Придон
Шрифт:
Щецин оторопел, брови взлетели на середину лба.
– Как это?
– Долго рассказывать. Потом как-нибудь… Пошли своего старшего с этим вот колдунишкой. Надо отыскать его учителя, если тот еще жив, а потом то ли вызнать у него колдовство, то ли самого отвезти в Черные Пески, чтобы тот сам расколдовал Тура. Расколдует, я для него не знаю что сделаю. Не расколдует, я не только его самого, но и весь город сотру с лица земли.
– Но как это сделать? Ведь Родстан…
– …в глубине Куявии. Но колдун может изменить облик Верена. Или это сделает здесь Вяземайт. А эти пусть останутся здесь, как залог.
Щецин оглядел молодого колдуна пронизывающим взором.
– Я по его роже вижу, что он сделает. Как только окажутся на землях, где куявские войска, тут же выдаст моего сына!
Колдун съежился, втянул голову в плечи.
– Он так и сделает, – согласился Придон. – Но тогда мы выпустим этих его дружков… в другом виде. Отрежем уши, носы, отрубим руки, выжжем глаза… нет, иначе не отыщут… словом, сделаем так, чтобы они его разыскали! И тогда он пожалеет о своем предательстве.
Куявские колдуны заволновались, наперебой кричали молодому колдуну, Придон уловил только угрозы, перехватил понимающий взгляд Вяземайта, старому волхву подвели коня, Вяземайт вскочил в седло, могучие руки подобрали повод.
– Спасибо, – произнес Вяземайт, – что вспомнил о Туре.
– Что значит вспомнил? – прорычал Придон. – Я о нем не забывал!
Все, что могло выгореть, выгорело, но каменный город уцелел, разве что стены стали черными. Да еще оголился: сгорели все деревья, роскошные сады. Торчали только обугленные пни. По улицам везде зола и серый пепел, то и дело поднимаются дымки, под конскими копытами хрустят, рассыпаясь, угольки.
Придон оставался в воинском стане, прикидывал с Аснердом, какими дорогами провести огромное войско под стены Куябы, только под вечер вскочил в седло, а конь, словно сам любопытствуя, резво помчал его в захваченный город.
От обгорелых и закопченных стен все еще несло теплом, а кое-где и жаром. Придон ехал осторожно, стараясь не задевать обугленных построек. Странно, его мощь сокрушила этот город, а он временами все еще чувствовал себя самозванцем, присвоившим себе тцарскую булаву и право решать судьбы народов.
Впереди набросали, почти перегородив улицу, целую гору роскошных шапок из соболя. С иных даже не успели или поленились срезать бриллианты. Сейчас драгоценные камни освещали всю кучу дивным светом. Сундуки из драгоценных пород дерева под стеной в три ряда, на некоторых все еще замки, и можно только догадываться, что за сокровища там внутри.
Из выбитых окон с хохотом выбрасывали золотые стулья и лавки, о землю грохались с деревянным стуком, оказывалось, что только обшиты золотой парчой. Слышно через распахнутые окна, как в домах рубят столы и роскошные кресла, чтобы пролезли в окна, картины тоже рубили, мелкие выбрасывали целиком.
Конь прошел с полнейшим равнодушием, наступая на разрисованные полотна, но перед одним копыто зависло в воздухе, конь постоял так, глядя на дивное женское лицо, осторожно обошел, так и не решившись наступить, хотя явно слышал от хозяина, что все женщины – предательницы, лживые и хитрые, как все куявы…
С грохотом разбивались тяжелые мраморные статуи. Мелкие нередко падали на груду дорогого платья, уцелевали. Разгорячившиеся воины не поленились подтащить
к окнам и протиснуть через узкие проемы с десяток статуй древних героев в полных доспехах и вооружении. Одно окно для этой цели расширили тяжелыми топорами. Статуи падали с тяжелым грозным грохотом Внизу их поднимали с веселыми воплями, ставили под стенами домов и метали топоры, стараясь обухами расплющить носы. Когда затупили топоры, кто-то принес молот, из-за него едва не подрались.Молодой артанин взял из кучи прекрасный топор, лезвие покрыто редкой чеканкой, а длинная прямая рукоять вся утыкана множеством изумрудов. Придон видел, как удалец взмахнул пару раз топориком, поморщился и швырнул обратно на груду прочих драгоценностей. Придон сурово улыбнулся, настоящий артанин: не одобрил плохую балансировку, а то, что за один такой топорик можно купить табун коней в десять тысяч голов, – ему в голову не приходит, он не куяв, что за один камешек из рукояти такого топора мать родную продаст.
Сам он невольно засмотрелся на груду бранных доспехов, застольные тут же – из тончайшего железа, покрытого золотом, разукрашенного мордами зверей, головами птиц, рылами кабанов и летящими драконами. Но даже бранные, что из прочнейшего стального листа лучшей закалки, выкованного по своим рецептам горным народцем, тоже утыканы сапфирами, топазами, бриллиантами и рубинами, как будто драгоценные камни подбирали не но цвету, а по размеру: чем крупнее, тем красивее. На этих до-спехах не найти следов молота, а блещут так, что ослепят пытающегося загородить дорогу: как будто надевший такие доспехи надевает на себя солнце.
Заметно, что поножи и стальные рукавицы до локтей сперва пытались сносить в одну кучу, но в сумятице скоро все разладилось, и, помимо большой кучи, искусно выделанные рукавицы валялись и среди ларцов из серебра и золота, и среди груд дорогих плащей заморского бархата, где каждая застежка украшена крупными бриллиантами.
Даже уздечки, как рассмотрел Придон чуть дальше, украшены золотыми нитями и усыпаны мелкими бриллиантиками, изумрудами, рубинами, топазами и множеством других камней, большинству из которых он не знал названия, но дивным блеском своим завораживали и вносили смятение в душу.
Подбежал воин, почтительно подал чашу из чистейшего алмаза, похожего на застывший свет.
– От нашего десятка, – сказал он весело, – кто еще достоин такой красоты?
– Спасибо, – ответил Придон.
Он повертел чашу в руках, любуясь игрой света. До этого дня даже не мог подумать, что могут быть такие исполинские алмазы и что можно вот так с ним, теперь это большая чаша в золотой оправе, с массивной золотой ножкой, по ободку плотной цепочкой гуськом идут, тесня друг друга, тщательно подогнанные рубины волшебного оттенка.
Но даже вся оправа из крохотных фигурок сцепившихся в смертельной схватке драконов, грифов и грифонов, отдельно – сцены захвата крепостей, и все сделано настолько искусно, что, как ни напрягай взор, все равно даже в крохотном рубинчике размером с зернышко проса видны скачущие всадники, стены со взбирающимися по лестницам воинами, орлиные лица героев, хищные пасти диких зверей…
Подошли от ближайшего костра Щецин, Аснерд, Прий. Прий вообще покачивался, словно пьяный, рот до ушей, глаза хмельные. Прокричал ликующе: