Придворный

«В те дни, когда умер папа Александр Шестой и был возведен на престол Пий Третий, мессер Антонио Аньелло – ваш мантуанец, синьора герцогиня {218} , – находясь в Риме, в папском дворце, среди разговоров о смерти одного, о поставлении другого, обмениваясь с друзьями суждениями на этот счет, сказал: „Господа, еще во времена Катулла двери умели говорить без языка и слушать без ушей, так что могли таким образом открывать супружеские измены {219} . И хоть люди теперь совсем не те, что тогда, но, возможно, двери, многие из которых, во всяком случае в Риме, отделываются древними мраморами, еще имеют прежнее свойство. Кажется, вот эти две могли бы прояснить все наши сомнения, коль захотим мы узнать их ответ“. Услышав это, его друзья остановились, переглянулись и замерли, ожидая, что будет дальше. А мессер Антонио, продолжая расхаживать туда и сюда, поднял глаза, как бы невзначай, на один из входов в залу, в которой они прогуливались, и, показав товарищам надпись с именем папы Александра и цифрами V и I на конце (как вы прекрасно понимаете, они означают „шестой“), сказал: „Вот эта дверь, например, говорит: «Papa Alexander vi», то есть что он стал папой, опираясь на силу {220} , и в правлении пользовался больше силой, чем разумом. Теперь посмотрим, сможем ли мы узнать у какой-нибудь другой двери что-то о новом папе“ – и, обернувшись, тоже как бы случайно, к другому входу, указал на надпись, где была буква N, две PP и V, что означало «Папа Николай V“, и сказал: „Ох, снова горе; смотрите, что сказано: Nihil Papa Valet“» {221} .

218

Графы Аньелли – семейство родовитой мантуанской знати; с XII по XVIII в. его представители занимали высокие места при герцогском дворе.

219

Ср.: Катулл. Песнь 67: «Слышала я, и не раз, как хозяйка, бывало, служанкам / Много болтала сама о похожденьях своих, / <…> (Будто бы нет у дверей ни языка, ни ушей!)» (пер. С. Шервинского).

220

Vi – латинское слово «vis» (сила) в форме аблативного падежа, который может означать орудие или образ действия. Действительно, надпись может быть прочтена как: «Папа Александр – силой».

221

«Папа ничего не стоит» (лат.). Это и еще несколько мест книги, в которых Кастильоне затрагивает недостойных понтификов, епископов и монахов, дали повод для включения «Придворного» в «Индекс запрещенных книг» (1576).

XLIX

Как видите, этот вид шуток имеет в себе и элегантность, и добрый смысл, – а ведь так и подобает говорить человеку, служащему при дворе, рассказывая хоть правду, хоть вымысел. Ибо в таких случаях позволительно и придумывать, сколько нравится, не навлекая на себя вины, и, говоря правду, чуть приукрашивать ее выдумками, меньше или больше, по мере надобности. Но совершенное изящество и подлинное достоинство достигается, когда показываешь то, что хочешь выразить, и словами, и жестами, столь хорошо и непринужденно, чтобы слушателям казалось, будто они воочию видят, как происходит то, о чем повествуется. И такой силой обладает этот выразительный метод, что подчас украшает и делает забавным даже то, что само по себе ничуть не выразительно и не искусно.

Хотя для этих рассказов потребны и жестикуляция, и убедительность, свойственная живому голосу, но их яркость проявляется порой и на письме. Кто не смеется, когда в Восьмом дне своей сотни новелл Джованни Боккаччо рассказывает, с каким усердием пел «Кирие» или «Санктус» священник из Варлунго, зная, что в церкви стоит его любимая Бельколоре? {222} Весьма увлекательна манера рассказа также в новеллах о Каландрино {223} и многих других.

222

Боккаччо. Декамерон. День VIII, новелла 2. Упоминаются песнопения из чина мессы: «Kyrie eleison» («Господи, помилуй», греч.) и «Sanctus, Sanctus, Sanctus Dominus Deus Sabaoth. Pleni sunt caeli et terra gloria tua» («Свят, Свят, Свят Господь Бог Саваоф. Полны небеса и земля славы Твоей», лат.).

223

Каландрино – персонаж четырех новелл Восьмого и Девятого дней «Декамерона» (VIII, 3; VIII, 6; IX, 3; IX, 5), суеверный простофиля, над которым потешаются, обманывая его, хитрецы Бруно и Буффальмакко.

Думаю, к тому же роду шуток относится и то, когда смешат, передразнивая или искусно подражая. И в этом я до сих пор не видел никого искуснее, чем наш мессер Роберто да Бари.

L

– Ваша похвала дорого бы стоила, будь она правдой, – сказал мессер Роберто. – Ибо я, конечно, более старался бы подражать доброму, чем дурному. И будь я вправду способен уподобиться некоторым моим знакомым, счел бы себя счастливым. Но боюсь, что не умею подражать ничему, кроме качеств, вызывающих смех, о которых вы только что сами сказали, что они заключаются в каком-либо недостатке.

Мессер Бернардо отвечал:

– В недостатке – да, но что он зло – этого я не сказал. И должно знать, что подражание, о котором мы говорим, невозможно без таланта. Стало быть, кроме умения подделываться под речь и жесты, выводя как бы воочию выражение лица и повадки того, о ком идет рассказ, нужно быть осмотрительным и, как уже было прежде сказано по части шуток, различать место, время и лицо тех, к кому обращаешься, не опускаясь до паясничанья и не выходя из границ, – которые, впрочем, вы-то прекрасно соблюдаете, и поэтому полагаю, что и знаете хорошо. Ибо, в самом деле, благородному человеку не к лицу делать гримасы, изображая плач или смех, копировать голоса, колотить самого себя, как Берто, переодеваться на публике в нищего поселянина, как Страшино {224} , – и тому подобные вещи, для них вполне приличные, ибо составляют их ремесло. Нам же приходится заимствововать что-то от их подражания как бы походя и скрытно, украдкой, всемерно соблюдая достоинство дворянина, воздерживаясь как от грязных слов, так и от малопристойных жестов, не искривляя безудержно лица или тела – но совершая движения так, что слушающий и видящий нас по нашим словам и жестам воображал бы гораздо больше, чем слышит и видит, а при этом его разбирал бы и смех. И следует избегать в этом подражании излишней язвительности, особенно когда воспроизводишь безобразные черты лица или фигуры. Ибо телесные недостатки подчас служат хорошим средством возбуждения смеха тому, кто пользуется этим осмотрительно, но использовать их с излишней жестокостью достойно даже не столько шута, сколько врага. Так что нужно, хоть оно и нелегко, придерживаться в этом, как я уже говорил, манеры нашего мессера Роберто. Он копирует любого человека, причем не без колкости, включая его недостатки, и даже в присутствии его самого, – однако никто не возмущается, никому не приходит в голову видеть в этом зло. Я обойдусь без примеров: у него каждый день мы видим их без счета.

224

О Берто см. примеч. 57. Никколо Кампани, по прозвищу Страшино (1478–1523) – актер и автор театральных фарсов; после 1513 г. был шутом при дворе папы Льва Х.

LI

Очень сильно возбуждает смех (впрочем, смешное здесь заключается в самой манере рассказа) умелое изображение некоторых недостатков людей – не тех недостатков, что серьезны и достойны кары, а средних, выражающихся просто в глупых поступках, – или само по себе, или с приправой раскованного и едкого гротеска. Заставляют смеяться и примеры какой-нибудь крайней нарочитости, и подчас безудержные, хорошо сочиненные фантастические россказни.

Например, несколько дней назад мессер Чезаре рассказал нам про одну отменную глупость. Находясь у подеста этого города, он увидал крестьянина, пришедшего с жалобой на то, что у него украли осла. Сетуя на свою бедность и на то, как провел его этот вор, он, чтобы подтвердить безмерность своей потери, сказал: «Мессере, видели бы вы моего осла, так поняли бы, что не зря я о нем горюю. Посмотришь, бывало, на него, как идет с поклажей, – что твой Туллий!» {225}

225

Туллий – древнеримское родовое имя. Здесь комический эффект производит припоминание о самом знаменитом носителе этого имени – Марке Туллии Цицероне, имя которого поселянин, вероятно, слышал в речи кого-то из образованных людей.

А один из наших друзей, встретив по дороге большое стадо коз, впереди которого шествовал важный козел, остановился и с изумленным лицом изрек: «Посмотрите, каков красавец козел! Вылитый апостол Павел!» {226}

А еще, помните, как синьор Гаспаро рассказывал об одном знакомом ему человеке? Будучи с давних лет слугой феррарского герцога Эрколе {227} , он предложил ему двух своих маленьких сыновей в пажи, но оба умерли, не дожив до возраста, когда могли бы поступить на службу. Государь, узнав об этом, с любовью разделил скорбь отца, сказав, что он тоже весьма огорчен, ибо, когда он единственный раз их видел, они показались ему очень красивыми и скромными мальчиками. Отец отвечал: «Государь мой, да то, что вы видели, еще не великое дело. Они через пару дней после того стали куда красивее и толковее, чем я сам мог бы поверить; а уж как пели на пару – ну прямо два сокола».

226

В христианской иконографии издревле утвердился обычай изображать ап. Павла с удлиненной, сужающейся книзу, бородой. Искусство готики и Ренессанса (Витторе Кривелли, Витторе Карпаччо, Антониаццо Романо и др.) подчас представляло его бороду особенно длинной и густой.

227

Эрколе д’Эсте (1431–1505) – сын Никколо III, маркиза Феррары, Модены и Реджо. Взошел на престол в 1471 г. после сводного брата Борсо, при котором владетели Феррары получили герцогское достоинство. Путем престижных брачных союзов, выгодных дипломатических связей и постоянного наращивания военных сил сделал Феррару одним из наиболее могущественных государств Италии. Проводимая Эрколе политика покровительства по отношению к евреям, изгнанным из Испании и Португалии, послужила мощному притоку в Феррару банковского и торгового капитала.

Или еще: на днях один наш знакомый ученый увидел какого-то молодца, которого по приговору суда принародно высекли на площади. Этот бедолага, у которого вся спина страшно сочилась кровью, шел так неспешно, будто прогуливался в свое удовольствие. Доктор, исполнившись сочувствия, ласково сказал ему: «Поспеши уже, бедняжечка, чтобы поскорее уйти от всего этого ужаса». И тут этот молодчик остановился, повернулся к нему, посмотрел с изумлением и, помолчав какое-то время, сказал: «Вот когда высекут тебя, тогда будешь ходить, как нравится тебе; а уж мне позволь ходить, как нравится мне».

Но вы, вероятно, помните еще ту изрядную глупость, о которой недавно рассказывал синьор герцог. Один аббат, присутствуя при том, как герцог Федерико держал совет, что делать с огромным количеством земли, выкопанной при закладке фундаментов этого дворца, который тогда еще строили, сказал: «Государь, у меня есть прекрасная идея. Прикажите выкопать большущую яму, и пусть все, без лишних хлопот, просто свалят в нее». Герцог Федерико отозвался, еле сдерживая смех: «А куда денем землю, которая останется, когда выроем эту яму?» И аббат невозмутимо продолжил: «А вы сделайте такую глубокую, чтобы хватило и на ту землю, и на эту». И хотя герцог не раз и не два ответил ему, что чем глубже яма, тем больше будет вынуто земли, его голова не могла вместить, что нельзя сделать такую яму, чтобы вошло то и другое. Он все только твердил свое: «Значит, сделайте еще глубже». Вот как был крепок умом этот аббат.

LII

– А что же вы не расскажете про вашего флорентийского комиссара? – вставил мессер Пьетро Бембо. – Он был осажден в Кастеллине герцогом Калабрийским {228} ; и когда однажды нашли внутри города снаряды с отравой {229} , выпущенные из лагеря осаждающих, он написал герцогу, что если дошло до таких жестоких средств, то он будет мазать отравой ядра городской артиллерии, и посмотрим, кому придется хуже {230}

228

Кастеллинаин-Кьянти – укрепленный городок в южной части владений Флорентийской республики, имевший немалую стратегическую ценность. Описывается эпизод войны 1478 г. между Флорентийской республикой и коалицией Неаполитанского королевства, Папского государства и Сиены. Объединенным войском союзников командовал наследник неаполитанского престола принц Альфонсо (см. примеч. 23), носивший титул герцога Калабрийского. Осада закончилась сдачей города и временным его переходом под власть Сиены.

229

В оригинале «passatori». Это слово в военном языке эпохи имело два значения: 1) полые снаряды, начиненные ядом или легковоспламеняющейся смесью (другое их название – «свинцовые желуди»), и 2) копья, метаемые из баллисты. При значительном развитии артиллерии метательные машины, более удобные в транспортировке и разнообразные в применении, продолжали использовать и совершенствовать не только в XV, но и в XVI в.

230

Глупость ответа в том, что при выстреле из пушки отрава не могла сохранить свое действие. Этот анекдот, навряд ли исторически достоверный, можно скорее отнести к популярному вплоть до наших дней в любой части Италии фольклорному жанру насмешек над жителями других ее местностей. К этому жанру, как увидим ниже, и переходит разговор. В XV–XVI вв. борьба между Флоренцией и Сиеной во флорентийской литературе отражалась, в частности, через неустанное высмеивание сиенцев как тупиц. Как видим, противники платили флорентийцам той же монетой. На самом деле технической стороной борьбы за Кастеллину заведовали два блестящих специалиста: со стороны осаждавших – Франческо Мартини (1439–1501), сиенский архитектор, художник и военный инженер, автор трудов по теории архитектуры и военному искусству, а со стороны обороняющихся – флорентиец Джулиано ди Сангалло (1445–1516), не менее знаменитый архитектор, скульптор и военный инженер.

Конец ознакомительного фрагмента.