

– В чем? У меня выдрали сердце, я истекаю кровью, а ты говоришь…

Она покачала головой.

– Это раньше в тебе кричало раненое сердце. Теперь орет твоя раненая гордость. Может быть, даже не раненая, а ей только прищемили дверью хвост? Длинный мохнатый хвост?.. Придон, тебе не дали совершить великий грех перед любовью! Если бы ты принудил эту чистую трепетную девушку… разве ты не стал бы плевать в зеркало, завидя свое лицо?

Придон закричал:

– Да пойми ты!.. Я не могу без нее! Гордость это или что еще, я обезумел, я говорю дурь и делаю дурь, потому что у меня перед глазами только ее лицо! Но я уверен… это мне подсказывают боги, что к ее сердцу все же есть дорожка! И что я могу ее найти, если буду…

– …медленно и бережно, – прервала она. – Запомнил? Медленно и бережно! Если будешь медленно и бережно искать эту дорожку, а найдя, продвигаться так тихо, чтобы не спугнуть даже присевшего на цветок мотылька. Ладно, Придон, об этом можно говорить до бесконечности, и каждый останется на своем. Прости, мне надо возвращаться. Ютлан что-то совсем мрачный, а Лалешка, жена Горицвета, после его гибели стала прятаться от людей, что-то бормочет, по ночам встает и бродит с факелом… Скажи, пусть приготовят мне коня. Я выеду завтра утром. И, скажу тебе честно, Придон: я рада, что не присутствую на такой свадьбе! Судьба дала тебе шанс, Придон.

Он вскричал в великом горе и гневе:

– Какой?

– Не знаю, – ответила она честно. – Но тебе не дали совершить грех. Преступление. Сейчас ты ослеплен, но потом бы сам себя загрыз… У тебя есть время опомниться.

– Нет, – отрезал он. – Я обезумел, Блестка. Я распоряжусь, чтобы тебе приготовили… нет, не коня, а повозку. Не спорь! Я отправлю с тобой подарки. Для тебя, для Лалешки и ее детей, для нашего Ютлана. И дам сотню героев. А сам сразу же пойду искать Итанию. И даже если придется перевернуть всю Куявию и заглянуть во все мышиные норки, я это сделаю!

– Несчастный, – произнесла она со вздохом. Встала на цыпочки, поцеловала его в лоб. – Хотя кто знает пути богов? Может быть, самый счастливый.

Сотня героев с грохотом промчалась на горячих конях и остановилась перед добротным богатым домом. Придон спрыгнул на землю, поводья подхватил Огнивец, а он быстрыми шагами взбежал по ступенькам. Артанин, что стоял на страже у входной двери, коротко отсалютовал копьем.

Придон сам толкнул дверь, дальше мелькнуло бледное, перекошенное от ужаса лицо старого слуги. Возникли женские тени, исчезли с легкими испуганными криками.

Деревянными шагами он пересек большое помещение со стульями и креслами вдоль стен, за единственной дверью напротив слышались женские голоса. Толкнул створку, с порога окинул взглядом небольшую комнату со скромной мебелью.

Женщина с черным платком на пышных пепельных волосах сидела у колыбели. Младенец гулил и улыбался ей беззубым ртом. По ту сторону стояла молоденькая девушка в простом платьице. При виде Придона она тихонько вскрикнула.

Придон неотрывно смотрел на женщину. Она подняла на него покрасневшие от слез глаза. Теперь лицо ее было бледным, осунувшимся.

Он медленно приблизился к ней, опустился на колени.

– Ты помнишь меня? Я – Придон, – сказал он. – Убийца своего брата и твоего мужа, я занимаю его трон не по праву. Вот мой острый нож!.. Вонзи его мне в шею. Твое сердце хоть немного утешится.

Она опустила взор на длинный нож. Артанин наклонил голову к ней, обнажив беззащитно затылок и шею. А лезвие кинжала длинное и острое, как бритва.

Ее пальцы коснулись рукояти, холод металла приятно ожег ладонь. Молоденькая девушка побледнела и прижала ладонь ко рту, когда вдова обеими руками подняла нож и коснулась лезвием шеи артанского воина. Он не шелохнулся, оставался на коленях с покорно склоненной головой.

Острый кончик прорезал кожу, выступила и вздулась алой жемчужиной крупная капля крови. Руки задрожали, женщина в бессилии отбросила кинжал. Он без звука упал на ковер. Ее безжизненный голос прозвучал как дуновение сухого воздуха в мертвой листве:

– Я не могу тебя судить… Не могу даже винить. Так уж… случилось.

Плечи Придона задрожали. Он прижался лицом к ее коленям, обхватил руками и заплакал горько, безутешно. Крупное тело вздрагивало, содрогалось. Служанка, белая как полотно, в страхе и изнеможении прижалась спиной к стене.

Вдова долго смотрела на голову, что вжималась в ее колени, наконец тонкие пальцы коснулись черных как смоль волос. Такие же были у ее Скилла.

Ребенок, оставленный без внимания, протестующее закряхтел. Женщина повернулась, Придон поднял голову, лицо даже не с мокрыми дорожками, а сплошь мокрое и красное, глаза отыскали служанку.

– Где старший сын?

Она вздрогнула, бросила беспомощный взгляд на хозяйку. Та наклонила голову.

– Приведи Трояна.

Девушка исчезла, как привидение. Женщина перепеленала младенца, дверь приоткрылась, служанка вошла, придерживая впереди себя мальчика пяти лет.

Придон, не поднимаясь, повернулся и протянул к нему руки. Мальчишка оглядел его исподлобья, потом подбежал и обхватил его доверчиво за шею. Придон снова ощутил ком в горле, в глазах защипало, слезы хлынули горячие, но уже не жгучие, слезы освобождения.

– Пойдем, – сказал он, – я тебе кое-что покажу!

Он поднялся, держа его на руках. Женщина смотрела вопросительно, слезы стояли в ее больших прекрасных глазах. Он не мог говорить, рыдания душили, только кивком пригласил идти следом, сам двинулся, как слепой, обратно через дом.